об их маленьких детях, расчувствовалась и
сидит сама не своя, с красными от слёз старушечьими глазами. Гостье удаётся невероятное:
возможно, впервые в жизни разбит душевный панцирь этой матёрой служительницы какому-то
правильному абстрактному обществу. Роман, опережая приход Смугляны, старается поскорее
выпроводить Ирэн, сжигая при этом добрую порцию нервов. На улице они снова успокаиваются,
словно уже привыкая к складывающемуся сценарию. Их путь проходит через две автобусные
остановки с обеих сторон улицы. На первой остановке они встречают соседей по лестничной
площадке и, как обычно, здороваются с ними. Соседи и не подозревают ни о чём. Роман
останавливается, идти дальше уже не хочется. Да и ситуация непонятна – до какой точки к
собственному дому он должен её провожать?
– И чего ты только добиваешься своими визитами? – с горечью спрашивает он.
– Не знаю. Наверное, ненависти твоей, – грустно отвечает Ирэн.
– Она тебе нужна?
– Нет. Но, кажется, к этому всё и идёт. А на самом-то деле мне хочется, чтобы ты снова меня
полюбил. Только я не знаю, возможно ли такое. А ненависть возможна – это уж точно. Вот к ней-то
я видимо и иду. Не стоять же на месте. Понимаешь, я не владею собой. Я могу поклясться, что
больше не приду, но не сдержу слова. И никакого чувства собственного достоинства у меня уже и
вправду нет. Оно у меня израсходовано.
– Я не смогу тебя ненавидеть. Но как тебе помочь, не знаю. Хорошо бы помочь, но не
возвращаться…
А на третий день Голубика приходит с Юркой, завёрнутым в одеяло. Романа и Нину не застаёт
(в этот вечер они пытаются развеяться выходом в кино). Вечером о её визите рассказывает
Иосифовна, завершая своё повествование неожиданным сообщением, что сама-то она всё же
намерена пустить к себе на жительство своего кавалера. Это – во-первых. А во-вторых, она
посоветовала Ирэн написать жалобы куда следует: на имя ректора института, где учится Нина, её
родителям (их адрес найдётся в институте), ну и на полную катушку по линии Романа – отцу с
матерью, на работу, в партком, профком, местком, просто начальству и рабочему коллективу…
Смугляна напугана. Роман заверяет её, что Ирэн с её-то гордостью (или даже с остатками этой
гордости) никогда не воспользуется этими тупыми советами. Она уж и без того делает нечто
предельное, совсем не свойственное ей.
Роман пытается вообразить картину: вот сидит Голубика в их такой знакомой родной квартире и
строчит письмо за письмом… Нет, это для неё невозможно. Это уже не она…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
131
Кукушка!
Второй квартирной хозяйкой Романа и Нины становится Текуса Егоровна, одинокая женщина
шестидесяти восьми лет, предоставившая им отдельную комнату в своём большом деревянном
доме.
Вещи они перевозят вечером, на саночках новой хозяйки и на дороге, освещённой лишь там да
там ровными кляксами фонарей, едва не теряют сумку с конспектами Смугляны. Другого времени
для перемещения, как после работы и учебы, у них нет, а, кроме того, переселиться им хочется
незаметней, конечно, в первую очередь для Ирэн. Понятно, что Голубика может без труда тем же
способом выследить их и здесь, но всё же засветло им как-то не идётся.
В первый же вечер на новом месте не хозяйка, как принято обычно, расспрашивает
квартирантов про их нравы, а квартиранты пытливо интересуются жизненными взглядами хозяйки.
Им требуется создать здесь прочную психологическую крепость, которую не пробьёт Голубика.
Роман сразу же предупреждает хозяйку о возможном вторжении бывшей жены, но та лишь
отмахивается от такой смешной угрозы. Семейные катаклизмы Текусу Егоровну не колышут.
Замужества и детей она не знавала. Квартиранты, которых заменили Роман и Нина, съехали лишь
потому, что у них ожидался ребёнок, плача которого хозяйка просто бы не вынесла. Вторую
половину комнаты, перегороженной тонкой ширмой, занимает другая молодая пара – Кривошеевы.
Они живут здесь уже три года и, пожалуй, лишь только потому, что бездетны.
С новой хозяйкой беглецам везёт так, что целую неделю они живут даже не вспоминая о
Голубике. Жизнь становится чуть-чуть родней.
В хозяйстве Текусы Егоровны предусмотрена уникальная система услуг. По цене чуть выше,
чем на рынке (вроде как за доставку), хозяйка продаёт жильцам лук, морковку и картошку из
собственного подполья. Плата за газ и электричество производится ещё оригинальней. Сначала
полный счёт оплачивают одни жильцы, а потом его же закрывают другие. Деньги передаются
Текусе Егоровне, которая опять же, вроде как оберегая квартирантов от лишних хлопот, бегает по
кассам сама. Великий экономический смысл такой системы состоит в том, что чем больше в доме
нагорает электроэнергии и газа, тем выгодней это хозяйке. И потому на энергоносители Текуса
Егоровна щедра по-советски. Молодые сами заботливо выключают за ней лишние лампочки и
конфорки. Прежние жильцы пытались разъяснить ущербность её финансового режима, но хозяйка,
как ни силилась, так и не поняла своей арифметической ошибки. Хотя, судя по её любви к свету и
теплу, она это понимает, да ещё как.
У Текусы Егоровны и своей энергии столько, что хоть лампочки в неё ввинчивай. Но, в отличие
от Марии Иосифовны, главную часть этой энергии она тратит вне стен своего жилища. С раннего
утра хозяйка яркой иноходью (очень картинной при её худых ногах и приподнятом крупе) мчится за
свежим хлебом, причём не в ближний магазин, который открывается на полчаса позже, а в
дежурный, который на полтора километра дальше и открывается в семь утра. Доставив хлеб, она
тут же спохватывается и успевает сбегать в тот же магазин за сахаром, которого, как и хлеба,
никогда не берёт помногу, словно он тоже быстро портится. И вот так, зарабатывая здоровый
аппетит, она до самого обеда носится, только уже в ближний магазин, отдельно за маслом,
молоком, сыром, солью, спичками, сигаретами и всем прочим. Не бессмысленно и это, потому что
деньги с квартирантов она берёт авансом, но без права на сдачу. Слово «сдача» ей незнакомо, да
и всё. Даже удивительно, как сама-то она обходится без этого понятия в магазине? Очевиден и
смысл раздельности покупок: чем больше их количество, тем больше замыканных сдач. Бегать с
утра до обеда в магазины для неё так естественно, что окажись в доме закуплено всё, то она,
кажется, продолжит мотаться туда-сюда и вхолостую. Закупка продуктов и прочих мелких вещей
считается её узаконенной обязанностью, и если квартиранты покупают что-то сами, то этот шаг
трактуется как некое экономическое преступление, имеющее политические последствия. Найдись
какой-нибудь повод для ужесточения хозяйской власти, и Текуса Егоровна запросто введёт
пошлину на всякий
