обе карты. Ничего, ему лишь бы из города выбраться. А там… там пусть его этот сыскарь в задницу поцелует. Быстрый взгляд на часы. Без трёх шесть. Пора!
Чак мягко стронул «ферри» с места и поехал к воротам. И его, и машину уже знали и выпустили без проверки. На улице вроде ничего подозрительного, в поперечных… никто не поджидает. На всякий случай, он немного попетлял по городу, сбрасывая возможный «хвост», а потерянное время всегда можно наверстать на дороге. Чуть больше скорость, чуть меньше отдых, и он будет на месте вовремя.
В кабинете инспектора Робинса никогда не кричали. Для допросов на крике были другие помещения. И сейчас разговор шёл на повышенных тонах, но тихо. Потому что кричать можно и шёпотом.
– Это был он, я не мог ошибиться!
– Спокойно, Коллинз.
– Инспектор! «Колумбийский палач» на свободе! Это же…
– Это заголовок для газеты.
Насмешливое презрение в голосе Робинса остановило Коллинза.
– Вы уверены, что это именно он? Что телохранитель Ротбуса и «колумбийский палач» – одно лицо?
– Русские дали тогда такую информацию. Они его брали.
– Вот и запросите их, куда они его дели.
Коллинз кивнул и вышел. И он, и Робинс отлично понимали, что если по русской информации «колумбийский палач» в одной из их тюрем, то этот промах обойдётся Коллинзу очень дорого. Обладающий феноменальной памятью, Робинс мог простить любому из своей команды многое, но не путаницу с именами и лицами. Ты можешь чего-то не знать, но что знаешь… Словом… словом, будем ждать ответа русских.
А пока…
Робинс открыл своим ключом неприметный канцелярский шкаф в углу кабинета, где хранилась его картотека. Разобраться в ней мог только он: карточки стояли не по алфавиту, не по годам, и не по статьям Уголовного Кодекса, и даже не по прецедентам, а по его собственной неофициальной и никому не известной классификации. Найти карточку «Колумбийского палача», просмотреть её и переместить к карточке Ротбуса было делом нескольких минут. Ещё минута ушла на просмотр карточки Ротбуса. Тоже… на всякий случай.
Убедившись, что слежки нет, Чак за городом прибавил скорость и сел поудобнее. Дорога, конечно, не ах, но с машиной он за эти дни поработал. И за сто миль машина теперь свободно выдаёт. «Ферри» – хорошая машина, не «линкор», конечно, но если довести до ума… Что ж, как шофёр он себя показал, по носу его, правда, щёлкнули, но вряд ли они такие же автомеханики, не будет беляк руки пачкать и под машиной уродоваться, а уж такие тузы, как Бредли и Трейси… Трейси – киллер, ему вообще работать западло, для маскировки разве только, как тогда на перегоне. В Мышеловке Трейси крутился и пахал не меньше остальных старших ковбоев, но и не больше: мешки за него индеец ворочал. И кашеварил индеец, а Трейси у костра как в ресторане сидел. Ну, так на то он и беляк. И главное – не нарываться, глаза книзу и не рыпайся – будешь и цел, и сыт.
Уже темнело, и Чак включил фары. Надо будет противотуманные поставить, армейские, приходилось видеть, полезная штука. Ещё полчаса и остановится перекусить. А там до Гринуэя и заночевать. Спать, пожалуй, лучше в машине. Тогда в городе только поесть, а приткнуться в укромном месте. Придерживая одной рукой руль, Чак достал и развернул на колене карту. Да, а Гринуэй тогда лучше миновать, ему вообще не стоит по городам маячить. Но вот чем нарушение указаний обернётся, маршрут ему достаточно детально расписали. А откуда Бредли о нарушении узнает? И сам себе ответил: захочет – узнает. По дамбам было бы можно спрямить и время выгадать, но, говорят, те совсем развалились, и маршрут ему в объезд определили. На хвосте никто не висит, так что и рыпаться нечего.
Найдя тихий, как ему показалось, участок, Чак притёр машину к обочине и вышел оглядеться. Редкий лес подступал к дороге, ограждений никаких, ни машин, ни прохожих не видно. Он отошёл за кусты, а вернувшись к машине, достал термос и коробку с сэндвичами. В дороге лучше есть стоя, чтоб ноги размять. Сэндвич сейчас, сэндвич на ночь, сэндвич утром, а четвёртый… на всякий случай. И кофе в термосе у него ровно четыре стакана. Не разжиреешь. Но и не оголодаешь.
Доев, ещё раз огляделся, убрал термос и коробку, немного тут же рядом с машиной потянулся, разминая суставы и вернулся за руль. Теперь до ночлега. И Гринуэя не миновать. Ну, поживём – увидим.
Машина шла без толчков и потряхиваний, ровно гудел без надсады мотор, шелестел под колёсами бетон, ни встречных, ни попутных, белый, а не по-военному синий от затемнения свет фар… хорошо! Чак особо машины не любил, это Тим был прямо помешан на них, Грин даже наказывал его не поркой или голодом, а запретом работать в гараже, и этот дурак всерьёз психовал, но сейчас… чувствуя послушно отзывающуюся на каждое его движение машину и отсутствие белого взгляда за спиной, Чак даже стал что-то мурлыкать себе под нос: привычка, которую он тщательно от всех скрывал.
На горизонте показались огни, сбоку мелькнул указатель – Гринуэй. Чак плавно сбросил скорость: ему нарываться с полицией из-за скорости совсем ни к чему. С боков побежали аккуратные длинные со множеством дверей домики недорогих мотелей. По его деньгам, но не по расе. Опять же нарываться нельзя. А остановиться в Цветном… так за ночь машину раскурочат, по винтику разберут. Бредли тогда его точно шлёпнет. Самолично. Но ведь не с балды Бредли ему указал город и упомянул платную стоянку. Бредли ничего просто так не делает и не говорит. Так что… не будем нарушать и посмотрим, что получится.
Стоянка оказалась на указанном адресе, впустили его без разговоров и указали не самое плохое место. Чак уже приготовился устраиваться в машине на ночлег, но, когда важный от сознания своей значимости сторож-беляк удалился в будку у ворот, из-за машин вынырнул парнишка-негр в замасленном комбинезоне.
– Хозяйскую гонишь?
– Ну? – выжидающе ответил Чак.
– Если ночевать негде, айда к нам, переспишь до утра.
– Это куда?
– А в подвал.
В домике конторы-склада имелся подвал с отдельным входом, где, как быстро выяснил Чак, раньше держали рабов – уборщиков и подмастерьев, и где теперь они же – уже свободными – коротали ночные или пустые дежурства. Вместо нар теперь стояло у стены четыре топчана, от рабских колец в стене дырки, по ним судя, с десяток работяг тут сидело, с потолка свисала лампа с жестяным колпаком-абажуром, а под ней
