тебя.
– Против моей шкуры они не более чем мошки. Злобные, но мелкие.
– Тогда я с удовольствием взгляну на твою искусанную персону.
– Твои слова выдают тайное восхищение дикарством, Капло.
– Любое предательство начинается или заканчивается словами.
– Словами, достойными дикарей?
– Думаю, да, Реш.
Т’рисса прошла в дальний конец фонтана и присела на широкий бортик, повернув лицо к солнцу и закрыв глаза.
– Если бы Матерь-Тьма отвергла стихию Ночи и приняла вместо нее стихию Тишины, – задумчиво проговорил Реш, – то наступил бы вечный мир.
– Полагаешь, – спросил Капло, – что все случаи насилия тем или иным образом связаны с предательством?
– Да, и это будет первый и главный в перечне моих так и не выученных уроков.
– Ястреб предает зайца? Стриж предает муху?
– В каком-то смысле – наверняка, мой тошнотворный друг.
– Тогда мы все обречены на предательство, поскольку это неотъемлемая часть выживания.
Реш повернулся к нему:
– Разве ты сам не был свидетелем страданий философов? Их злорадного чувства вины, страстных предостережений себе и другим? Мы все предали обещание вечного мира, и разве не было когда-то давно эпохи, в которую никто не ведал смерти? Когда само существование не требовало ни цены, ни жертв?
То была старая шутка, которой они не раз обменивались.
– Чародей Реш, – ответил Капло, – все философы, кого я видел, были либо пьяны, либо бесчувственны.
– Причиной тому горечь утраты, друг мой, и упадок сознательности.
– Как по мне, так скорее уж слабоволие.
– Сила воли оказывается раздавленной внезапным откровением. Когда нас бросают на колени, мир уменьшается в размерах.
Капло вздохнул, глядя на Т’риссу.
– Ах, Реш, но далеко не каждое откровение становится внезапным ударом.
– Ты даешь мне повод напиться.
– В таком случае твой разум слаб.
– Смотри же, я единственный философ, которому хватает смелости это признать.
– Лишь потому, что ты трезв, а смелость трезвых я всегда ставлю под сомнение.
Оба замолчали, увидев, что Т’рисса снова поднялась и направилась к ним.
– Значит, мать Шекканто отсоветовала вам меня убивать? – сказала она, бросив взгляд на Капло. – Что ж, это хорошо. Вряд ли бы тебе захотелось обагрить руки моей кровью, лейтенант.
После долгой паузы Капло наклонил голову:
– Ты полагаешь, что мы и в самом деле могли бы так поступить? Это недостойно.
– Да, – кивнула Т’рисса.
– Рад, что в этом мы согласны…
– Убийство всегда недостойно, – продолжала женщина. – Когда вы решили вмешаться, я ощутила недоверие, исходившее от моей подруги Фарор Хенд. И еще у нее было много поводов для недовольства.
– Мы вовсе не хотим причинить тебе вреда, – промолвил Капло, – но, если придется, будем защищать своих.
– Можно поспорить насчет того, кого считать своими, лейтенант. Естественно, вы пользуетесь неоднозначностью этого понятия.
– Это касается только нас или вообще всех моих сородичей?
– Я не настолько знаю всех, чтобы судить о них, – ответила Т’рисса, усаживаясь перед мужчинами и водя рукой в теплой воде. – Насколько я понимаю, лейтенант, ты убийца; однако при этом ты не довольствуешься причинами, по которым убиваешь, но вдобавок еще и непременно ищешь себе оправдания.
Реш внезапно поперхнулся.
– Гостья, прошу тебя, сдержи свою силу, – кашляя, проговорил он.
– Думаешь, эта сила принадлежит мне, чародей? – Она улыбнулась и поднялась на ноги. – Я устала. Вижу, там в дверях стоит монах – он сумеет проводить меня в мое жилище?
– Погоди, – вмешался Капло, с тревогой глядя на своего товарища, который тяжело дышал, буквально согнувшись пополам. – Если это не твоя сила, то чья?
– Ваш речной бог был мертв. Теперь он ожил.
Капло недоверчиво уставился на женщину.
На этот раз она не стала отводить взгляд, но твердо посмотрела ему в глаза:
– Теперь вам придется противостоять тому, кого вы якобы почитаете, и ответить за многие поступки, совершенные от его имени. Стоит ли удивляться, что твой друг дрожит от страха?
И с этими словами Т’рисса направилась через двор.
Капло шагнул к магу:
– Эй, Реш? Как ты? Она говорит правду? Что ты чувствуешь?
Чародей поднял на него полубезумный взгляд:
– Ярость.
Начиная с этого момента азатанайка, гостившая в охваченном паникой и хаосом селении, на протяжении двух суток оставалась в своих покоях, принимая пищу в одиночестве. На третье утро она появилась во дворе. Подозвав свою травяную лошадь, Т’рисса, села на нее верхом и стала ждать остальных.
Мать Шекканто была прикована к постели. Она утратила власть над своим телом и не могла пошевелиться, даже поднять руку. Легкие ее заполнились жидкостью, изо рта вырывалось хриплое дыхание, а глаза, что особенно хорошо запомнилось Капло, метались, будто попавшие в ловушку птицы.
«Ястреб предает зайца. Стриж предает муху. Мы подчинили бога своей воле, и теперь он гневается».
По приказу Реша в монастырь Йедан отправились гонцы, и в ночь перед отъездом в Харканас оттуда пришли известия. Отец Скеленал уже в пути. Сестры лишились чувств, а тринадцать самых старших из них умерли. А в Великом колодце древнего бога закипела вода. Столб пара был виден с края леса к югу от монастыря.
Когда Реш сказал, что, пожалуй, останется ждать прибытия Скеленала, Т’рисса повернулась к нему и объявила:
– Ты здесь не нужен. К вашей матери вернется большая часть ее способностей, и она поговорит наедине со своим спутником жизни. Ты будешь сопровождать меня, чародей.
– Зачем? – удивился он, и Капло вдруг понял, что его товарищ даже не оспорил право азатанайки что-либо ему приказывать.
– Кто живет в лесах к северу от Харканаса? – поинтересовалась она.
Реш пожал плечами:
– Изгнанники, полудикий народ. Браконьеры, преступники…
– Отрицатели, – вставил Капло.
– Вашим матери и отцу нужно подготовиться, – сообщила Т’рисса.
– К чему? – уточнил Капло.
– К тому, что я должна показать чародею Решу, лейтенант. Все начнется в лесу, но также и на самой реке, и на улицах Харканаса – пока Матерь-Тьма не пробудится, чтобы принять вызов.
– Что ты ей скажешь? – резко спросил Реш.
– Матери-Тьме? – Т’рисса взяла импровизированные поводья. – Полагаю, слова не потребуются, чародей. Ей хватит одного моего присутствия, чтобы понять.
– Ты представляешь для нее угрозу? – осведомился Капло.
– Даже если и так, лейтенант, ты все равно ничего не сможешь сделать. Ни ты, ни ее стража. Но нет, лично я ничем не угрожаю Матери-Тьме: таково мое слово – а уж тебе решать, верить ему или нет. Я несу перемены. Но вот примет ли она их с радостью или отвергнет? Только сама Матерь-Тьма может дать ответ.
Они молча выехали из монастыря на южную дорогу, которая уходила далеко на восток от Йедана, прежде чем углубиться в значительно уменьшившуюся за последнее время восточную часть Молодого леса.
Когда ворота монастыря остались далеко позади,
