Судебная практика тяготеет к восприятию «документа» в широком смысле. Поэтому в качестве доказательства – «иного документа» используют любые информационные сведения, выраженные в письменном виде. Доказательственное внимание уделяют любому способу письма (буквы, цифры, все прочие знаки и символы) на любом носителе, сохраняющем эту писанину (электронные, бумажные, тканевые, прочие твёрдо-поверхностные тела).
Такое понимание, которым практически все ограничители допустимости вырубаются безусловно, выгодно стороне обвинения. И Суд на то благословляет. Как смиришься с этим, так по прихоти обвинителя в качестве «иных документов» против тебя будут использованы не только текстовые бумажки, но и этикетка от гондона, изображение с дисплея, надпись на крышке гроба, наколка «Всё пропью, баян оставлю» на шкуре кореша твоего. Думается, в каждом случае сомнений в принадлежности к Документу каких-либо странных и неочевидных материалов их такую природность и видовую принадлежность следует оспорить.
Только в соре рождается глистина.
Особенно, когда такие материалоносители на основании ст. 84.2 УПК пытаются отнести к «иным документам» за гранью прямо дозволенных кино-, фото-, видео-, аудионосчиков. Подобного «левака» во множестве обнаруживаем по материалам уг. дел. Не просто уяснить их доказательственный характер, так как, в отличие от тех же вещдоков, Закон не предписал по «иным документам» процедуру и решение о признании их таким видом доказательства.
Основными и обязательными условиями допустимости «иных документов» являются:
– прямое отношение содержащихся в них сведений к обстоятельствам уголовного дела (та же относимость);
– определимость источника – автора Документа;
– соблюдение требований УПК по собиранию и приобщению к материалам дела;
Относимость к подлежащим доказыванию обстоятельсвам может быть не только прямая, когда, например, на видео файле отраженна картинка самих преступных событий, но и косвенной. Косвенная информация сама по себе не раскрывает обстоятельство, но при сопоставлении с информацией из другого доказательства, то есть в совокупной оценке, позволяет сделать однозначные выводы, убеждает в наличии или отсутствии искомого обстоятельства. Так, из предсмертной записки усматривается только то, что Коля Боков (в миру – Колобок) крайне разочарован в жизни и не видит смысла в продолжении своей бытийности. Ну и что? Это только мыслительные заметки на память. Но в совокупности с другими доказательствами: полное запирание квартиры изнутри, характерные следы вертикального удушения на шее висельника, отсутствие следов внешнего насилия и другие приметы, – это подтверждает версию добровольного самолишения жизни, самоубийства (суицида). В данном случае письменное послание Колобка принимается «иным документом» – косвенными сведениями о событии и составе деяния.
Всякая прочая информация, не позволяющая установить обстоятельства, не имеющая отношения к предмету доказывания, влечёт исключение Документа, в том числе в случаях, когда содержание сведений своим значением «за уши» притягивается к делу, когда информация домысливается или вообще не содержит конструктивной мысли. Например, по делу об изнасиловании не имеют значения для установления обстоятельств самого преступления документальные сведения о состоянии банковского счёта обвиняемого. Если только сам обвиняемый в свою защиту не ссылается на такие данные, подтверждающие факт обналички тарифной суммы на оплату услуг проститутки – потерпевшей по делу, то есть о добровольности совокуплений и вымогательстве.
Заслуживают отдельного внимания всякого рода процессуальные решения. Эти решения по всем внешним признакам являются Документами (актами). Но все они, за исключением Приговоров и иных судебных решений, не могут использоваться в качестве доказательств для установления основных компонентных обстоятельств: события, причастности, виновности, преступности, вреде. Лишь в отдельных случаях такие решения применимы для установления данных о личности виновного, например, в качестве характеризующего материала, или о наличии смягчающих (отягчающих) обстоятельств, как например, о решении прокурора по «соглашению о сотрудничестве». Причина доказательственной недопустимости сведений по процесс. решениям в том, что сведения по ним исходят от лиц, связанных с производством по делу, имеющих процессуальный интерес в исходе дела, когда сами такие решения связаны с исполнением должностных властных полномочий участников процесса и могут быть обжалованы и пересмотрены вышестоящими инстанциями, когда эти решения не очевидны ввиду отсутствия у них качеств «свидетельства» по существу и порядку получения доказательств. Например, не могут приниматься в качестве доказательств о событии преступления – совершении грабежа сведения по Постановлению следака о возбуждении уг. дела по признакам совершения преступления по ст. 161 УК РФ; не будут иметь значения для установления причастности данные по ментовскому постановлению о контроле переговоров в квартире подозреваемого; нет доказательственной силы по вопросу виновности у постановления суда о назначении психиатрической экспертизы. Равным образом и отсутствие процессуальных решений как таковых не считается доказательством в пользу каких-либо фактов или обстоятельств обвинения. Процессуальные решения могут считаться доказательствами только по обстоятельствам законности конкретных процедур или самого наличия процессуальных действий. О ничтожности решений, как доказательств, об их несостоятельности в качестве «иных документов» умалчивается в Законах и разъяснениях. Это делается намеренно, чтоб заблудить овец, таких как мы с тобой. При этом, и невзирая на наличие преград, сторона обвинения и суды охотно применяют в доказывании проц. решения, перетасовывая их с другими видами доков в один винегрет и создавая мнимую совокупность. Зачастую, кроме таких документов-решений в обвинительных решениях не обнаруживается вообще каких-либо других «нормальных» доказательств, то есть этими «документами» полностью подменяют при доказывании отдельных обстоятельств не добытые качественные сведения.
Грустным исключением из этого правила являются только сведения по вступившим в законную силу Приговорам или иным судебным решениям резолютивного толка. Такой вариант в Законе обзывается буржуйским словом «преюдиция» (см. ст.90 УПК). Термин этот звучен, но коварен в своём значении. А означает он предрасположенную, заведомую доказательственную силищу всех фактов и обстоятельств, установленных в Приговорах и равных решениях. Сама норма об этом в УПК лукаво отведена в сторону от основного перечня видов доказательств. О Приговоре, как о доказательстве напрямую не говорится, но мусора подводят именно к такому смысловому пониманию этого положения.
Суть вот в чём. Если каким-то судебным решением установлен некий факт (Петя бухал с Васей на вершине Эвереста рыбье молоко в тени эвкалиптов), то при рассмотрении другого уг. дела, где, среди прочего, обсуждаются важными для разрешения те же самые обстоятельства, они не требуют нового доказывания, не подлежат переоценке, а принимаются уже установленными – бесспорными. В новом разбирательстве ни судья, ни другие участники не могут выказывать сомнения в достоверности уже состоявшихся установлений и перепроверять те обстоятельства. И в большинстве случаев (и не только мусорам) очень удобно и легче прятаться за подобными утверждениями, какой бы абсурд в них не сквозил, какие бы вновь полученные данные это не опровергали. Что же касается возможных внутренних сомнений у мусоров, так они не будут обнародованы. Более того, доказательственная сила суд. решений является эффективным и надёжным средством доказывания. Это средство умышленно применяют при доказывании новых обвинений, как промежуточный резерв в достижении заглавных целей. Существует и применяется специальный тактический приём изощрённого надувательства и преодоления защиты.
Вот, например, зреет обвинение тебя в сбыте особо крупного размера наркоты. Обвинение дохлое, непроходное из-за отсутствия доказательств по обстоятельству твоего нахождения в определённом месте в определённое время. Ясен хрен, что без доков обвинение обречено на развал, защита такому обвинению имеет все шансы успешно сопротивляться, а ты можешь улизнуть от казни. Тогда мусора через подброс «дозы» возбуждают дело и предъявляют тебе обвинение в совершении какого-нибудь плёвого деяния, много меньшей тяжести, допустим по хранению наркосредств по ст. 228 ч.1 УК РФ, за которое максимально могут впаять 3 года несвободы. И то – вряд ли: по этому составу предусмотрены альтернативные виды наказаний, не связанные с лишением свободы, а по первому разу могут и вовсе освободить от угол. ответственности. Выказывая отказ от обвинений в сбыте, но закошмарив тебя по более «лёгкой» делюге, вследствие чего ты может быть даже и обрадуешься такому обороту, мусора обосновано рассчитывают, что ты можешь разменяться на меньшее наказание под угрозой много больших лишений, и обвинение «по хранению» состоится успешно. И будет суд, и будет Приговор. А по приговору тому станет, как бы между прочим, доказанным и обстоятельство по ранее проблемным времени и месту твоего пребывания, плюс – сам факт твоей связанности с наркотой. После этого тебе румяному пупсу самым подлым образом двинут первоначальное обвинение, – то самое – по особо тяжкому сбыту той же наркоты, и в суде уже не придётся мусорам рогом упираться, чтобы доказывать кривые обстоятельства. В подтверждение им будет представлен «бесспорный» преюдиционный Приговор о хранении. Усё, мыль жопу, овца!
