на руке набухали вены. Он мог позволить себе хоть немного выпустить скорбь наружу только тогда, когда его не видела ни одна живая душа.
В такие моменты моя затаенная в глубине души злость на него испарялась без следа. Так было и сейчас. Отложив в сторону книгу, которую читала, я подошла, мягко взяла его за руку и забрала кисть. Мы долго молча смотрели друг на друга. Сколько же печали укрыто за этими сомкнутыми бровями? Протянув руку, я легонько потерла складку у него на лбу, разглаживая ее.
Не проронив ни звука, Иньчжэнь привлек меня к себе и заключил в крепкие объятия. В густых сумерках нас освещал лишь дрожащий огонек красной свечи, проявляя на оконной сетке от москитов наши прильнувшие друг к другу тени.
Близился день рождения Хунли. Во времена царствования императора Канси в каждый день рождения кого-нибудь из принцев устраивали пиршество с вручением подарков. Однако Иньчжэнь, всегда растивший детей в строгости, после вступления на престол не только запретил придворным быть расточительными, но и сам старался экономить, поэтому никто не сомневался, что день рождения Хунли будет отпразднован весьма скромно.
И действительно: так как это не был какой-нибудь юбилей, Иньчжэнь не велел устраивать праздник с песнями и танцами, планируя просто выделить минутку и вечером отужинать вместе с Хунли.
Я поинтересовалась у Иньчжэня, что он собирается подарить мальчику, и тот ответил – рукописный свиток с собственной каллиграфией. Я украдкой хихикнула, прикрыв рот ладонью. Вот уж правда, у него зимой снега не выпросишь! Когда я увидела его каллиграфию, мне стало еще смешнее. Целый свиток наставлений и нравоучений – да разве же это похоже на подарок по случаю дня рождения? Человек незнающий мог бы подумать, что Хунли в чем-то провинился. Однако даже если сейчас мальчик не поймет, то в будущем, став взрослее, он наверняка осознает, какие большие надежды возлагал на него Иньчжэнь, и этот свиток окажется гораздо дороже любой древней диковинки или яшмовой безделушки.
Я тайком велела Чэнхуань попросить нянюшек научить ее разным песням и танцам, чтобы она смогла поздравить братца Хунли, когда наступит его день рождения. А если прибавить к этому флейту тринадцатого господина, то вот тебе и песни, и пляски, и музыка. Думая о том, как все устроила, я не удержалась от смеха. Какая же экономная семья – совсем не тратит денег!
Наступил день праздника. Я тащила Чэнхуань за собой, давая ей последние наставления о том, на что следует обращать внимание этим вечером. Теребя край своего платья, девочка сказала:
– Другие принцы и гэгэ ничего не будут дарить братцу Хунли. Почему я должна?
– В будущем сама поймешь, – ответила я.
Чэнхуань весело захихикала и, прижавшись ко мне, попросила:
– Добрая тетушка, расскажи сейчас!
Я взглянула на Чэнхуань и, мысленно вздохнув, заключила ее в объятия. Девочка молча обняла меня за шею.
– Я люблю, когда тетушка меня обнимает, – после долгой паузы прошептала она мне в ухо.
Засмеявшись, я похлопала ее по спине:
– Кажется, именно я научила тебя почти всем твоим сладким речам, не так ли? На меня они не действуют.
Я думала, что, как только скажу это, Чэнхуань, с ее характером, тут же начнет вертеться и топать ногами, но та лишь молча опустила голову мне на плечо и замерла. Изумившись, я уже хотела было подтолкнуть ее, чтобы она снова встала на ноги, но случайно взглянула на ее лицо. Она сжала меня еще крепче, не желая отпускать, и мягко проговорила:
– Я сказала правду, тетушка. Мне нравится, когда меня обнимаешь ты или царственный дядюшка. Я чувствую, что ты обнимаешь меня потому, что я просто Чэнхуань.
– Что это за туманные намеки? – я слегка покачала ее, не выпуская из объятий.
Девочка ткнулась носом мне в лицо и засмеялась:
– Тетушка снова прикидывается дурочкой. Царственный дядюшка был совершенно прав. – Она поджала губы и наклонилась ближе к моему уху. – Я знаю, что многие обнимают меня лишь из-за царственного дядюшки, а еще, конечно, потому, что я очень миленькая. Но ты, тетушка, с радостью обнимаешь Чэнхуань, даже если она грязная или проказничает.
Я долго не произносила ни слова, не зная, радоваться или печалиться. Чэнхуань еще мала, а уже начала смутно понимать, как устроены отношения во дворце. Наверное, это все-таки хорошо: лишь понимая хоть что-то, она не наделает глупостей.
Чэнхуань продолжала прижиматься ко мне, не желая вставать на ноги. Взглянув на тринадцатого господина, который только что поднял занавеску и вошел, я сказала:
– Твой отец уже здесь.
Девочка мгновенно вытянулась в струнку и почтительно поприветствовала отца. Я подперла голову рукой и засмеялась. Тринадцатый несколько мгновений с противоречивым выражением на лице разглядывал Чэнхуань, после чего следом за мной горько рассмеялся.
– Пойди к няне и переоденься, – велела я Чэнхуань, и девочка тут же убежала.
Глядя ей вслед, я с хохотом воскликнула:
– В былые годы никто не мог противостоять обаянию тринадцатого господина, а сейчас маленькая девочка, едва завидев его, тут же норовит убежать и спрятаться!
– И ты еще можешь злорадствовать? – горько усмехнулся тринадцатый.
– Став постарше, она обязательно поймет, что столько людей обожает и балует ее из-за твоей любви к ней, – сказала я, спрятав улыбку.
Тринадцатый господин с горькой усмешкой покачал головой и решил сменить тему:
– Как у Чэнхуань обстоят дела с игрой на чжэне?[79]
– Тяжко! – покачала головой я. – Она знает, что другие гэгэ не занимаются игрой на чжэне, и поэтому сама играть не хочет.
Тринадцатый пару мгновений молчал, а затем с тоской проговорил:
– На прочих занятиях пусть ведет себя как пожелает, но она обязательно должна выучиться игре на чжэне. Я не хочу отдавать дочери чжэн, что оставила ей ее мать, если она не научится на нем играть.
– Хорошо, – кивнула я. – Непременно заставлю Чэнхуань усердно учиться, даже если придется бить ее по ладоням.
Пока мы болтали, поблизости внезапно появился евнух. Увидев нас, он торопливо поздоровался, и мне пришлось наконец подняться на ноги.
– Всех благ тринадцатому господину и барышне! Его Величество велел передать: «Сегодня день рождения Хунли, пусть тринадцатый господин придет, чтобы отужинать вместе с нами».
Тринадцатый господин отозвался коротким «Хорошо!» и отослал евнуха вперед, после чего мы вдвоем неторопливо двинулись за ним.
– И почему царственный брат не пригласил меня заранее? – вздохнул тринадцатый. – Я не приготовил никакого
