Она не разговаривала ни с кем из нас.
Только с ним.
Он вернулся.
И в этом мое подозрение тоже подтвердилось.
Выкидыш оказался прекрасной возможностью для отца в очередной раз сыграть на растрепанных чувствах матери.
Он вернулся, а Джоуи в ту же ночь ушел из дома.
Уехал и не возвращался целых три дня.
Все эти дни я провела в ужасе, боясь, что он вообще не вернется.
Он вернулся в итоге.
Но я знала, что это не навсегда.
Однажды Джоуи, как Даррен, откроет дверь и навсегда уйдет из родительского дома.
В следующую субботу мама вышла на работу.
Как робот, она облачилась в форму уборщицы, спустилась по лестнице, сделала себе чашку кофе, выкурила семь сигарет и ушла.
Я знала: маме нельзя возвращаться на работу; она очевидно была не в том ментальном состоянии, но когда я попыталась ее отговорить, она наградила меня жалкой улыбкой, чмокнула в щеку и ушла.
Весь день я провела, тревожась за мать и выслушивая отцовские обвинения в том, что ребенка мама потеряла только из-за меня.
Я шлюха.
Я его довела.
Я виновата, что он избил меня.
И это из-за меня ему пришлось толкнуть маму, когда в тот злополучный вечер она попыталась оттащить его от меня.
Только из-за меня он ее избил.
Словом, вина за все случившееся целиком лежит на мне.
Потому что я бесстыжая шлюха.
Все так, в шестнадцать лет я ни разу не целовалась с парнем, но для отца была гулящей девкой.
Когда днем ранее он нарушил обещание, данное маме, и напился, я даже не удивилась.
Когда он сдавил мне шею, словно резиновую игрушку, даже не вздрогнула.
Я слишком устала от всего этого.
Часть меня молилась, чтобы это поскорее кончилось.
И несмотря на то что Джоуи слетел вниз и оттащил отца от меня, мне досталось.
К старым синякам добавились новые, половину ночи я провела без сна, в тягостных размышлениях.
От этого не было спасения.
Не было выхода.
Ни в родительском доме.
Ни в приюте или приемной семье.
Я была в западне.
Когда сегодня утром я вышла из автобуса и снова вошла в Томмен-колледж, облегчение, наполнившее меня, было настолько сильным, что я ощущала его на вкус.
Возвращение после недели, проведенной в аду, воспринималось величайшей наградой за выживание.
Я снова увидела Клэр и Лиззи. Я знала, что они любят меня. Они сказали мне об этом, и что-то внутри меня начало восстанавливаться, собираясь по кусочкам.
Когда на большой перемене они задним числом вручили мне запоздалый именинный кекс и подарки, я чуть не разревелась.
Я рассказала им о случившемся с мамой, но в урезанном виде. Подруги, зная меня, не стали задавать никаких вопросов.
Я не хотела ни говорить, ни думать, ни вспоминать об этом.
Ни сейчас, ни когда-либо.
Клэр и Лиззи знали это и уважали мои желания.
Я включилась в школьный ритм, радуясь тому, что могу снова войти в класс и стереть свою семью из памяти на целых семь часов.
Это было замечательно.
42. Ловля туфель и чувств
Шаннон
Последним в понедельник был сдвоенный урок физкультуры. Из-за проливного дождя мистер Малкахи сжалился над нами и устроил игру в футбол в баскетбольном зале.
Мистер Малкахи тренировал школьную команду по регби, и это чувствовалось по всему. Он принес складной стул, сел на боковой линии площадки и уткнулся в доску-планшет. Наша физическая подготовка его ничуть не трогала.
Когда я безуспешно пыталась выбыть из игры, мне удалось краешком глаза заглянуть в этот планшет: он был весь изрисован каракулями и схемами на тему регби.
Слава богу, закончилось тем, что я оказалась в одной команде с Клэр и еще двумя нашими девчонками. А Лиззи сумела отговориться от участия в игре и пошла в библиотеку.
Жаль, что я не обладала таким же даром убеждения, как она.
Вместо этого пришлось нацепить желтый нагрудный номер и бегать по площадке, стараясь, чтобы меня не размазал кто-нибудь из парней.
Пока Лиззи жила полной жизнью в библиотеке, на площадке осталось всего четыре девчонки, вынужденные играть с восемнадцатью парнями из 3А.
Я была хуже всех.
Шелли и Хелен — мои одноклассницы — оказались немногим лучше, но я подозревала, что дело не в их физических качествах, а в отсутствии интереса к игре.
Клэр была прекрасна в спорте, лучшая девочка на площадке, и парни относились к ней с должным уважением, пасуя всякий раз, когда представлялась возможность.
Она даже сумела забить два гола.
Надо отдать мальчишкам должное: в начале игры они пытались пасовать и мне, но после того, как я споткнулась и это стоило нашей команде пропущенного гола, меня избегали.
Наверное, это и к лучшему.
— Тебе хоть весело? — спросила Клэр, подбежав ко мне, когда один из мальчишек нашей команды вновь забил гол.
На ней была такая же черная футболка, белые шорты и желтый номер, но в отличие от меня ей форма подходила отлично.
Конский хвост ее светлых вьющихся волос раскачивался из стороны в сторону, когда она двигалась.
Щеки Клэр раскраснелись, а глаза горели спортивным азартом.
Выглядела она до отвращения великолепно.
— Правда же отличное завершение дня?
— Что? Да, конечно.
Я изобразила улыбку и подняла два больших пальца вверх.
— Ты это все ненавидишь, да? — Она засмеялась и оперлась локтем мне на плечо. То, как легко она это делала, только подчеркивало мой маленький рост. — Не переживай. Осталось всего десять минут.
— Футбол просто не совсем… — Я успела вовремя пригнуться, и пролетающий мяч не задел по лицу. — Это не мое… — продолжила я, но Клэр уже мчалась за мячом, крича нашим товарищам по команде, что она «открыта».
Мгновением позже толпа подростков понеслась по площадке в мою сторону, преследуя сбежавший футбольный мяч.
И тогда я сделала то, что сделал бы любой здравомыслящий человек ростом пять футов: я подбежала к стене и буквально вжалась в нее спиной.
Едва избежав очередного столпотворения, я решила, что на сегодня физкультуры мне достаточно. Весь день у меня жутко болел живот, и беготня по площадке ничуть не помогала справиться с болью.
Мое тело разрывалось на части.
От боли я едва могла стоять.
По правде говоря, боль в желудке была связана скорее с тревогой и с отцом.
В пятницу мы учились последний день, а дальше — две недели каникул. Стоило мне подумать, что придется провести эти дни дома, бок о бок с отцом, боль моментально усиливалась.
Большинство учеников с нетерпением ждали каникул.
Я же тряслась и разваливалась.
Устав изображать игру в футбол, я сняла номер и пошла в коридор искать мистера Малкахи, надеясь, что он разрешит мне уйти пораньше и посидеть в раздевалке.
Мое сердце так и подскочило, когда я увидела тренера в коридоре, и он разговаривал не с кем иным, как с Джонни Каваной.
Боже мой.
Давно они тут стоят?
Наверное, достаточно давно, чтобы Джонни увидел мою жалкую попытку избежать смерти.
Весь день я чувствовала, что он наблюдает за мной.
Куда бы я ни пошла, я ловила на себе его взгляд.
Я знала: он хочет поговорить со мной, и потому весь день избегала его и пряталась.
Он бы наверняка спросил, где я была всю прошлую неделю.
Он бы захотел узнать.
И не поверил бы моему вранью.
Это было ужасно.
Потому что он был слишком умен, чтобы общаться с девочкой в моем положении.
Рядом с ним я забывала о необходимости врать и прятаться.
Я забывала обо всем.
Мистер Малкахи постукивал пальцем по планшету, поглощенный разговором с Джонни, чье внимание металось между схемами на планшете и… мной.
Я стояла напротив. Нас разделяла только площадка. Но могу поклясться: взгляд Джонни прожигал меня насквозь.
Стоило ему оторваться от планшета и посмотреть в мою сторону, меня сносило волной такого жара и силы, что я не понимала, с чем имею дело.
