продержал у себя Гольбейна, заставляя его исполнять различные работы и отнюдь не допуская, чтобы король что-нибудь о нем слышал или чтобы видел его произведения», – читаем у ван Мандера[968].
Среди лучших произведений, созданных Гольбейном в это время, – портреты Томаса Мора и Николауса Кратцера, соотечественника Гольбейна, который был придворным астрономом Генриха VIII, другом Мора и гувернером его детей.
Главной работой, выполненной Гольбейном по заказу его высокопоставленного покровителя, было «огромное полотно, писанное водяными красками, с превосходно расположенными, натуральной величины, во весь рост, сидящими фигурами ученого и знаменитого Томаса Мора, его жены, сыновей и дочерей; это было произведение, достойное удивления и величайших похвал»[969]. Об этом беспримерном эксперименте, предвосхитившем голландский групповой портрет XVII века и современную семейную фотографию, мы имеем представление по копии картины и по рисунку Гольбейна[970], на котором Кратцер указал имя и возраст каждого члена семьи[971].
Ганс Гольбейн Младший. Портрет Томаса Мора и его семьи. 1526
Семья Томаса Мора собралась в его загородном доме в Челси, где жил тогда и художник. Посредине восседают сэр Томас и его отец сэр Джон, член королевского суда. По левую руку от Томаса стоит погруженный в чтение единственный его сын Джон; рядом с ним смотрит прямо на нас домашний шут Генри Пейтенсон. На исчезнувших под юбками низеньких скамеечках устроились младшая и старшая дочери Мора; за ними стоит на коленях, читая молитвенник, леди Алиса, вторая жена Томаса Мора. Из-за плеча старого сэра Джона выглядывает грациозная фигурка пятнадцатилетней невесты его внука. У левого края рисунка стоит средняя дочь Томаса Мора, а между нею и дедом – приемная дочь, объясняющая сэру Джону какое-то место в книжке. С поразительной изобретательностью расположил их художник на листе бумаги, не просто собрав десять персон (не считая двух слуг, чьи силуэты виднеются в глубине дальней комнаты), но так деликатно соединив их друг с другом позами, ракурсами, жестами и направлениями взглядов, что до нас и сейчас доносится из полутысячелетней дали атмосфера английского аристократического дома, где благочестие и гордость, непринужденность и скрытность кажутся одинаково естественными. Чего стоит хотя бы постановка двух пар ног – зябко сомкнутых у семидесятишестилетнего сэра Джона и самоуверенно расставленных у его сына, притом что их руки обнаруживают противоположные темпераменты: старик держит их открыто, а сэр Томас прячет в муфте. Судя по тому, как много в этой комнате книг, в те годы английская элита была самой читающей в Европе[972].
В мае 1527 года Генрих VIII устроил роскошный прием в честь французской делегации по случаю заключения мирного договора с Францией. В только что отстроенном банкетном зале в Гринвиче была возведена золоченая триумфальная арка, под которой гости прошествовали от пиршественного стола в театр. Как только они миновали арку, король любезно предложил им оглянуться – и они увидели на оборотной стороне арки картину с изображением битвы при Теруане, в которой англичане нанесли французам жестокое поражение. Войдя в театральный зал, смущенные гости увидели вместо потолка небосвод с персонификациями планет и знаками зодиака. Автором обоих панно был «Мастер Ганс», заказчиком – скорее всего, Мор, а консультантом художника в работе над картиной неба – Кратцер. Будучи исполнены лишь для того, чтобы ошеломить французов, картины эти, после отъезда гостей никому не нужные, погибли. Но Гольбейн, наверное, не сильно сокрушался по этому поводу. Куда важнее было то, что, хотя английский король и не проявил к нему персонального интереса, гонорар Гольбейна был выше, чем у любого другого из множества оформителей празднества в Гринвиче[973].
Вернувшись в Базель, Гольбейн немедленно переселился с семьей в роскошный дом, стоивший ему 300 флоринов, а два года спустя приобрел за 70 флоринов второй дом. В это время создано самое задушевное его произведение – портрет жены с детьми[974]. Усталость во взгляде Эльзбеты, вероятно, была вызвана болезнью глаз. Но запас ее жизненных сил неистощим. Налитое тело прекрасно приспособлено природой для вынашивания, рождения и выкармливания детей. Гладкая кожа сияет в обрамлении синего платья и коричневого фона[975], как мрамор античного бюста. Образ Эльзбеты родствен иконографии Милосердия. Она олицетворяет собой главные добродетели немецкой женщины, три «К»: Kirche, Küche, Kinder (церковь, кухня, дети)[976]. Отход от традиций портретного жанра в область аллегории помог Гольбейну приоткрыть окно в семейный мир бюргерства, и сделал он это так, что во всем предшествующем европейском искусстве вы не найдете портрета более трогательного, чем этот.
Вскоре детей у Ганса и Эльзбеты стало четверо. Возможность сдавать в аренду недвижимость была для них спасением, ибо по мере превращения Базеля в твердыню швейцарского лютеранства раздобыть крупный заказ становилось все труднее. Незадолго до возвращения Гольбейна фанатики-иконоборцы учинили погромы в церквах Святого Мартина и Святого Августина.
Ганс Гольбейн Младший. Портрет жены с детьми. Ок. 1528
Единственной крупной картиной на религиозный сюжет, над которой Гольбейну довелось потрудиться в эти годы, был вотивный образ «Мадонна Милосердие»[977], заказанный ему бывшим бургомистром Якобом Мейером[978] еще в 1526 году, но, вероятно, не вполне законченный перед отъездом художника в Англию. Мейер, возглавлявший католическую партию в Базеле, заказал этот образ для своей личной капеллы в замке Гундельдинген во исполнение обета: в знак благодарности Господу за то, что ему удалось воспрепятствовать официальному признанию Реформации в Базеле. Ныне эта картина называется, по месту ее хранения, «Дармштадтской Мадонной»[979].
Ганс Гольбейн Младший. Мадонна Милосердие. 1526 и после 1528
Осененный покровом Царицы Небесной, Якоб Мейер опускается перед ней на колени, с благоговением ловя жест Иисуса, означающий, что его мольбы приняты благосклонно. Вместе с отцом семейства сосредоточены в молитвах его близкие: давно умершая первая жена Магдалена Баер, вторая жена Доротея Канненгиссер и единственная наследница Анна – дочь Якоба и Доротеи. К моменту заказа картины сыновей у Мейера не было. Может быть, голенький малыш, с любопытством разглядывающий свою ладошку, словно примериваясь, сможет ли он повернуть ее таким же жестом, как Иисус, – это Иоанн Креститель? А бережно обнимающий
