я надеюсь, довольна своей жизнью?
Ну вот, подумала она, прямо-таки философский вопрос, ну совсем как «быть или не быть?».
– Вполне, – ответила она. – О чём ты хотел поговорить?
– Вообще-то, – сказал он задумчиво, – мне жаль, что всё тогда так печально закончилось.
– Что печально закончилось? – Она сделала глоток через соломинку.
– Ты понимаешь, о чём я говорю. Жизнь меняется, уходит, надо ценить то, что имеем. Наступает пора кончать с глупостями. Надеюсь, ты и Олег именно так решили однажды? Чего ты усмехаешься?..
– С чем кончать?..
– Ну, со всякой философией и так далее… С книгами… С поиском смысла и света в конце тоннеля… Всё решается просто, я думаю, мы все это однажды поняли. И я тоже не хочу вспоминать. Ведь чем всё могло закончиться, просто ужас. И кто нёс за это ответственность? Олег? Или Антон? Почему никому тогда в голову не пришло, что нужно отвечать… Чего ты усмехаешься?
– Но ведь ты знаешь, что кто-то донёс на нас. – Она сделала ещё глоток.
– Разве?.. – Он потянулся к пачке сигарет. Закурил, выпустил дым и тихо произнес: – Я никогда об этом не думал. Мне и в голову не приходило. И кто же это мог быть?
– А ты не догадываешься?..
Он смотрел на неё ясными, ничего не выражающими глазами. В них застыло такое недоумение, что нельзя было не поверить ему.
– Я не знаю, – ответил он. – Я действительно ничего об этом не знаю и никогда не думал. Мне… Никто не рассказал об этом.
И глубоко вздохнул.
– Впрочем, – добавил он через минуту, – сейчас это уже неважно. Сейчас стоит подумать о том, что же из этого получилось. Зачем это всё происходило, если сейчас это никому не нужно, даже нам самим. Просто было несколько безответственно… Вот и всё.
Потом он говорил про свою учёбу, про работу в США, о своей неудаче в семейной жизни. Он больше ни слова не сказал о том, что произошло более пятнадцати лет назад. Его голос был так задушевен, что оставалось сомневаться и сомневаться в том, что он и есть тот самый стукач. То есть осведомитель, конечно, подумала она. Он заказал ещё два коктейля, а потом неожиданно сказал:
– Вообще-то я знаю один секрет. Один очень важный секрет, как можно жить при любых обстоятельствах. Хочешь, расскажу? Только не улыбайся.
– Расскажи. – Она почувствовала, как у неё слегка закружилась голова.
– Как ты думаешь, можно ли поменять местами добро и зло? Добро и зло можно отличить только на каком-нибудь фоне. А если поменять фон? Кто разберётся? Одному будет казаться, что добро – вот это, а другому – что вот то. И так все мы будем реализовывать свою идею добра, и не поймём друг друга, и будем считать друг друга врагами. При этом каждый делая своё добро. А результаты… Они сначала всё равно неочевидны. Чтобы их оценить, должно пройти время. Это смогут сделать уже другие люди, если им это будет интересно. А мы так и останемся со своими понятиями добра, да ещё с неприязнью друг к другу. Вот так мы и живём, вот так и существует весь наш мир. А неприязнь – разве это из области добра? Тогда, в те годы, было легче, потому что был слишком очевиден этот фон. Этот чёрный цвет, на фоне которого даже серое кажется белым. И как хорошо считать себя обладателем истины! А попробуй разобраться сейчас…
– Похоже, ты становишься философом. Как Сократ, только без Платона. – Она сделала ещё глоток, словно желая опьянеть, чтобы разговор стал лёгким и весёлым.
– Никто из нас никогда не философствовал. Просто всем хочется так думать… А вообще, – сказал он несколько тише, – я думаю, что всё повторится, вот увидишь. Потому что власть имущие всегда понимают: лучше, когда люди заняты поисками хлеба, а не поиском истины. А потому лучше дать им столько хлеба, чтобы им было не до истины. И они придумают способ, как это сделать. Неважно, в какую форму это будет облечено, но это будет то же самое. Легенда о Великом Инквизиторе, помнишь?..
Она чувствовала, что на неё не действует алкоголь. Ей хотелось прекратить этот разговор, спросить: «Зачем ты это сделал тогда?», а потом – наоборот, она не желала знать ответ. Почему-то вдруг ей захотелось неизвестности. Разговор остался незаконченным, и эта незавершённость придала ему значительности.
Вернувшись домой, она позвонила родителям и узнала, что Алёша весь вечер прождал её звонка, а не дождавшись, заснул.
* * *
Позже, однако, раздался междугородний телефонный звонок. Звонила Юля из Мюнхена.
– А я понимаю, для чего он снова появился, – неторопливо рассуждала она. – Нет, вовсе не для того, чтобы куда-то сообщить, кому-то что-то причинить… Скажи, ты давно читала какую-либо хорошую книгу? Нет, не детектив, не дамский роман, не эту гадость, которой сейчас в России завалены лотки, а что-то хорошее, ну, например, Данте, Толстого…
Её голос тоже не изменился. Слушая, Ирина представила её такой, какой она была пятнадцать с лишним лет назад: в чёрных вельветовых джинсах, вязаном полосатом свитере, с ровной короткой стрижкой каштановых волос.
– А помнишь очередь на Таганку? Мы как-то забыли, что существует искусство. А философия… Но мне вообще-то было интересно другое. Какая-то другая, не стандартная, не кондовая, не советская жизнь. Полёт мысли и свобода, раздвижение границ… Короче говоря, поверх барьеров… Что есть в жизни высокие цели… А сейчас все силы брошены на решение материальных проблем…
– Какая Таганка, какой Толстой?.. – прервала её Ирина. – Ты фантазируешь. Ты грезишь тем, чего нет.
– Я ничем не грежу, – спокойно возразила Юля. – Честно говоря, я уже отвыкла от России. Здесь, в Германии, у меня всё сложилось неплохо. Ну разве что иногда вспоминается Измайловский парк и наш старый трёхэтажный дом, который строили пленные немцы после войны. Интересно, его уже сломали или он всё ещё стоит? Ну, а так… Мне уже всё равно.
Положив трубку, Ирина подумала: наверное, если б не Охотин, Юля не позвонила бы.
Однако это был не последний разговор в тот вечер. Около полуночи, когда она решила, что пора отдохнуть от мыслей об Охотине, вновь раздался телефонный звонок. Сняв трубку, она услышала голос Мити. Когда-то он был задумчивым молодым человеком – в очках, всегда потёртом пиджаке и мятых брюках. Он всё время что-нибудь читал, – окружающая действительность его мало интересовала. Он был рассеян и совершенно непрактичен.
Он действительно приехал с какой-то конференции по новым информационным технологиям. Его голос звучал откуда-то издалека, из прошлого, и только интонации напомнили ей о
