— Мужика тебе надо, — поразмыслив некоторое время, глубокомысленно выдает Шон.
Я едва не падаю со стула от такой наглости. И даже чуть-чуть трезвею.
— Совсем… — Собираюсь рявкнуть: «Совсем оборзел?!» Но внезапно передумываю. — А ты не знаешь случайно кого-то подходящего? — спрашиваю на полном серьезе. Да, знакомые брата, скорее всего, тоже музыканты и младше меня, но мне же не для «долго и счастливо». — Кого-нибудь спортивного, смуглого и с отличной задницей? — озвучиваю полноценный запрос.
— Чернокожего в смысле? — уточняет Шон. И по его лицу видно: он до сих пор не может понять, шучу я или нет. Не шучу.
На мгновение задумываюсь над вопросом. Можно и черного, конечно. Но с классной задницей непременно… Однако образ одного наглого камикадзе упорно не желает выходить у меня из головы.
— Не-е-ет, — все же отказываюсь от чернокожего знакомого. — Хочу просто смуглого. Что-то вроде латиноса.
На лице Шона откровенное недоумение.
— Забудь, — отмахиваюсь и принимаюсь копаться в горе пустых фантиков, надеясь, что среди них затесалась целая конфета.
Шон со вздохом отодвигает стул и тоже садится. Опирается руками на стойку. На нем футболка с короткими рукавами, а жилистые предплечья, покрытые цветными татуировками, странно поблескивают. Подаюсь вперед и прищуриваюсь, всматриваясь. Ну точно — вон отпечаток губ.
— Мне опять папа звонил…
— Тебе что, поклонницы руки целовали?!
Произносим одновременно, пялимся друг на друга пару мгновений и начинаем ржать. Ну, я начинаю. Потому что я пьяная. А Шон — потому что я ржу. Подхватывает. Он так всегда делает, с самого детства.
— Помочь, может, чем? — вдруг неожиданно серьезно спрашивает брат. Будто это он старший — ну надо же.
Качаю головой и собираю растекшуюся себя по столешнице. Все-таки три бутылки вина мало даже для моего роста — слишком быстро трезвею.
Чем мне поможет Шон? Написать про музыкальные группы? Я же уже хотела писать о юном даровании, поющем про мосты и обломы, но он оказался смертником…
Уже тянусь к бутылке, которую, собственно, осталось разве что потрясти над языком, чтобы добыть последние капли, как замираю. Смотрю на брата в упор. Он изгибает светлую бровь, и она теряется под неряшливой челкой.
А почему, спрашивается, я так зациклилась на племяннике альфакритского президента? Да, он несовершеннолетний и жить ему осталось всего ничего. Но он же не единственный наркоман во Вселенной. А «синий туман» — воистину золотая жила. Когда Лондор (кстати, во главе с родным дядюшкой того самого Александра Тайлера) в свое время накрыл целую наркокорпорацию по производству «синего тумана» и добыче синерила, из которого тот делают, весь мир, как на волнах, качало несколько лет. Так что, если и я накопаю что-то по-настоящему стоящее… Бинго!
Следящий за выражением моего лица брат на всякий случай отклоняется от стола, будто всерьез испугался, что меня разорвет от вдохновения и забрызгает его уродскую майку.
И он прав, черт возьми — у меня почти катарсис!
— У вас кто-нибудь употребляет? — Мгновенно подбираюсь на своем стуле, как пантера перед прыжком.
— Алкоголь?
— Конфеты, блин. Наркотики, конечно же!
Шон жмется, не хочет сдавать своих.
— Ну-у…
Ясно. Есть такие. Творческая среда — кто бы сомневался?
— Героин, кокаин, фристил, — перечисляет нехотя. — Травка…
Отмахиваюсь. У меня у самой пакет «травки» в ванной. Валяется там уже третий год — кому она вообще нужна?
— «Синий туман»? — спрашиваю в лоб.
Теперь брат отшатывается от меня, как от чумной.
— Спятила?!
Корчу ему гримасу. Можно подумать, никто и нигде, ну-ну. Все такие ответственные и правильные.
Изображая обиду, спрыгиваю со стула и, подхватив пустую бутылку, плетусь к мусоросборнику в углу. Жаль, что тапочек у меня всего один — второй после броска лень было искать за диваном.
Ничего не говорю, выкидываю стеклотару, собираю мятые обертки из-под конфет, протираю салфеткой столешницу. На брата демонстративно не смотрю.
— Ладно, — ожидаемо сдается. И тон такой, будто его пытали и до сих пор держат нож у горла. — Я поспрашиваю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Расплываюсь в хищной улыбке.
— В такие моменты понимаю, почему тебя зовут Пираньей, — нервно сглотнув, признается Шон.
Самодовольно усмехаюсь и ретируюсь с кухни.
Глава 10
— Док, а можно короче? — прошу, бросив взгляд на экран, на котором вертятся, поворачиваясь разными боками к зрителям, цветные химические соединения, и снова возвращаюсь к своему комму. Под опубликованным вчера селфи из холла канала подписчики поздравляют меня с возвращением домой. А помощницы у меня теперь нет, приходится отвечать самой.
Профессор Грегори отрывается от экрана и мученически возводит на меня глаза.
— Куда короче-то? — кажется, искренне недоумевает.
Проводит ладонью по волосам, вздыбливая редкую седую шевелюру. Сдерживаю смешок: с такой прической и в белом лабораторном халате он похож на сумасшедшего ученого из популярного в моем детстве шоу. Не хватает только зеркальных очков и вибропилы под мышкой.
— Строго по делу, — говорю.
Профессор вздыхает и подкатывается на своем кресле ближе к столу. Я же продолжаю листать ленту сообщений.
«Сдохни, ущербная!» — эмоционально, мне нравится. Как тут не ответить? Отправляю в ответ подмигивающий смайл.
«Сколько стоит твой ротик на час?» и десяток лайков под сообщением. Морщусь и пролистываю — вульгарщина.
«Хочу тебя». Ну хоть коротко и по делу…
— Значит, так… Когда этот состав добавляется к правильно измельченному синерилу…
Понимаю, что увлеклась разглядыванием крупного плана мужских гениталий, прикрепленного под одним из комментариев, и, свернув экран, обращаюсь в слух.
— Камень очень хрупкий, и если правильная помолка будет нарушена…
Нет слов, одни матерные выражения. Что за чокнутый гений вообще додумался до такой технологии? Немудрено, что одна доза «синего тумана» стоит как половина моей квартиры в новострое.
Обхожу кресло профессора и опираюсь ладонями на стол, вглядываясь в схему на экране.
— То есть неправильно измельчили, и все? В помойку? — Поворачиваю к Грегори голову.
Профессор приосанивается, довольный тем, что его все-таки слушали.
— Именно так, юная леди, именно так.
Польщенно улыбаюсь. Ах ты старый дамский угодник.
— А где все это приобретается? — уточняю. — Сложно достать?
Пожимает тощими плечами.
— Любой супермаркет или аптека. Главное — синерил и оборудование.
Дерьмово: по расходникам этих зельеваров не вычислить. Барабаню пальцами по столешнице.
— А что, — пользуется паузой профессор, — опять у нас травят молодежь?
Невесело хмыкаю и киваю. Не опять, а снова. «Синий туман» с упорным постоянством всплывает на рынке, несмотря на дороговизну и сложность его изготовления.
— Дурачье, — удрученно качает головой пожилой мужчина.
И он чертовски прав: дурачье — те, кто это покупает. А спрос, как известно, рождает предложение.
— Ну а токсичность? — возвращаюсь к нашим баранам.
Инфосеть единодушна: одна доза — и привет семье. С другой стороны, откуда тогда столько клиник по лечению наркозависимости именно от «синего тумана»? Та же клиника некоего доктора Кравеца на Сьере, рекламой которой пестрит все виртуальное пространство, стоит ввести соответствующий запрос. Грамотный пиар-ход или таки шанс на выздоровление?
— О, токсичность колоссальная! — восклицает профессор. — Привыкание почти мгновенное!
— Почти? — Прищуриваюсь.
Доктор интенсивно кивает, отчего уже и без того вздыбленные космы встают совсем торчком.
— Если не промыть желудок в первые двадцать минут после перорального приема, то да.
Только «синий туман» — такая ядреная дрянь, что его можно не только глотать, но и нюхать, вкалывать и даже втирать в кожу. Что промывать, если богатенький камикадзе сделает себе внутривенную инъекцию? Хотя…
