во главе ведомства.
Зато сама техника составления и изложения росписи дала мне на этот раз очень большую работу. Столыпин особенно горячо принял мое предложение составить на этот раз объяснительную записку к росписи совершенно иначе, нежели она составлялась ранее, а именно — дать в ней все те разъяснения, которые могли бы помочь новому составу Думы, если только он оправдает наши ожидания в смысле готовности работать с правительством, а не вести осаду на него, как делали две первые думы, — найти в объяснениях к росписи, как называл Столыпин, — учебник по бюджетному искусству и целый ряд таких справок, которые помогут новому составу заранее найти ответы на все вопросы, затронутые в оппозиционных речах Второй Думы, и уяснить ему, что наш бюджетный закон, который мы решились заранее энергично отстаивать от попыток сломать его, вовсе уж не так плох, как развивает этот вопрос оппозиционная печать, и что он дает народному представительству весьма большой простор для продуктивной работы. Мне такая задача дала, конечно, большую лишнюю работу, но она же принесла мне потом и огромную пользу, потому что помогла быстро отстранить попытки оппозиции опорочить нашу точку зрения.
Я должен при этом сказать, что при том прекрасном личном составе министерства, которым я был окружен, и при таких выдающихся сотрудниках по бюджетному делу, как начальник бухгалтерского отдела Департамента государственного казначейства Дементьев, мои товарищи Н. Н. Покровский, С. Ф. Вебер и И. И. Новицкий, и целом ряде выдающихся старших служащих самое сложное дело спорилось у нас, и не раз в заседаниях Совета Столыпин с завистью говорил мне: «Вот если бы у меня были такие сотрудники, и я бы так же работал, как работают в Министерстве финансов, но у меня самого нет такого навыка в работе центральных управлений, да и мои сотрудники как-то не могут все еще привыкнуть к изменившимся условиям законодательной работы».
По мере изготовления объяснительной записки к росписи я представил ее на рассмотрение Совета, никаких ни от кого замечаний не получил и заблаговременно подготовил и мою речь в Думе, когда настанет пора давать общие по росписи объяснения. Столыпину она настолько понравилась, что он открыто заявил в Совете, что принимает ее как учебник лично для себя, и ему принадлежала мысль о переводе ее на французский язык для того, чтобы иностранная пресса познакомилась с нашим общим финансовым положением, которое, по справедливости, показало ко времени открытия Третьей Думы большое укрепление, по сравнению с тем, каким оно было во время созыва первых двух дум.
Я не судья, конечно, в моем собственном деле, но, перечитывая уже в Париже, в изгнании, в 1929 году мою первую думскую речь, я глубоко переживал впечатления этого отдаленного дня, когда впервые после всех унизительных испытаний 1906 и первых дней 1907 года привелось почувствовать, что я окружен не одними врагами и могу отстаивать, с надеждою на успех, те взгляды, которые я считал правильными и полезными для государства.
Государь также оставил у себя текст моего бюджетного выступления и, продержавши его у себя почти две недели, вернул мне его с целым рядом отчеркнутых мест, по-видимому остановивших на себе его внимание, а наверху написал: «Дай Бог, чтобы новая Государственная дума спокойно вникла во все это прекрасное изложение и оценила, какое улучшение достигнуто нами в такой короткий срок, после всех ниспосланных нам испытаний».
Я передал этот экземпляр моего предполагаемого думского выступления в Департамент государственного казначейства и поручил разослать копии во все департаменты, с резолюциею государя, и, конечно, ни одна архивная работа большевиков не упомянула о ней, да, вероятно, она и не сохранилась среди всеобщего разрушения.
Получили мою объяснительную записку к росписи на 1908 год также все газеты без всякого изъятия.
Две газеты уделили ей более других внимания: «Новое время» и «Речь». Первая отозвалась очень сочувственно как об общем финансовом положении России, так и о самом способе представления сметного материала народному представительству.
Вторая, напротив того, заранее выставила весь свой арсенал оппозиционного отношения к правительству в этом вопросе, повторив еще и еще раз все те же избитые положения о недостаточности прав русского народного представительства в бюджетном деле и о необходимости добиваться расширения своих прав, не стесняясь идти на открытый конфликт с властью, которая «все позабыла и ничему на научилась».
Через неделю после открытия Думы все эти положения были снова повторены и развиты от лица оппозиции главою Партии Народной свободы П. Н. Милюковым.
Часть четвертая
От открытия Государственной думы третьего созыва до убийства Столыпина
Глава I
Установление нормального сотрудничества Думы с правительством. — Кадетская оппозиция. — Общие прения по росписи на 1908 г. — Моя бюджетная речь и ответ на критику П. Н. Милюкова. — Законодательное предположение о необходимости расширить бюджетные права Думы. — Выступление М. С. Аджемова и мой ответ ему. — Предложение об образовании в законодательном порядке комиссии для обследования железнодорожного хозяйства. — Произнесенные мною в ответ на выступление П. Н. Милюкова слова: «У нас, слава богу, нет еще парламента». Смысл этих слов и вызванные ими инциденты
20 ноября 1907 года открылась Государственная дума третьего созыва.
Говорить о том, как она открылась, какое отношение к власти проявила она с первого же дня, каким патриотическим чувством повеяло от первого прикосновения ее к исполнению своих обязанностей, в каких выражениях повергла она к престолу выражение одухотворяющего ее настроения и как легче вздохнули все мы, оставшиеся у власти, — все это общеизвестный факт, и много сказано о них другими в лучшей обстановке, нежели та, в которой мне приходится вести мои записи.
С этого дня, в течение длинных шести лет, вся моя работа по должности министра финансов, а потом, с сентября 1911 года, и в должности председателя Совета министров протекала неразрывно в связи с Государственною думою сначала третьего, а потом и четвертого созыва, и можно сказать, что мой четырнадцатичасовой труд в сутки столько же протекал на трибуне Думы, сколько и в кабинете министра финансов на Мойке.
Много труда и нервного напряжения отдал я за это время, немало тяжелых минут привелось мне пережить,
