и, похоже, и впрямь моментально уснули. Я подумал, что с их стороны
опрометчиво так доверять незнакомцам — а впрочем, желай мы им зла, от
меча и арбалета им бы и в бодрствующем состоянии не защититься. С моего
нового места открывался не самый элегантный вид на пару черных бычьих
задниц, правой из которых как раз в этот момент вздумалось опростаться.
— Поехали скорей, — поторопила баронесса, брезгливо морща свой
аристократический нос.
— Ага, — согласился я, беря палку. — Н-ноо! То есть, это…
цоб-цобэ!
Управлять быками и впрямь оказалось совсем не сложно, тем более что
дорога шла практически прямо. Поездка протекала без приключений; мы
миновали еще пару деревень — одну в отдалении, я мог различить лишь
беленые домики на пригорке, вторую — возле дороги. В этой последней
сгорело около трети домов в ее западной части, но в остальных двух
третях продолжалась жизнь. В свое время, когда мы скакали с Левиртом на
запад, практически нетронутые грифонские села казались оазисом
благополучия после разоренных земель Рануарского графства; теперь же
эти, бедные и пострадавшие, но все же не уничтоженные дотла деревни
производили такое же впечатление на фоне того, что осталось от
грифонских поселений.
Мы переехали вброд неглубокую, но широкую речку; в менее засушливое
время она была, очевидно, еще шире, и на другом берегу подвода чуть не
увязла в черной грязи, провалившись колесами сквозь серую пыльную корку
засохшего сверху ила. Я принялся нещадно нахлестывать быков; они мычали
и вытягивали жилистые шеи, но в итоге все-таки выволокли телегу на
твердую почву. От всего этого шума и толчков проснулся Жером, бросив
взгляд на реку, удовлетворенно оценил наше местоположение и выразил
готовность вновь занять свое место.
Духота, казалось, сгустилась еще сильнее; то и дело приходилось
утирать пот, и кровь неприятно, тяжело пульсировала в висках. В небе
где-то далеко погромыхивало, но дождя не было. Дорога по-прежнему
оставалась совсем пустой. Лишь под вечер навстречу нам, взбивая копытами
горячую пыль, проскакал отряд из восьми всадников в кольчугах и открытых
шлемах. Знамени у них не было; возможно, это были дружинники того самого
однорукого барона. Они окинули нас изучающими взглядами, но не стали
снижать темп. У меня было искушение окликнуть их и рассказать правду о
разбойничьей шайке, но я этого не сделал. Если Жером хотел выдать
Пьетро, он мог сделать это и сам, а если не хотел, к чему мне было
ссориться с человеком, оказывающим нам услугу? Но важнее было даже не
это — я помнил слова Пьетро относительно наклонностей барона по женской
части. И хотя Эвьет, разумеется, еще ребенок — черт его знает, что может
прийти в голову не в меру ретивым баронским слугам! Вообще, есть простое
правило, полезное во всякое время, а уж в особенности в пору гражданской
войны: без самой крайней необходимости не стоит привлекать к себе
внимание вооруженных людей.
Уже в сумерках — наступивших, впрочем, раньше из-за туч, обложивших
все небо — мы подъехали к перекрестку, где стоял большой постоялый двор,
обнесенный высокой бревенчатой оградой, способной выдержать нападение
если не регулярной армии, то, по крайней мере, банды грабителей
наверняка. Массивные ворота еще были открыты в ожидании припозднившихся
путников, и я полагал само собой разумеющимся, что Жером повернет туда.
Но он лишь принялся вздыхать, что это — единственный оставшийся
постоялый двор во всей округе, и хозяин, гад, кровопийца, зная это,
взвинтил цены выше всякого разумения.
— Да ладно скупердяйничать-то, — пробурчала Магда. — Вишь, гроза
идет.
С неба и впрямь по-прежнему периодически доносилось недружелюбное
ворчание — правда, это длилось уже несколько часов, а ни одной капли
дождя так и не упало.
— Под телегу спрячемся, не впервой, — сварливо ответил Жером,
бросая в то же время вожделеющий взгляд в сторону открытых ворот.
— В луже, что ль, лежать под телегой-то твоей? — повысила голос
Магда.
— А хоть бы и в луже — не сахарная, не растаешь, — огрызнулся ее
муж. — Нам деньги нужны, чтобы в городе обустроиться, а не всяких
кровопийц кормить!
— Ладно, — принял решение я. Я догадывался, что вся эта сцена может
быть спектаклем, разыгранным специально для меня, но даже если и так -
эти люди бесплатно везли нас и делились своей едой, так что вполне
заслужили ответный жест. — Поворачивай, я заплачу за всех.
Цены оказались и впрямь изрядно кусачими; хозяин — бритоголовый, с
жесткими чертами худого лица, в черной одежде, больше походивший на
солдата (скорее даже на офицера), чем на трактирщика — даже вел
переговоры с вновь прибывшими, недвусмысленно выставив напоказ длинный
кинжал, почти меч, висевший на его кожаном поясе, а поблизости еще
подпирал стену скучающий амбал со свинцовым кастетом на толстых пальцах
правой руки. Как видно, прецеденты, когда узнавшие условия приезжие
начинали буянить, имели место здесь уже не раз. Впрочем, надо отдать
хозяину должное, он не просто пользовался своим положением монополиста,
но действительно старался обеспечить постояльцам достойный высокой цены
уровень обслуживания. Здесь была даже мыльня с горячей водой, услугами
которой мы с Эвьет с удовольствием воспользовались (гулять, так гулять,
подумал я, выкладывая за это удовольствие полновесную крону). Для нас
двоих я снял отдельную чистенькую комнатку на втором этаже, а Жерому и
Магде оплатил места в большой общей комнате на первом, где обычно
останавливались путники из простонародья. Впрочем, постояльцев, как и
повсюду в эти смутные времена, было мало, так что крестьяне устроились
едва ли не более роскошно, чем мы — в помещении, рассчитанном на
десятерых, их было только трое (третьим оказался какой-то тощий
длиннобородый мужичонка с родимым пятном во всю левую щеку). Столовались
на сей раз по отдельности (деньги, уплаченные мной за ночлег для Жерома
и Магды, а также за корм и место в сарае для их быков, и без того в
несколько раз перекрывали стоимость обеда, которым они нас угостили -
даже если б мы съели всю их еду без остатка). Крестьяне, кажется, и в
этот раз предпочли обойтись еще не иссякшими собственными припасами, ну
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
