В толпе замечаю его отца, который в кругу тех, что скорей всего являются командой Мэйсона. Кажется, на его лице нет никаких эмоций. Он полностью спокоен. Это странно, удивительно и пугающе, ведь он должен стучать о ринг не хуже, чем тот мужчина, который занимается этим в данную секунду. Скрестив руки, он смотрит на сына, пока перед моими глазами всё размывается и темнеет. Он не должен быть таким равнодушным. Он должен достучаться до него, как этого хочу я. Вероятно, мы мыслим по-разному.
Полминуты перерыва, которые я мысленно умоляю Мэйсона собраться и больше не позволять иметь над собой верх. Чувствую себя виноватой во всех смертных грехах. Он не может проиграть из-за меня, либо на моей шее повиснут две ошибки, которые я совершила меньше, чем за пару недель. Я буду помнить, и платиться за них даже после смерти. Я потеряла его. А он потеряет веру в то, чем занимается всю жизнь. Иногда ничем невозможно помочь. Сейчас я стою среди обезумевшей толпы и никак не могу прорваться сквозь неё. Я могла бы пойти по головам, но некоторые из тех, что передо мной, могут придавить меня с помощью одного пальца. Мэйсон прав. Нельзя сравнивать женскую и мужскую силу. Разница между ними слишком велика. Но не тогда, когда дело касается моральной. Порой, женщина намного сильнее. Она может перенести то, на что мужчина даже не способен посмотреть. Физическое превосходство ничто, по сравнению с силой духа.
Парни снова сходятся, и на этот раз, Мэйсон забывает о том, что такое опустить руки. Он больше не пропускает удары. Он довольно ловко и легко наносит свои. Их становится так много, что даже мне становится страшно за его соперника, который может получить далеко не нокаут, а что-то похуже. Он почти не видит грань. И тогда, когда рефери хочет разнять их, перчатка Мэйсона очень точно прилетает в челюсть парня с такой приложенной силой, что с середины ринга, второй отлетает в канаты, огибающие место боя. Парень замертво скатывается на пол, а у меня напрочь сбивается дыхание. Мужчина, занимающий должность рефери находит пульс и кивает, что всё в порядке. Только после его кивка, я могу выдохнуть.
Часть толпы ликует, вторая разочарованно освистывает, вероятно, поставив на победу соперника Мэйсона. Вокруг всего этого хаоса, я вижу только Мэйсона, который получает заветный пояс, желанный многими. Я не знаю, как давно он готовился к этому. Не понимаю, почему он не упоминал о том, что должен выйти на ринг. Полностью обескуражена тем, что он молчал о чём-то. Я думала, что мы больше ничего не скрываем друг от друга. Наивно полагала, что он открыт передо мной до конца. Оказывается, я тоже ошибалась. И среди всей той обиды, которая вдруг возникает внутри, понимаю, что во всём виновата сама. Именно я — та, кто всё портил и усложнял. Мне не на что обижаться и злиться, ведь я сама не пыталась узнать, какие у него планы. Как будто перед глазами было что-то важное, но я не замечала, витая в облаках и подливая масло в огонь.
Мне удаётся пролезть сквозь толпу, но в обратном направлении. Я больше не устремляюсь к рингу, зная, что не могу прыгнуть к нему на шею, оповестив о своём присутствии. Хотя могу, ведь часть толпы расступилась, только Мэйсон вряд ли примет эти объятия. Кроме того, я больше не вижу его на ринге. Он ушёл, перекинув пояс через плечо, как будто вовсе не нуждался в нём. Как будто он ничего не доказывал кому-то, а только себе.
Я должна была приехать раньше, но проклятый поезд опоздал на двадцать минут, из-за чего задержалась я. Количество пропущенных раундов, мне удалось узнать только тогда, когда по рингу продефилировала девушка с табличкой пять. Все те пять, моё место было пустым, но должно быть занятым с самого начала. Я должна была хоть как-то рассказать Мэйсону о своём присутствии. Но всё и всегда не идёт по моим планам. Они всегда рушатся, а я собираю остатки того, что осталось. Я не знаю, должна ли теперь идти к нему. Так или иначе, ноги решают всё сами. Они плетутся в другую сторону от таблички выхода.
Уже придумываю, что должна сказать для того, чтобы меня пропустили туда, куда нельзя войти зрителям. Но как ни странно, мужчина спокойно отступает, позволяя мне следовать по коридору. Я понимаю что-то лишь тогда, когда чувствую болтающуюся карточку на шее, которую несколько дней назад получила от мистера Картера. Приходится опросить не меньше, чем десятерых человек, чтобы понять, в каком направлении двигаться на поиски Мэйсона. Ни один совет не приходит на пользу, ведь я нахожу дверь с именем и фамилией самостоятельно.
Несколько секунд медлю, не понимая, постучать или войти без уведомления. В итоге, выбираю первое, но не получаю никакого ответа. Приходится пользоваться вторым методом.
В комнате пусто. О том, что Мэйсон присутствует в здании, говорят лишь его вещи на чёрном кожаном диване. Я хотя бы не опоздала сюда. Провожу пальцем по надписи на футболке и зажигаю часы в голове, секундная стрелка которых громко стучит по вискам. Не желая выдавать способ попадания и помогающего человека, снимаю карточку с шеи и сую её в задний карман джинс. Я не хочу, чтобы из-за меня Мэйсон потерял доверие к отцу. Даже если меня вышвырнут наружу, лучше держать некоторые вещи в тайне. Теперь я понимаю его мотивы, скрывать некоторые детали. Я лишь благодарю себя за то, что когда-то не устроила Армагеддон, узнав его ложь. Хотя бы раз мне удалось что-то удержать на плаву и спасти, поступив разумно.
Дверь открывается, из-за чего резко убираю руку от футболки, застыв на месте.
Глаза Мэйсона останавливаются на мне, приштамповывая к месту, где стою. Он медленно закрывает дверь, продолжая смотреть на меня, пока я торопливо разглядываю его тело, основная часть которого в крови.
— Привет, — не знаю, как вообще удаётся сказать что-то первой.
В ответ не получаю ничего. Лишь глухое молчание, которое душит.
— Поздравляю с победой, — едва ли могу выдавить эти слова следом.
Щелчок пальцев, взмах волшебной палочки, резкая вспышка — я не знаю, как объяснить его последующую реакцию.
— Думаешь, я сделал это из-за тебя!? — с рычанием, кричит Мэйсон. Его глаза налиты кровью, а лицо представляет собой совершенно иное, что было прежде. Он больше не показывает безразличия, с каким ушёл несколько дней назад. Сейчас я узнаю того, с кем жила и кого люблю.
Я не знаю, что говорить, и нужно ли. Я знаю только то, что должна быть тут с самой первой секунды, выбрав его.
— Черт возьми, да вали нахрен! — продолжает он, махнув рукой сторону двери. — Вали!
— Я не уйду, — тихо говорю я.
— Что ты тут забыла? Билет на самолёт? Сумку с вещами? Сказать мне ещё раз? Я понял с первого. Оставь меня!
— Этого не должно было произойти…
— Да, я должен был свалить из той раздевалки, прежде чем зашла ты. Вот что должно было произойти.
— Я не знала, что делать! — кричу, всем сердцем желая, чтобы он услышал и понял меня. — Я всегда так поступала!
— Как поступала? Сваливала? Бросала? Чем я удостоился чести для твоего возвращения?
— Ничем! Я просто люблю тебя, я совершила ошибку! Всего лишь ошибку, из которой ты делаешь конец света! Ты даже не выслушал меня, не попытался ничего сделать! Ты тоже ушёл!
— Я никогда не пойду за тем, кто сделал свой выбор, ты ещё это не поняла?
Конечно, я знала и понимала. Мэйсон редко отказывается от сказанного, почти никогда не идёт против себя и принципов. Он нарушал их десятки раз ради меня, сейчас же всё намного хуже. Между тем, что было и что стало после — пропасть. Он добивался и добился, а я оставила его, практически предала наши желания.
— Уходи, Трикси, я не хочу тебя видеть.
— Я не могу уйти.
— Тогда я тебе помогу.
Схватив сумку, парень выходит за дверь, а я ломаюсь пополам, понимая, что уничтожила всё, что обрела. Перед глазами ускользают моменты, которые делали счастливой, потому что все они связаны именно с ним. Я не могу вспомнить ничего, что исправит ситуацию, как будто память отказывается от меня, переходя на его сторону.
