бессмысленное карканье. Комнату будто заполнило заплесневелое тепло их тел, ноги с длинными когтями клацали по полу, разбрасывая белый помет, который они роняли от волнения. Эмрал уже собралась обернуться и взглянуть на них, улыбнувшись при гибели очередной иллюзии.
– Женщина! – прошипел кто-то.
– Азатанайка! Говорят, что они могут принимать любой облик, какой пожелают.
– Ерунда. Их связывают те же законы, что и всех остальных. Может, ты и мечтаешь сбежать от своей уродливой внешности, Вигилла, но даже азатанаи не властны тебе в этом помочь.
Послышался визгливый смех.
Эмрал уставилась на размытое отражение, прикидывая, о чем оно думает и что видит. Наверняка ум и зрение вели некий безмолвный диалог, утаивая от мира любые выводы. Но взглянуть на себя в этом зеркальном мире означало постичь всю истину, от которой негде было укрыться.
«Боюсь, что зеркала склоняют к самоубийству», – подумала она.
– Сестра Эмрал?
При звуках знакомого голоса у нее тревожно сжалось сердце. Но размытое отражение не подавало виду, сохраняя полнейшую невозмутимость, и Эмрал ощутила укол неразумной зависти.
– Сестра Синтара, уже пора? – спросила она, продолжая безмятежно смотреть в зеркало.
Эмрал поняла, что верховная жрица Синтара вошла чуть раньше, судя по внезапно наступившей тишине: столь велика была властная сила этой молодой женщины, воплощенная в сверкающем золоте и потоках крови. Теперь Эмрал видела в зеркале ее почти бесформенные очертания, не выглядевшие ни прекрасными, ни впечатляющими. Она подавила желание протянуть руку и стереть отражение, полностью его уничтожив.
Вообще-то, в двух верховных жрицах не было никакой нужды, вполне хватило бы и одной. Храм был древний, освященный когда-то в честь ныне забытого речного духа, само имя которого исчезло в глубине веков. Его изображения соскоблили со стен, но Эмрал знала, что река Дорсан-Рил была названа в честь духа, некогда обитавшего в ее глубинах. В те незапамятные времена, когда закладывались первые камни Харканаса, лишь один жрец возглавлял процессии, совершал ритуалы поклонения и приносил надлежащие жертвы.
Культы Йен и Йедан сохранились еще с той давней поры, но Эмрал считала их не более чем пустыми оболочками, внутри которых аскеты изобретали правила самоотречения, ошибочно полагая, что страдания и вера – одно и то же.
Прежде чем ответить на немудреный вопрос Эмрал, Синтара отослала из комнаты всех остальных и лишь затем повернулась к ней:
– Так и будешь таращиться на себя до пришествия Всей Тьмы?
– Я смотрела, насколько потускнело зеркало, – ответила Эмрал.
– Тогда поручи кандидаткам в жрицы хорошенько отполировать его. – В голосе Синтары впервые послышались раздраженные нотки. – Нам нужно обсудить кое-какие вопросы.
– Да, – кивнула Эмрал, наконец поворачиваясь к Синтаре, – похоже, сейчас это наша главная задача. Обсуждение… вопросов.
– Грядут перемены, сестра. И мы должны сделать все, чтобы ими воспользоваться.
Эмрал взглянула на молодую женщину, рассматривая ее пухлые щеки, соблазнительные миндалевидные глаза, зачем-то слишком густо накрашенные, идеальной формы губы, и подумала о портрете Синтары, который написал Кадаспала, проявив, на ее взгляд, излишнюю жестокость. Хотя, похоже, так считала лишь сама Эмрал, тогда как та, что была изображена на картине, не раз высказывала свой восторг. С другой стороны, Эмрал затруднялась сказать, чем именно восхищалась Синтара: женщиной на холсте или же гением художника.
– Мы должны сделать все, чтобы выжить, сестра Синтара. Искать пользу несколько преждевременно.
– Я не виновата в том, что ты уже старая, сестра Эмрал. Подозреваю, Матерь-Тьма позволяет тебе оставаться верховной жрицей из жалости, но это ей решать. Мы тут создаем новую религию, а ты, вместо того чтобы радоваться возможностям, почему-то постоянно сопротивляешься.
– Сопротивление рождает истину, – ответила Эмрал.
– Какую истину?
– Кажется, мы собирались обсудить некие вопросы, сестра Синтара?
– Прибыла азатанайка из Витра. Она направляется к нам, вознесенная до небес монахами Шейка.
Эмрал удивленно подняла брови:
– Чтобы бросить вызов Матери-Тьме? Вряд ли.
– Тебе известно, что Хунн Раал в Харканасе?
– Да, я видела его прошение об аудиенции.
– Тебе не следовало ему отказывать, – сказала Синтара. – К счастью, он нашел меня, и мы поговорили. Ту азатанайку обнаружил отряд смотрителей Внешних пределов, и, кстати, именно одна из смотрительниц сопровождала ее сюда – прежде чем вмешались монахи. Азатанайку сразу же удостоила аудиенции мать Шекканто, и она две ночи была гостьей монастыря. Начинаешь понимать?
– Я не отказывала Хунну Раалу. Скорее просто не видела нужды спешить. Это он тебе все рассказал? И почему, как думаешь, он был столь готов поделиться с тобой новостями, сестра Синтара? Попробую догадаться. Он желает внушить всем мысль, будто эта азатанайка представляет собой угрозу, и получить от Матери-Тьмы приказ вновь поднять легион Урусандера.
Синтара хмуро смотрела на собеседницу.
– Вообще-то, эта женщина пришла из Витра.
– Она азатанайка. Возможно, эта женщина в самом деле появилась из Витра, но она – не его порождение. С каких это пор азатанаи представляют для нас угрозу? Если Хунн Раал добьется своего, то как, интересно, отнесутся высокородные к воскрешению легиона Урусандера в полном составе? Особенно сейчас, когда весь Харканас ожидает священного брачного союза?
– Ожидает священного союза? Уверяю тебя, сестра Эмрал, ты ошибаешься. На улицах все только и говорят о Драконусе. О том, что он может сделать, если о таком союзе вдруг будет объявлено.
– Похоже, они смотрят гораздо дальше, чем ты, сестра. Воистину, Драконус – не его ли голову подадут высокородным на блюде, чтобы их умиротворить? Но долго ли продлится радость аристократов, если несколько десятков низкорожденных командиров из когорт Урусандера начнут топтать грязными сапогами полы Большого зала Цитадели? Вряд ли изгнание Драконуса из постели Матери-Тьмы стоит того, чтобы обескровить власть знати. Возвращение легиона Урусандера станет мечом, высоко занесенным над нашими головами. Или ты стала бы для них танцевать?
При этих словах лицо Синтары помрачнело. Слухи о том, что в юности она была уличной танцовщицей, отсасывавшей у пьяных стариков, так до конца и не смолкли. Эмрал и ее подручные, естественно, не предпринимали ничего, чтобы их развеять. С другой стороны, у Синтары имелись свои собственные сплетницы, которые неустанно пытались опорочить доброе имя самой Эмрал.
«Так что у нас всегда есть что обсудить», – подумала она. А вслух, немного помедлив, сказала:
– Похоже, ты в последнее время хорошо осведомлена о слухах, которые доходят из грязных переулков, сестра Эмрал.
– Вполне достаточно, дабы понять, что ненависть Драконуса коренится в зависти…
– И в его растущей власти!
Эмрал уставилась на Синтару:
– Никак и ты тоже теперь заблуждаешься, подобно всем остальным? Да нет у Драконуса никакой власти. Он любовник Матери-Тьмы, не более того. Всего лишь фаворит.
– Который за последние три месяца удвоил численность своего домашнего войска.
Пожав
