Следствие и суд явно недолюбливают (любят, но не очень; хотят полюбить, но стесняются) аудиофиксацию. Мы видим, как трескуче продвигается процесс внедрения даже видеоотображений судебных процессов. Смущает мусоров особенно не планированная, без предупреждений проводящаяся запись. А всё из-за опасности огласки нарушений при допросах и появления подтверждений всей лажы. Без нарушений могут обойтись только культурные профи. А таких в нашей державе единицы. Но самый нелюбимый для мусоров вариант – видеозаписи, где кроме звукового формата отображается и видеоряд происходящего. Только по видеоизображению (в зоне обзора) могут быть зафиксированы те действия, что не отражены на письме и в озвучке, например, поднесённый к морде свидетеля кулак следака вслед за вопросом по делу, гримассы подвешенного за яйца подозреваемого, ухмылки и ужимки судьи в ходе допроса подсудимого, дремлющего в процессе присяжного, эксперта «с бодуна».
Любые видеоматериалы приобщаются к соответствующим протоколам по тем же правилам, что и аудиоматериал.
Качество показаний определяется качеством составляющих и сопутствующих показаниям атрибутов: качеством источника – свидетеля, качествами допрашивающего лица и качеством самой процедуры допроса. (Поищи на лбах участников клеймо «Знак качества»). Проблемно добиться триединой гармонии, спору нет.
Источник показаний – тот, кого допрашивают и кто даёт показания. Источник сей, во-первых, должен честен быть и объективен в той информации, которую источает из себя. Допрашиваемый призван сообщить всё, что ему известно по обстоятельствам дела в реальном отображении этих обстоятельств по собственным чувствам и их восприятию (видел, слышал, учуял, ощутил). Здесь не должно быть искажений ни намеренных, ни случайных. И вольные интерпретации не уместны. Только собственные знания фактов и память о них в «сухом» излиянии. Но… правды и истинны в незыблемом виде не бывает, всё относительно в этом меняющемся мире. Поэтому можно говорить только о определённом уровне, о степени правды.
Степень правдивости определяется и психофизическим здоровьем человека – развитие и состояние на время событий и допроса, – когда допрашиваемый способен нормально воспринимать окружающую действительность, сохранять информацию в своей мозговой памяти и ясно, доступно излагать свои знания. Болезненное же состояние органов чувств или сознания искажают входящую информацию от мира и собственного тела или придают ей ложное значение. Степень правдивости определяется состоянием источника и на время получения сигналов, и на время её изложения другим лицам или при фиксации на спец. средства. Человек может быть в целом здоров, но в отдельные времена находиться под воздействием угнетающих его сознание факторов: дурман, опьянение, крайняя усталость, истощение, рассеянность, дремота. Такие состояния также не позволяют точно и адекватно воспринимать происходящее, удерживать в памяти и воспроизводить во вне. Степень правдивости зависит от эмоциональной впечатлительности и независимости от происходящего и от наступивших последствий. Свидетель может иметь собственное восприятие наблюдаемого, индивидуально оценивать происходящее, отмечая одни нюансы и не заостряясь вниманием на других деталях. Под воздействием самих событий возникают более живописные картины в сознании, факты додумываются и обрастают фантазийными подробностями, объекты бракуются в своём содержании и качестве. В некоторых, зачастую экстремальных ситуациях свидетель может уверенно указывать, например, на следы губной помады, как на пятна крови, движенья черепахи окажутся стремительны, и деревянный дрын смерещится ломом.
Но самый опасный фактор влияния – это, безусловно, отсутствие независимости. Зависимость от сложившихся обстоятельств возникает из-за личных отношений, предубедительности, пристрастий, посторонних давлений, собственных переживаний и желаний. Преступления, а в особенности криминальные посягательства на жизнь и здоровьишко – это всегда крайне драматические события. И как истинная драма, преступное событие пронизано переживаниями всех сопричастных: драматургов, сценаристов, актёров и впечатлительных зрителей; пронзительна она своим воздействием. Можно бы только «зрителей» считать независимыми свидетелями, но и им не чужды естественные страсти, сочувствие происходящему, а значит, есть место симпатиям и антипатиям, стремлениям повлиять на «сценарий»: собственной волей простить-карать-превознести. Нормальный человек всегда реактивен к крайностям, склонен подыгрывать под давлением и собственных эмоций, и внешних влияний. У кого эмпатия – ноль, то есть отсутствует сострадательность, тот и не человек вовсе, а живность.
Я убеждён и уже говорил о том, что в уголовном процессе даже судья-арбитр не остаётся, не может остаться полностью независим. И не только потому, что давят на него общественное мнение, теплота служебного кресла, вышестоящие руководители, недоуровень воспитания, компроматы, лично-частные проблемы, судебная политика. На него и сам Закон давит, которым судья поставлен в зависимость от позиций сторон в процессе: либо утвердить правильность позиции обвинения, либо отвергнуть её и согласиться с позицией защиты, как будто третьего и не дано. Не может судья остаться равнодушным и к воспринятым подробностям по обстоятельствам дела, и происходящее в заседании безразличным не будет для него. Только что виду не подаст по тренированной сдержанности. Что уж говорить о свидетельствующих потерпевших, прошитых ненавистью к обидчикам. Так же и обвиняемый – он естественным образом не желает репрессий на свою голову.
Из таких вот условий порождена относительность любых оценок по верности свидетельств. Свидетельства могут быть или в определённой степени правдивыми, или в определённой степени ложными. По аналогии с критериями оценки полноты налива в стакане: стакан наполовину полон или наполовину пуст. Официально принятая стратегия российского судопроизводства определяется презумпцией правдивости: всё правдиво, пока не опровергнуто. Но в реальном отображении уголовного судоскотства культивируют такой подход только в отношении свидетельств обвинительного характера. А вот показания в поддержку защиты презюмируются (заранее считаются) ложными, не заслуживающими доверия, пока не будет представлено твёрдых доказательств их правоты и несомненности (доказательства доказательствам).
При всём при этом даже ложка ложного может пролиться не только от намерений, умышленных действий, направленных на достижение определённого результата, но и нечаянно, волей случая и обстоятельств. Например, последние вариации имеют место в условиях добросовестных заблуждений, искажений от первоисточника, под давлением сложившихся обстоятельств, вследствие не здравого рассудка. В этом не будет вины свидетеля, когда у него не прослеживаются собственные интересы и выгоды от таких свидетельств. Особнячком стоят показания, опирающиеся на предположения, слухи, домыслы, пространные рассуждения, шутки-потешки. Такие сведения, например, слухи, по которым не обнаруживается первоисточник информации, могут и не быть ложными, а соответствовать действительности, но из-за своей неустойчивости, а паче того, из-за непроверяемости, эти сведения не допускаются к процессу доказывания. А единожды допущенные – выбраковываются.
Опасные штуковины – намеренная ложь и фальсификация, особенно при их симбиозе. Они зачастую (конечно, в зависимости от ловкости обманщика) продуманны, выверены, трудны в разоблачении. Особенно, когда лжецу готовы или вынуждены верить. Наиболее опасны эти явления в случаях, когда вральные показания одного лица по конкретному и ключевому обстоятельству единственны в своём значении. Подобную информуху не с чем сопоставить, не с чем сравнить и выверить ей достойную цену. Такая ложь влечёт непоправимый ущерб для производства расследования и принимаемого резолютивного решения, так как предсказуема несправедливость, которая к тому же оказывается не исправимой.
Стандарты придуманы, идеалов в этом мире нет, а что некачественно – то брак. Как у любого изделия рукотворного или природой рождённого и у животного человека присутствуют изъяны и недостатки. Такие недостатки в каждом из нас, в большей или меньшей степени. Тогда и степень качества зависима от соотношения объёмов личных, профессиональных недостатков с достоинствами.
Качество допрашивающего – это комплекс качественных характеристик лица, производящего допрос и получающего показания. Круг таких лиц может включать не только представителей власти (дознаватель, следователь, прокурор, судья), но и другие участники, кому процессуальный Закон позволил задавать допрашиваемым вопросы и получать фиксированные ответы – показания. Например, таким правом и возможностями обладают защитник, представитель, потерпевший и обвиняемый в ходе допросов, очных ставок. Присяжные заседатели также вправе ставить вопросы через председательствующего в суде. Наиболее значимы лица по первой категории – профессиональные сборщики доказательств, так как ими в подавляющем числе допросы инициируются, задаётся тон и направленность, определяются содержание и объём всей первичной информации, выпекаются коренные выводы по всем вопросам доказывания. При общей их посредственности в исполнении предписаний Закона правильно отмечается сугубо обвинительная заинтересованность – односторонний подход к допросам. Природа этого корениться в искажённом понимании и применении норм, в следовании сложившейся судебно-следственной практике, в кадровой избирательности только в пользу угодных жополизов и послушников, а значит, субъектов с заведомо низкими морально-нравственными данными. (Собирательное наименование такой категории на сленге зека – Гадьё). Ну не может человек, даже превосходных грамотности и интеллекта, поставленный и находящийся только в устремлении к погрому прав и законного порядка, направляющий все свои знание и мастерство только на преодоление «чужих» законных интересов сохранить в себе нормальные человеческие начала (если были такие в нём изначально). Все кристаллики в таком необратимо мутнеют и деполяризуются, и он становится безвозвратным карателем. При такой ломке характера уродуются все качества «специалиста» – специалистами они как бы и остаются, но в извращённом обличье. Такие уже не способны объективно воспринимать информацию, оценивать и использовать её по достоинству. Попадут к ним сведения, противные обвинительным установкам, тут же включаются внутренние программы на нейтрализацию или уничтожение, на игнорирование или ретуширование такой информации. Программы те продуманны практикой и поколениями, насыщены приёмами и возведены в ранг традиций и обычаев. Ныне в почёте и признаются спецами не те, кто чётко следует принципам судопроизводства, а кто способен их «грамотно» обходить. И, возвращаясь в показаниям, отмечаем, что качество получаемых сведений через «профессионалов» будет крайне низким ввиду заведомой не качественности самих этих профи. Освободившаяся от глупости овца всегда уличит обман и фальшь, и не позволит беспрепятственно разливать вокруг себя сточные воды, дважды в них не войдёт.
