интересно-то как! — он залился бледностью, на скулах заиграли яркие красные пятна. И пока он вставал из-за стола и набирал воздуха побольше, сверкнув предгрозовой серостью взгляда, чтобы рассказать мне о неподобающем в отношении леди поведении, я уже смылся, поставив себе в памяти зарубку: рассказать Тайвину, как пригласить девушку на свидание. Пусть я и не самый большой мастер, но уж точно побольше него знаю в этом непростом деле. Хм, любопытно, а он сам-то себя наконец понял или еще нет? Надо будет обязательно выяснить!
Полный предвкушений, я забрал питомца и отправился к себе в кабинет, и только закрыл за собой дверь, как вдруг остановился, словно громом пораженный, и уставился во все глаза на Кеца на своей руке. Тот недоуменно поднял голову, почувствовав изменение моих эмоций.
Я не стал вилять, устанавливая прямой эмпатический контакт:
— Я вспомнил все, что со мной было. Ну и как ты это будешь объяснять, разумное существо?
Послесловие
Бойтесь своих желаний, ибо они иногда сбываются. Вот правду доносят мудрецы этим простым, но столь глубоким посылом, проникающим в самую личностную суть существа! Буквально несколько циклов смены света и тьмы назад орникс, пребывая в благостном сытом настроении, старался вчувствоваться в окружающую реальность с целью добиться от мироздания ответа на два животрепещущих вопроса: одни ли они во вселенной и за каким, собственно, поют птицы?
Если вопрос наличия в окружающем космосе разума был пока отрицательным — орникс чувствовать дальше родной планеты, да и то с трудом, пока не умел, но учился — то птичье пение в его восприятии реальности, как и любая музыка, интерпретировались исключительно как дикий набор какофонии упругих механических колебаний в воздушной среде. И, как всякий воспитанный представитель общества эмпатиалов, к дополнению к цветоэмпатическому общению в виде подзвучиваний — щелчков, свиста и прочих звуковых колебаний с разными параметрами дискретности, тембра, громкости и частоты — он относился сугубо неодобрительно. Примерно как к ругательствам. Обсценные цветоэмоциональные реакции он тоже не любил, хотя, как водится, использовал при случае и то, и другое, стыдливо сворачивая капюшон и украдкой озираясь — не увидел и не почувствовал ли кто.
И вот теперь, столкнувшись нос к носу с совершенно ему непонятным существом, орникс настолько недоумевал, что посторонний, загляни ему под капюшон, точно определил бы высшую степень удивленной ошарашенности по ярко-алым точкам, сплошь усеивавшим кожную складку. Но капюшон был заботливо свернут — орникс не собирался сейчас ни с кем разговаривать. Его мощное гибкое тело плавными волнообразными движениями ввинчивалось вглубь сиреневатого подлеска, фиолетовый гребень агрессивно встопорщился, а красная шерстка шейного воротника взъерошилась.
Интересное выдалось нынче утро, вот так соберешься поохотиться, а тебе внезапно встречается неизвестный науке вид! Орникс немало сетовал сам на себя и за то, что съесть зуб не поднялся, и за то, что он не сообразил ни поговорить со странным животным, ни утащить его к себе в трибу. Теперь ни претору, ни квесторам и предъявить-то нечего, остается только максимально достоверно пре-образовать полученный опыт.
Пре-образовывать орникс не любил, считая прямой эмпатический контакт чувство-образами уделом стариков, детей, творцов и сумасшедших, но неоспоримые достоинства альтернативной коммуникации признавал.
Влетев взъерошенной стрелой прямо в поселение, орникс опрометью кинулся к царственно раскинувшемуся в середине поселения Древу Теней — месту обиталища претора. Со своих насиженных мест ему вслед поднималась волна заинтересованного сдержанного любопытства, ощущаемая им всей чешуей — будучи уважаемым охотником и почитаемым средним соплеменником, орникс раньше себе таких чувственных вольностей не позволял, разве что в бурной молодости. Поселение взметнулось лиловыми вопросами, гранатовым интересом, золотым нетерпением и, конечно, буро-черными пятнами сварливого ворчания потревоженных сородичей.
Впрочем, наметанный на инженерно-конструкторские решения глаз человека не отличил бы полис орниксов от непролазной чащи в паре километров что за ним, что перед ним. Создавать предметы ручным трудом, равно как и строить наземные жилища, орниксы не любили, предпочитая либо заставлять деревья свивать им гнездовые шары, либо устраивать их же корнями уютное логовище. Трехпалыми небольшими лапками с острыми коготками много не сделаешь, впрочем, быть основным управляющим эпигенетическим фактором для большинства живых созданий своего мира им это ничуть не мешало.
Орниксы никогда не злоупотребляли возможностями, будучи по природе разумными гедонистами и увлеченными эпикурейцами, будь им знакомо это философское учение. Активному созиданию они предпочитали мечтательное созерцание, техническому познанию мира — биологическое предвосхищение и эмпатическое проникновение в основы основ. Да и зачем, скажите на милость, тому, кто в совершенстве управляет природой, конструктивно ее изменять? В ней и так все отлично устроено.
Сопровождать цветоэмпатическую коммуникацию утверждающим смысл высказывания прищелкиванием по-прежнему не считалось приличным в обществе, но орниксу было несколько не до приличий.
Ворвавшись в обиталище претора, он шипел, свистел и щелкал, демонстрируя перетекание сложного пятенно-геометрического узора на внутренней стороне развернутого во весь объем капюшона. Фиолетовые восклицательные оттенки сменялись нежно-недоумевающими изумрудными пятнами с бирюзовыми вкраплениями, закончил он высказывание насыщенно-красным вопросом с видимым только в инфракрасном спектре фрактальным рисунком робкой надежды.
А если он и вправду столкнулся с представителем другой цивилизации? Смогут ли они контактировать, поймут ли друг друга? Ничего даже отдаленно похожего на средства общения орникс при существе не заметил, даже когда угрожал его жизни. Единственной реакцией чужеродного создания стали какие-то звуки и примитивная попытка прямой эмпатии, будто перед ним оказался не высокоразвитый эмпатиал, а неразумный детеныш. Чувство того, что двуногий мог в принципе использовать качественно иные возможности пообщаться в эмоциональную сферу орникса и близко не закрадывалось.
В самом-то деле, кто поверит в сказки об упорядоченном наборе звуков как средстве взаимопонимания? Это только в сатирической фантастике бывает, и то воспринимается как скучное гиперболизированное ограничение, из творцов со звуковой речью только ленивый не побаловался.
Кстати про фантастику, в Древе Теней сегодня обещали новый спектакль, надо будет обязательно посетить.
