7. Роман А. Камю «L’Étranger» (на французском языке) в серии Livre de poche. Роман «Посторонний» был полностью переведен на русский язык и опубликован в СССР. (См.: А. Камю. Избранное. М., 1969, с. 51–131.) Произведения А. Камю и в настоящее время продаются в СССР (книги на французском языке, выпущенные в издательствах кап. стран). На каком основании это издание расценивается как «антисоветское»?
8. Книга Kitch. Anthologie. Ed. par Jacques Sternberg et Pierre Chapelot. Paris, 1971. Это – антология «кича», которая содержит образцы массового искусства Запада. Могу согласиться с тем, что произведения, представленные в этом издании, лишены художественно-эстетической ценности и не подлежат пропаганде и распространению в нашей стране. Однако что в этом издании «антисоветского»? И наконец: если уж работниками милиции было принято решение не возвращать мне «Антологию», то не целесообразней было бы передать это ценное и дорогостоящее издание в одну из государственных библиотек СССР? Зачем надо было его «уничтожать»?! Ведь это нечто иное, как варварство! (То же можно сказать и о редкой книге «Год в усадьбе», отсутствующей в библиотеках СССР и недоступной даже для специалистов.)
9. Журнал «L’Observateur» – орган правой французской печати. К сожалению, я не помню года и номера изъятого у меня журнала, но могу утверждать, что никаких материалов антисоветского характера в нем не содержалось.
Сотрудники УВД г. Ленинграда допустили в отношении меня в 1980 г. целый ряд грубейших нарушений законности, которые частично были выявлены и зафиксированы в судебном заседании. Куйбышевский районный суд вынес постановление о «ненадлежащей профессиональной подготовке» сотрудников УВД, производивших обыск. Однако в этом частном определении, признавшем недействительным протокол обыска, ничего не было сказано об изъятой у меня литературе, о той тенденциозности и предвзятости, которую проявили сотрудники УВД (например, находившийся у меня западный журнал мод был изъят и описан в протоколе обыска как «порнографический»).
И несмотря на все это теперь (т. е. два года спустя) те же самые сотрудники УВД предъявляют мне обвинение в хранении «антисоветской» литературы!
В связи со всем вышеизложенным обращаюсь к Вам и прошу ответить: действительно ли названные мной издания поступили в свое время в Леноблгорлит и в отношении них было вынесено какое-либо заключение? В случае, если такое заключение все же существует и все издания, изъятые у меня, признаны «антисоветскими» и «не подлежащими распространению в СССР», то я убедительно прошу ознакомить меня с доводами экспертов.
Вскоре раздался звонок из главного цензурного ведомства – Ленобгорлита. Светлану приглашали 19 апреля лично посетить этот храм. Встретил ее начальник отдела, принял весьма вежливо и объяснил, что все написанное в заявлении не имеет к его ведомству никакого отношения, поскольку никаких материалов после обыска у Светланы к ним не поступало и никаких заключений по перечисленным книгам они не давали. Светлана попросила предоставить ей официальный ответ, который и был выдан 21 апреля.
Когда же после жалобы в прокуратуру относительно пропавших книг Светлану пригласили в октябре к прокурору В.К. Муравьеву, тот ознакомил ее с результатами проверки. Во-первых, он вернул ей четыре книги из девяти, а насчет еще четырех предъявил заключение Леноблгорлита от 7 января 1983 года за подписью все того же главного цензора города – Б.А. Маркова, где было указано, что эти четыре издания «не подлежат ввозу и распространению в СССР». А девятая книга – роман Альбера Камю «Посторонний» на французском языке – была объявлена утраченной.
В этот момент Светлана вынула из рукава козырь: ответ из Леноблгорлита о том, что никакой литературы в связи с ее уголовным делом в цензуру на отзыв не поступало. Тогда «прокурор высказал предположение, что на начальника Управления было, вероятно, оказано давление и он выдал заключение “задним числом”».
На вопрос, какие же органы обладают такой силой, что могут оказать давление даже на главного цензора города, прокурор только усмехнулся. И 15 ноября Светлане был послан официальный ответ (за подписью зампрокурора города), подтверждающий все вышесказанное.
Если в случае с изъятыми у Лепилиной книгами царила неразбериха, то в деле Азадовского была все-таки, как мы знаем, относительная определенность: заключение Б.А. Маркова, а также подчистка с указанием заказчика экспертизы в лице УКГБ СССР по ЛО. Тут уже можно было продолжать разговор.
Нужно отдать должное квалификации экспертов цензурного ведомства, которые не смогли увидеть в изъятой при обыске у Азадовского «фотографии с неизвестной картины политически вредного содержания» знаменитого полотна Ильи Глазунова «Мистерия ХХ века» (1977) либо намеренно квалифицировали эту вещь как анонимную, дабы облегчить себе основную задачу: признать ее «политически вредной». Эта характеристика придавала письмам Азадовского, и без того обычно язвительным, явную издевательскую ноту.
Основной целью своих обращений Азадовский видел, конечно же, не возвращение книг – они были уничтожены в 1981 году, и 30 ноября 1983 года Азадовский получил официальное уведомление по этому поводу (хотя и подвергал его сомнению, усвоив за эти годы привычку не доверять никаким бумагам). Но прежде всего он пытался если не отменить заключение Горлита, то уж точно подвергнуть его сомнению, изменить, смягчить… Зачем ему это было нужно? Вероятно, с самого начала он думал о перспективе пересмотра приговора, ради которой необходимо было установить ничтожность доказательств и свидетельств, принимавшихся судом в расчет при рассмотрении дела.
Кроме того, он помнил и о подчищенном адресате заключения ленинградской цензуры – была вероятность, что нет-нет да и выплывет какой-нибудь документ, доказывающий причастность КГБ к его уголовному делу.
Итак, 20 декабря 1983 года Азадовский направил в Главное управление по охране государственных тайн в печати (Главлит СССР) мотивированную жалобу. Опуская общую часть этого документа, приведем возражения Азадовского на пункты экспертного заключения. Обращает на себя внимание сам стиль, который был избран Азадовским: поскольку он отдавал себе отчет, в какую инстанцию обращается, то старался говорить на советском суконном языке, используя штампы вроде «руководители Коммунистической партии и советского государства», «враги нашей страны» и т. п., а также сомнительные, если отвлечься от контекста, рассуждения по поводу «злобных антисоветчиков» Н. Мандельштам и А. Солженицына и пр. Тем самым он придавал своему запросу официоз, который бы препятствовал простой отписке.
…Хочу, однако, обратить Ваше внимание на явные неточности и передержки, допущенные сотрудниками Леноблгорлита.
1. Б. Пильняк. Соляной амбар. Главы из этого незавершенного романа публиковались в СССР в журнале «Москва» (1964, № 5). Публикация в США представляет собой таким образом лишь перепечатку. Экспертиза основывает свое утверждение на том, что на обложке издания воспроизведена заметка из газеты «The New York Times», в которой «тенденциозно освещаются факты биографии и творчества Пильняка». Насколько помню, в заметке указано лишь, что в годы культа Пильняк было необоснованно репрессирован (о чем можно узнать из любого справочника, изданного в СССР). Считаю, что данное издание может импортироваться в СССР и храниться в частном книжном собрании.
2. Альбом-фотобиография «Цветаева». В качестве основного аргумента экспертиза указывает на то, что альбом содержит фотографии Н. Гумилева и В. Ходасевича. Может ли такое обстоятельство служить доводом, учитывая, что в советском литературоведении (особенно в «академических» изданиях) эти имена в последнее время появляются сравнительно часто? В заключении экспертизы относительно этого издания говорится: «Альбом сопровождается комментариями злобных антисоветчиков В. Набокова и Н. Мандельштам». Не убежден, что В. Набокова можно причислить к разряду «злобных антисоветчиков». Сомневаюсь также, что В. Набоков и Н. Мандельштам могли «комментировать» это издание, появившееся уже в самом конце 1980 г., когда обоих не было в живых.
3. Рекламные проспекты западногерманских издательств «Люхтерханд» и «Ханзер», изъятые у меня, были в свое время получены мной по почте. Тем не менее, проспект издательства «Ханзер» не подлежит, по мнению экспертизы, ввозу в СССР на том основании, что он «рекламирует книги Мао». Такой аргумент может вызвать только улыбку. Что же касается проспекта издательства «Люхтерханд», то он, согласно заключению Леноблгорлита, «рекламирует книги антисоветчиков А. Солженицына и Г. Лукача». Повторяю, что я не оспариваю выводов экспертизы, но мне совершенно непонятно, как можно ставить в один ряд имена Солженицына и Лукача, который, как известно, был коммунистом с 1919 г., видным деятелем международного рабочего движения, автором статей об эстетических взглядах Маркса и Энгельса, о реализме XIX века и т. д. Несмотря на известные колебания во время мятежа 1956 г. и в последующий период, Лукач никогда не принадлежал к числу врагов нашей страны.
