приземистая фигура с мечом в руке, стоящая на расставленных и
полусогнутых ногах напротив меня. Ущербная луна светит ей в спину, и я
не вижу ее лица — зато вижу лунный блик на лысине. И еще я вижу позади
очертания телеги, а возле нее, в траве — лучше даже слышу, чем вижу, как
борются еще две фигуры. Большая и грузная навалилась сверху на маленькую
и, кажется, одной рукой зажимает ей рот, а другой пытается…
пытается…
Одновременно я понимаю, что меч в руке моего противника — мой
собственный. А в левой руке он держит арбалет — впрочем, невзведенный и
без стрелы на ложе. Зато моя куртка на мне. В предутренние часы уже
свежо, особенно когда спишь на земле — все-таки середина августа, хотя и
юг. Поэтому куртку я не снимал. Хорошо.
В первый миг со сна я так слаб, что, кажется, нет сил даже сжать
кулаки. Поэтому я просто говорю:
— Брось нож, Магда.
— А то что, Дольф? — Жером делает шаг в сторону, становясь между
мной и женой, которая все еще борется с Эвьет. Он говорит все тем же
добродушным голосом пожилого крестьянина.
Что? Я могу сказать ему, что. Но он не поверит. А когда поверит,
будет поздно. Но мне все еще не хочется убивать их этим способом — не
из-за них самих, конечно, а из-за Эвелины. Я не хочу ей это показывать,
а главное — я боюсь ее зацепить. Я замечаю, что Магда, слыша наш
разговор, ослабила свои усилия, а муж не может помочь ей, поскольку не
решится повернуться ко мне спиной. Так что, кажется, в ближайшие
несколько мгновений смертельная опасность девочке не грозит.
— Почему, Жером? — спрашиваю я, хотя уже представляю себе ответ. -
Разве мы сделали вам хоть какое-то зло?
— Да нет, — отвечает крестьянин почти извиняющимся тоном. — Просто
нам деньги нужны. В городе обустроиться, это ж, сам понимаешь… — он
словно приглашает меня посочувствовать своим проблемам.
Мне нет нужды спрашивать, почему нас пытаются убить, а не просто
ограбить, предварительно похитив оружие. Мы ведь знаем, где искать этих
кандидатов в мясоторговцы. Жером, конечно, мог и соврать, что они едут в
Комплен, но, похоже, не соврал. Значит ли это, что их план созрел
экспромтом, лишь после того, как они убедились в моей
платежеспособности? Нет, если бы так, у них бы не была припасена с собой
та дрянь, которой они нас опоили. Небось, просчитано было даже показное
доверие, с каким Жером просил меня поуправлять повозкой. Старая
логическая ошибка — "я доверяю тебе, значит, ты должен доверять мне", и
как же глупо было с моей стороны на это клюнуть…
"Скажи, умнО придумано? Мой товар меня же до места и везет, а как
довезет — на прилавок ляжет. А они-то, сердешные, и не догадываются,
куда и зачем идут!" Следовало прислушаться к этим словам повнимательней,
ох, следовало! Ведь та же самая логика. Сперва взять попутчика,
способного обеспечить какую-никакую охрану в дороге, а доехав до места
расставания, где он становится бесполезен… Вот почему Жером не врал
про Комплен — надеялся, что при удаче я буду сопровождать его чуть ли не
до самых ворот. Несомненно, он и тогда подгадал бы с последним ночлегом
так, чтобы тот пришелся посреди чистого поля, а не в самом городе.
Все эти озарения мгновенно проносятся у меня в голове. Одновременно
я замечаю, что меч Жером держит не очень сноровисто, хоть и старый
солдат. Ничего удивительного: ему непривычен рыцарский меч, узкий и
длинный, хороший и для рубящих, и для колющих ударов. Пехотные мечи
другие. В пехоте есть профессиональные мечники — белая кость,
воины-богатыри, орудующие здоровенными двуручниками и чуть меньшими
полуторниками. В их рядах не зазорно биться и дворянину — впрочем, и не
всякий рыцарь, даже тренированный с детства, сможет махать таким мечом
хотя бы несколько минут. Но Жером — не из таких. Не вышел ни ростом, ни
статью. Он — черная кость пехоты, копейщик. Мечи у таких, если вообще
есть — сугубо вспомогательное оружие. Как правило, они короткие и
широкие, из менее качественной стали — как раз такой мы видели у
Пьетро…
Конечно, я не стоЮ перед лицом вооруженного врага, спокойно
размышляя о тактике мечного боя — все это я просто знаю с тех времен,
когда мы с учителем работали над военными заказами. Сила и твердость уже
полностью вернулись в мои руки. Я расстегиваю куртку.
— Вы просто не знаете, с кем связались, — говорю я, обращаясь к ним
обоим. — Положите оружие и убирайтесь. Это ваш последний шанс остаться в
живых. Считаю до трех.
Жером, насколько я могу разобрать при таком освещении, широко
улыбается. Моя куртка его не тревожит: он понимает, что самое длинное,
что я могу достать оттуда — это кинжал, против меча никаких шансов. Даже
если я попробую его метнуть — пока я замахиваюсь, он успеет сделать
выпад…
Но прежде, чем я успеваю сказать "раз", за его спиной раздается
короткий женский вскрик и следом — звук падения тела.
Я даже не успеваю испугаться. Я понимаю, что кричала не Эвьет. Но
это понимает и Жером. Он резко оборачивается — девочка как раз
выбирается из-под туши Магды, выдергивая свой нож из ее груди — и
бросается с мечом на убийцу своей жены.
Времени миндальничать больше нет. Молниеносным движением я
выхватываю свое оружие — свое настоящее оружие — и жму на скобу.
Раздается оглушительный грохот. Вырвавшееся пламя на краткий миг
озаряет Жерома. Он еще на ногах, но он уже труп. Его голова взрывается,
раскалываясь на куски. Осколки черепа с кусками кожи, длинные тягучие
брызги крови и ошметки мозга разлетаются во все стороны.
— Берегись! — кричу я Эвьет, боясь, что в падении мертвое тело все
же может поранить ее мечом. Но девочка, как бы сильно она ни была
потрясена случившимся, проворно откатывается под телегу. Труп мужа
падает на труп жены. Из блестящего месива в уцелевшей нижней части
черепа несколькими толчками выплескивается кровь, иллюстрируя то, что я
говорил Эвелине о работе сердца. Затем и эта последняя судорога жизни
прекращается.
Все кончено.
До чего же глупо вышло, подумал я. Я не решался, или слишком поздно
решался, пустить свое оружие в ход, когда нам угрожали разъяренные
звери, мародеры, солдаты, разбойники — и все это лишь для того, чтобы в
конце концов применить его против одного-единственного пожилого
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
