— Италия или Франция? — спрашивает Мэйсон, и я едва улавливаю его слова за ходом собственных мыслей.
— Мне плевать, — выдаю так же быстро, как спускают стрелу лука.
— Я тоже так думаю. Куда будет первый рейс и свободные билеты. Нахрен выбор.
Поверить не могу, что он действительно предлагает и говорит эти слова. Пребываю в тумане, понимая, что он даёт мне шанс всё исправить. Даёт возможность доказать, что я не бросаю слов на ветер, соглашаясь улететь с ним хоть куда. Даже если это будет рулетка и выбор определит табло в аэропорту — я не сделаю шаг назад.
Не успеваю опомниться, как Мэйсон оказывается рядом. Аромат его тела дурманит разум, поднимает бабочек в животе и пугает тем, что может быть плодом фантазии. За несколько часов я успела миллион раз поймать себя на мысли, что улавливаю рядом аромат его парфюма. Может быть, это так и есть, ведь я пахну им. От этого не отделаться и не избавиться. Никем я не пропитывалась и не проникалась так, как им. Когда его губы обрушиваются на мои, подгибаются колени, приходится зацепиться за его голые плечи, наслаждаясь касанием к телу, которое казалось непостижимой роскошью несколько секунд назад. Но нет ничего прекраснее, знать его сердце и душу. Он легко отдавал себя физически, и это даже не кончик мизинца, чем так гордятся другие. То, что он смог дать секс — вовсе не победа и даже не участие. Я верю, что он не помнит лиц и имён тех, с кем когда-то имел связь. Они никогда не узнают его настоящего, каким знаю я. Я вижу его тем, кто он есть на самом деле. Тем, кто не накидывает образ равнодушного парня, у которого одна извилина в виде похоти. И я всегда хочу быть той, кто знает его, кому он доверяет и перед кем открыт.
Стараюсь убедиться в реальности, сжав его плечо, а следом проведя вдоль руки и сжав ладонь. Мэйсон отвечает взаимностью, прижимая к себе так плотно, как только возможно. И если страсть возьмёт верх, на этот раз мне плевать на незакрытую дверь. Я чувствую его желание, которое подобно моему. Но он почти разрывает поцелуй, оставляя короткие, которые я принимаю за самый лучший жест, хватая каждый, как каплю воздуха.
Открываю глаза, встречаясь с его взглядом.
— Я никто тебя больше не оставлю, — шепчу то, что на душе. — Обещаю.
— Не давай такого обещания.
— Я не хочу тебя терять. Больше никогда.
Парень кивает, а я замечаю толику недоверия в его глазах. Обещать, клясться и пытаться доказать что-то словесно — вряд ли получится, я уже довольно хорошо знаю Мэйсона. У меня только один вариант: показать и доказать только на деле.
Притягиваю его ближе и поднимаюсь на носочки, чтобы получить ещё один поцелуй. Сосредотачиваюсь на мягких губах, вкусе, дыхании и движении, которые свойственны только ему. На этот раз, никакого отчаянья, только нежность и трепет. Ладонь Мэйсона поднимается к моей щеке и следует к затылку, поддерживая голову.
— Я люблю тебя, — эти слова давно рвались наружу, и находят выход между поцелуями.
Ощущаю улыбку на его губах и не жду ответных слов. Они не требуют необходимости, я и так знаю о взаимности. Прижимаюсь к груди парня и слушаю сердцебиение, в котором нахожу своё успокоение и колыбельную. Его тело в крови, но мне слишком безразлично то, что могу вытереть её собственной щекой. Важна лишь его близость.
— Мне нужно в душ, — сообщает Мэйсон, голос которого слышу через грудную клетку.
— Я могу пойти с тобой?
— В душ?
— Я могу подождать в раздевалке.
— Хорошо.
Следующие десять минут задница прилегает к лавочке, пока за стеной раздаётся шум воды. В кармане сигналит телефон, на который обращаю внимание, вынимая из кармана. Улыбка моментально озаряет лицо, когда на экране сообщение от мамы, в котором написано: «Я проверила. Ты не покупала билет. Ты сделала правильный выбор. Я всегда рядом. Люблю тебя, детка». Смахиваю слёзы и отправляю ей ответ: «Спасибо, я люблю тебя». Возвращаю телефон в карман, в эту же секунду замечаю Мэйсона, внимание которого приковано ко мне.
— Всё в порядке?
— Да, мама написала, — киваю я.
Прогуливаюсь глазами по широким плечам парня, спускаясь к груди и прессу, почти издаю горечный стон, упираясь в полотенце, огибающее всё остальное и скрывающее выпирающий V-образный изгиб. И судя по лёгкой ухмылке на губах Мэйсона, он отчётливо видит разочарование и мысли на моём лице. Бьюсь об заклад, их распознает даже слепой. Я всё равно отдаю отчёт его идеальности со всеми изъянами.
Мэйсон сбрасывает полотенце, а я закусываю губу и отвожу взгляд, чувствуя, как краснеют щеки, и завязывается тугой узел в животе. Конечно, я цепляю то, что нужно и легко погружаюсь в фантазии и воспоминания. Самообман работает слишком хорошо, потому что я буквально чувствую его прикосновения и вес тела на себе. Боже. Мой.
— О чём думаешь? — слышу улыбку в его голосе, и распахиваю глаза.
Опираясь на стену напротив, Мэйсон уже оделся и теперь с сексуальной ухмылкой смотрит на меня, сложив руки под грудью.
— Я что-то сказала? — мой вопрос больше похож на бульканье воды в чайнике, чем на набор связанных слов. Поверить не могу, что могла бы получить оргазм только благодаря картинкам в голове.
— А нужно?
— Не думаю, — бормочу я, поднимаясь с лавочки.
Разум, вернись ко мне, умоляю.
— Что представляла? — подначивает Мэйсон.
— Как ты делаешь доклад в тот же день, как получил тему.
— Вряд ли я занимался докладом.
Его приятный смех кружит голову, и я решаюсь сказать правду, не предоставляя ему возможности издеваться долго.
— Я представляла тебя голым, Картер. Ты был горячим.
— Жеребцом? — хохочет парень.
— Лучше.
Выхожу за дверь первой, но Мэйсон не отстаёт. Мы снова стали собой, что согревает сердце и дарит надежду на возвращение наших отношений в прежнюю колею из качель любви и ненависти, смеха и слёз, ссор и применения, раздражения до белого каления и наслаждения друг другом.
Следую за парнем, сжимая его ладонь с каждым новым шагом ещё крепче, когда распознаю путь и понимаю направление. Глаза Люка и мистера Картера сосредотачиваются на нас, в отличие от Мэйсона, не могу скрыть неустойчивого эмоционального состояния и волнения, ведь один из них видел меня в ту самую секунду, когда под ногами валялось разбитое сердце. Его сын отказался от меня, но и я не ушла далеко, оставив его также внезапно, как вспыхнули наши отношения.
— Ты был прав, я не могу быть тобой, — говорит Мэйсон, ровняясь с мужчинами.
Бровь мистера Картера ползёт вверх, а его одновременно понимающий и удивлённый взгляд бегает между нами.
— Я не хочу подписывать контракт.
— Ты… — говорит Люк, округляя глаза, но отец Мэйсона прерывает его, отрицательно качая головой, положив ладонь на плечо мужчины. Я тоже смотрю на Мэйсона, который, кажется, шутит. Контракт? Я вообще его знаю?
— Что ты хочешь? — интересуется мистер Картер.
— Улететь.
— Хорошо.
— И всё? — недоверчиво спрашивает Мэйсон.
— Я уже говорил. Ты сам выбрал бокс, никто не держит силой и никто не настаивал на занятиях.
— Я не хочу подписывать контракт и не хочу бросать. Я могу заниматься где угодно. Я… черт, у меня есть титул и разряд, я могу тренировать других.
— Можешь, в чём проблема?
— Я не знаю, когда вернусь.
— Когда захочешь, тогда вернёшься.
— Я улетаю прямо сейчас.
— Тебе одолжить на билет? — усмехается мужчина.
— Нет, — улыбается Мэйсон, искоса смотря на меня, я же нахожусь в полном ступоре.
Меня никогда не держали, но и я никогда не падала родителям на голову и не заявляла, что улетаю прямо сейчас неизвестно куда и насколько. Их взаимоотношения полны тайн и возможно, не стоит вникать и пытаться понять людей, которые легко понимают и доверяют друг другу без слов.
— Не напугай детей в аэропорту.
— Я уже говорил, что ты самый охрененный отец на свете? — смеётся Мэйсон.
— Я сам знаю, — самодовольно соглашается мистер Картер.
— Скорей, самый двинутый, — добавляет Люк, растерянно качая головой.
