class="p1">Женя удивлённо посмотрела на него, и он поспешил продолжить:
– Ну, это я всё помню, я ещё не пил. А потом?
– Потом, когда всё сделали, сели за стол. Кто остался.
– Ага, помню. Но… но стола не было. Я что, был уже?..
Женя рассмеялась.
– Нет, всё правильно. В большой комнате постелили самую большую скатерть, и все сели вокруг на пол. Алисе очень понравилось. И ты сказал замечательную речь.
– Я?! – изумился Эркин. И решил уточнить: – И сколько я до этого выпил?
– Выпил ты после речи. Как все. Полстакана.
Эркин потёр лицо ладонями.
– Это я тоже помню. Но… Женя, не говорил я никаких речей.
Женя ласково покачала головой.
– Это была замечательная речь. Вспомни.
Эркин недоверчиво посмотрел на неё. Да, это он помнил…
…Белая скатерть на полу, тарелки и миски с дымящейся картошкой, винегретом, нарезанным салом, толстыми ломтями хлеба, огурцами, грибами, ещё чем-то, стаканы, чашки, жестяные кружки. Лица людей, знакомые и незнакомые сразу. Медведев и Лютыч разливают водку. Смех, шутки, сидят прямо на полу, как у ковбойского костра. Женя, Баба Фима, Зина, Клавдия и ещё какие-то женщины расставляют тарелки.
– Ну, Мороз, – кивает ему Медведев, – Давай.
– Чего? – не понимает он.
– Хозяину слово, – веско говорит Саныч.
– Речь давай, – смеётся Колька.
– Давай-давай, – кивает Антон.
И насмешливый взгляд Тима, и внимательный Гуго… и Женя, её глаза… Он берёт свой стакан и видит, как все тоже поднимают стаканы, чашки, кружки.
– Люди… Спасибо вам, люди…
Горло ему перехватывает судорога, и, спасаясь от неё, чувствуя, что заплачет, он залпом пьёт водку, не ощущая вкуса, и Баба Фима подсовывает ему огурец и хлеб с салом.
– Ты, милок, закусывай, главное, закусывай.
– Во! – Колька, выпив, крутит головой. – Душевно сказал.
– Главное – по делу, – кивает Лютыч…
…Эркин вздохнул.
– Ничего не понимаю. Всё помню, а… а будто напился.
Женя рассмеялась.
– Ты просто устал. Шутка ли – такой день. Может, пойдёшь ещё поспишь?
Эркин задумчиво оглядел свою пустую чашку, но ответить не успел. Потому что позвонили в дверь, и Алиса бросилась в прихожую с радостным воплем:
– Опять гости! Я открою! – и после щелчка замка: – Баба Фима пришла! Здрасьте!
– Здравствуй, здравствуй.
Баба Фима в своём неизменном платке вплыла в кухню.
– Чаёвничаете? Ну, чай да сахар вам. Возьми-ка, Женя.
Она выпростала из-под платка руки с цветочным горшком.
– Ой, – удивилась Женя. – Фиалка?
– Она и есть, – кивнула Баба Фима, усаживаясь за стол. – Ты её на окно поставь и до завтра не поливай, пусть привыкает, – и с улыбкой посмотрела на Эркина. – С похмелья никак?
Ласковая насмешка в её голосе не обидела его. Он снова потёр лицо ладонями и, кивая, улыбнулся. Да, всё он вспомнил и, что делать, знает.
– Ну, так ты, Женя, – она снова улыбнулась, – ему не чаю, а рассолу бы огуречного налила.
– Спасибо, Баба Фима, – Эркин с улыбкой покачал головой. – Похмелье тем лечат, от чего опьянел, так?
– Ну, так, – кивнула Баба Фима.
– Ну, так я ж не рассолом вчера напился, – Эркин встал из-за стола. – Спасибо, Женя. Я, – и озорно улыбнулся: – я похмеляться пойду, – и вышел из кухни.
Женя, только сейчас сообразив, что Эркин так и сидел за столом в одних трусах, смущённо покраснела. Но Баба Фима успокаивающе кивнула ей.
– Ничего, Женя, это всё ничего.
В спальне Эркин надел рабские штаны, затянул узел и огляделся в поисках тенниски. Ах да, он же её вчера ещё с утра порвал, вернее, она буквально лопнула на нём и расползлась, когда он помогал ребятам из бригады затаскивать брусья и доски для стеллажа – подарок от бригады на новоселье. Да, правильно, он тогда снял, содрал с себя эти остатки и куда-то бросил. И уже до конца оставался только в штанах, даже штанины до колен засучил. Ну, так и сегодня сойдёт.
Он прошёл в кладовку, щёлкнул выключателем. Под потолком вспыхнула лампочка. Надо будет и сюда абажур купить. Он теперь знает, как это делать. И на боковые лампы, как их, да, бра над верстаком. Ох, какой же стеллаж вчера сделали! Во всю кладовку, с верстаком… Вот он сейчас все доски и загладит рубанком. Тогда можно будет вещи разложить, пока шкафы не купят. Вчера, когда размечали и укладывали доски, так и решили. Всё разметить и подогнать, а загладит и закрепит их он сам. Вот так. И вот так.
На кухне Баба Фима, прислушавшись к звуку рубанка, покачала головой.
– Это он так опохмеляется?
Женя, улыбнувшись, кивнула.
– Ну да. Он вчера от работы опьянел. Я его впервые таким видела, – и тут же поправилась: – Ой, нет, конечно, я же видела, как он с Андреем, это брат его, работают. Он… он в работе себя не жалеет.
Баба Фима вздохнула.
– Сто тысяч по трамвайному билету, а не парень. Он ведь и выпивки не любит, и к куреву спокойный, – Женя снова кивнула, и Баба Фима задумчиво продолжала: – Индеи, говорят, во всём такие. Ни в чём удержу не знают. Ни в любви, ни во вражде. А дружок его, ну, этот, высокий, чёрный, Тимой, вроде зовут, он, похоже, тоже… хара́ктерный. Ему, когда, в ту субботу делать будем?
– Да, наверное, – кивнула Женя.
Они уже говорили об этом вчера. Зина было засмущалась, стала отнекиваться, что у них-то квартира хорошая, ремонта никакого не нужно, но на неё прикрикнули, что нечего обычай ломать. Ко всем сначала присматриваются, что за люди, а если видят, что сто́ящие, то уж надо помочь.
– Я к ней зайду сегодня, – сказала Женя, расставляя тарелки на сушке. – Посмотрим, обговорим всё.
– Зайди-зайди, – покивала Баба Фима.
– А может, – улыбнулась Женя, – может, сейчас и пойдём?
– А чего ж и нет, день на дворе, ежели и спали, – лицо Бабы Фимы было добродушно лукавым, – то уж встали наверняка.
Женя налила и поставила перед ней чашку с чаем.
– Попейте чаю, Баба Фима, пока мы соберёмся.
– И тоже дело, – одобрила Баба Фима.
– Мы в гости пойдём? – всунулась в кухню Алиса. – К Димке с Катькой, да? И я с вами, да? Ну, мам?!
– Ну, куда же без тебя, – засмеялась Баба Фима. – Садись вот. Пока мамка с папкой одеваются, посиди со мной.
– А чего мне делать? – спросила Алиса, залезая на стул.
– Потчевать меня, разговором занимать. Ты – хозяйка, а я – гостья, вот и давай, своё дело хозяйское сполняй.
– Ага-ага, – кивнула Алиса.
Женя быстро прошла в кладовку.
– Эркин, – он сразу обернулся к ней. – Переодевайся. Сейчас к Тиму пойдём. Ему в ту субботу беженское новоселье делаем, надо посмотреть, что и
