он считал, что войну необходимо прекратить и она, вероятно, скоро окончится. Поэтому настойчивые призывы Дотри развернуть широкое производство бронетехники на заводе в Бийанкуре не вызывали у него ни понимания, ни сочувствия. Рено «пребывал в страхе оттого, что его Заводы в первый день мира вновь окажутся захламленными оборудованием для производства танков и непригодными для производства автомобилей, как это произошло в 1919 году». Доверительные отношения между предпринимателем и правительством были подорваны еще в середине 1930-х гг. В 1939 г. Рено считал, что им и его заводами собираются просто воспользоваться. Даже если война затянется, «он будет производить танки, детали и комплектующие только до тех пор, пока национализированные заводы и цехи не заработают на полную мощность. А затем, когда все пойдет своим чередом., Рено бросят на произвол судьбы. Рено окажется в дураках, превратится в анонимного субподрядчика, которому будут перепадать сущие крохи»[1208].
Ни о каких национализациях речи на самом деле не шло. Правительство не рассматривало подобной меры, опасаясь роста социальной напряженности и помня о том, с какими трудностями была сопряжена реорганизация выкупленных предприятий в 1936–1938 гг. Мощности «Рено» интересовали министерство вооружений постольку, поскольку лишь на них во Франции можно было выпускать крупные серии бронетехники, для чего не подходили технические условия, имевшиеся, к примеру, на заводах «Ситроен», которые занялись изготовлением грузовиков. Дотри жертвовал гражданским производством «Рено», понимая, «что Франции, имевшей ограниченные возможности, никогда не удастся одновременно изготовить все необходимые грузовики и танки. Вывод напрашивался сам собой: лучше импортировать грузовики, не столь уж “стратегическую” продукцию, и сохранить во Франции. централизованное производство танков – машин, призванных сыграть в грядущих сражениях решающую роль» [1209]. Конфликт Рено и Дотри привел к назначению на завод в Бийанкуре контролера, выступавшего от лица правительства, однако постоянные столкновения между ним и администрацией, сопровождавшиеся угрозами Рено уйти с завода, мало способствовали росту производства вооружений.
Цех из трех конвейерных линий по производству танков B1 bis, март 1940 г.
Источник: Le Miroir. 1940. 17 mars.
В целом правительство продолжало опираться на государственную военную промышленность, созданную в 1936–1938 гг., хотя ее мощностей для покрытия всех потребностей вооруженных сил явно не хватало. Уже в июле 1939 г. на совещании в военном министерстве эксперты констатировали исчерпание имевшихся промышленных ресурсов[1210]. Вопрос о строительстве новых цехов упирался в дефицит средств. Привлечение частных предприятий в качестве подрядчиков к обслуживанию нужд армии, авиации и флота не позволяло в корне изменить ситуацию. Из 11 400 заводов и фабрик, работавших к концу 1939 г. в интересах вооруженных сил, 90 % имели мощности и помещения, введенные в строй до 1929 г. Несмотря на все усилия, приложенные правительством после 1936 г., средний возраст металлорежущих станков во Франции к началу войны составлял 20 лет против семи лет в Германии. По оценке Дотри, подобное положение дел сохранялось бы до 1942 г. [1211]
Разворачивавшийся постепенно рост военного производства потребовал дополнительных объемов сырья, однако централизованной системы его распределения по-прежнему не существовало, а министерство вооружений так и не получило необходимых для этого полномочий. В ноябре промышленности недоставало 150 000 тонн стали[1212]. Весной 1940 г. кризис усугубился: французская черная металлургия не могла удовлетворить потребности одновременно и военного, и гражданского производств, а объединения предпринимателей оказались неспособны контролировать конкуренцию между частными фирмами. Практически все управления министерства вооружений, ответственные за выпуск отдельных наименований продукции, отмечали острый дефицит сырья и полуфабрикатов. Завод в Тарбе, производивший артиллерийские лафеты, выпускал 25 % некомплектной продукции ввиду нехватки стали. Управление, отвечавшее за производство стрелкового оружия, констатировало, что, если бы ни поражение июня 1940 г., ряд патронных заводов остановил бы свои мощности по причине отсутствия сырья. Военное приборостроение и оптика страдали от дефицита специального стекла и цветных металлов. Отмечался факт конкуренции ведомств, обсуживавших разные рода войск, за скудные ресурсы [1213].
Громоздкая французская бюрократия, всегда мешавшая ускоренному перевооружению армии, тяжело переходила на военные рельсы. В январе 1940 г., осмотрев ряд военных заводов, Дотри жаловался Даладье на «невероятно сложные и медленные бюрократические процедуры, глубокое непонимание [чиновниками – авт.] нужд войны, бесчисленные формальности, которые без пользы поглощают силы и время промышленников, отвлекая их таким образом от производственного процесса. Система авансовых платежей запутана, переводы средств задерживаются, цены не зафиксированы. Каждый день мне приходится лично вмешиваться, чтобы предотвратить остановку предприятий, работающих на национальную оборону, которые по причине нехватки сырья, оборудования или денег, не поступивших потому, что одно из учреждений, расплодившихся сегодня во всех сферах, не приняло соответствующего решения, находятся на грани закрытия»[1214].
К сентябрю 1939 г. чиновники не успели завершить мероприятия по мобилизационному учету профессиональных групп населения, предусмотренные законом от июля 1938 г. Предприниматели озаботились проблемой «бронирования» своих сотрудников особо ценных специальностей лишь в августе 1939 г., когда их наплыв в соответствующие ведомства фактически парализовал всю процедуру[1215]. В результате, резко обострилась проблема распределения рабочей силы. Массовый призыв мужского населения после 2 сентября усугубил хроническую нехватку квалифицированных кадров в промышленности, так и не изжитую за предвоенные годы. Машиностроительные и металлургические заводы, основа военной экономики, лишились 50 % своих сотрудников. Из 35 000 рабочих завода «Рено» в Бийанкуре 23 000 оказались мобилизованы [1216]. В цехах завода в Ле Крезо по состоянию на 1 октября 200 станков из 800 простаивали ввиду отсутствия рабочих рук. Столь массовое изъятие кадров привело к обвальному падению промышленного производства, которое в октябре составляло лишь 60 % от июльского уровня[1217]. Тяжелая ситуация сложилась и в сельском хозяйстве. 12 сентября Даладье с борта самолета, на котором он летел на первое заседание Верховного военного совета союзников, обозревал неубранные поля департаментов Эн и Сомма: тысячи фермеров, призванные в армию, не смогли собрать урожай.
16 сентября он направил Гамелену эмоциональное письмо: «Без продолжения сельскохозяйственных работ, сохранения производства и торговли Франция не сможет сконцентрировать значительные финансовые ресурсы, которые являются одним из инструментов достижения победы. В частности, не собран урожай и не закончена молотьба. Должны ли мы ввести карточки на хлеб после того, как высмеяли те ограничения, которые на немцев наложил Геринг? Без специализированной рабочей силы невозможно обеспечить сбор свеклы и запустить сахарные и спиртовые заводы. Придется ли нам ввести карточки на сахар?. Можно ли представить, что национальное производство сможет функционировать без лошадей, грузовиков, автомобилей, телефонов, возможности пользоваться транспортом?. В тот час, когда оборона страны накладывает на нас колоссальную ответственность, жизненно необходимо сохранить поддержку и доверие со стороны населения. Оно быстро устанет, если мы решительно и не теряя времени не избавим его от последствий этих злоупотреблений»[1218].
Дотри в докладе Даладье
