и по-другому.
Толкотня не всерьёз, без злобы, и не тряпка, а полотенце…
– Сюда садись.
Чак, не споря, сел на указанное место, и перед ним шлёпнулась жестяная миска с кашей… ага, лепёшки все из общей стопки берут…кофе в кружках… а мелюзга не отдельно, а вперемешку со взрослыми… С ума сойти: и масло, и мясо, и крупа не сорная! Тогда что, и кофе с сахаром? Ну, чудеса-а-а!
Чак ел и быстро оглядывал сидящих за столом. Едва не поперхнулся, увидев белого, но тут же сообразил, что тот, видно, расу потерял, вот и всё. Кряжистый мулат и длинный негр, оба налитые, с такими… да нет, ему сейчас ни с кем не справиться.
После первых ложек, когда самый злой голод утолили, Чака стали расспрашивать. Кто, да откуда, давно ли на Бредли работает, подписал ли контракт? Чак отвечал осторожно, а они болтали свободно. И о себе, и о порядках здешних, а мелюзга – что уж совсем удивительно – в соседние миски под шумок не залезала.
Мамми собрала опустевшие, вытертые лепёшками до блеска миски. Остальные допивали кофе, вставая из-за стола.
– Молли, ты бидоны не ворочай, я подмогну…
– Ларри, ты?..
– Как всегда.
– Ну, ясно…
– А ну, живо выметайтесь, мне вон его ещё собирать.
Кухня опустела. А Мамми быстро, с привычной сноровкой вымыла и расставила на сушке посуду и окликнула упрямо торчащего у наружной двери мальчишку.
– Роб, а ну, проводи его к кладовкам.
– К вещевой, Мамми?
– Ну да. Ты, Чак, иди, я сейчас.
Мамми быстро вытерла стол и накрыла угол чистой салфеткой. Чак, застёгивая куртку, настороженно напрягся. И угадал: в кухню вошёл Фредди.
– Ага, спасибо, Мамми, иди, я сам управлюсь.
– А как хотите, масса Фредди, – с готовностью отозвалась Мамми.
Но пока Фредди мыл и вытирал руки – тем же мылом и полотенцем, что и все! – Мамми накрыла на стол. То же, что всем, но только тарелка и кружка фарфоровые. Садясь за стол, Фредди скользнул по Чаку невидяще холодным взглядом, и тот понял, что лучше мгновенно исчезнуть.
– Пошли, парень.
Мамми, уже в накинутом на голову и плечи рабском платке, подтолкнула Чака в плечо.
Через двор прошли к кладовкам.
Мамми достала из-под фартука связку ключей и зазвенела замком.
– Сейчас постель возьмёшь, – объяснила она Чаку. – А там и одёжу подберём. Сказано, чтоб всё, а это, значитца, полное обеспечение.
Порядок в кладовке был… настоящий. Мамми ловко и точно вынимала из аккуратных стопок нужное и бросала на руки Чаку, приговаривая:
– Одеяло, простыней… две… наволочки… две… Одну, что погрубее, набьёшь, а тонкую сверху… Тюфяк держи… Тоже набьёшь… у Рола в сенном… Он покажет, из какого брикета брать… Ну, стружек у Сэмми добавишь…
– Опилки ещё есть, – подал голос Роб, хвостом ходивший за Мамми вдоль стеллажей.
– Вот и покажешь, где взять… Так, полотенце держи, мыло… Здесь всё, пошли дальше.
– Мамми, а записать, – опять вмешался Роб.
– Сейчас и запишем, – засмеялась Мамми, раскрывая лежавшую на столике у окна толстую разграфлённую тетрадь. – Вот, парень, твой лист будет. Масса Фредди уже определил.
Чак подошёл поближе и чуть не присвистнул. В самом деле, наверху листа было написано коротко – Чак.
– Грамотный? – вдруг спросила Мамми.
От неожиданности Чак кивнул.
– Правильно открыла?
– Да, Мамми, – Чак в который раз заставил себя улыбнуться.
Мамми взяла прикреплённый к тетради длинным шнурком карандаш и старательно проставила палочки напротив нарисованных столбиком слева картинок: простыня, полотенце, мыло, наволочка, тюфяк, одеяло.
– Вот так, парень. А когда рассчитаешься за них, я зачеркну, чтоб крест получился. Понял?
Чак кивнул и осторожно спросил:
– И что, так и останется у меня?
– А куда ж ещё? Вычесть вычтут, и будет как купленное. Раз крест стоит, значит, без возврата.
– Понятно, – хмыкнул Чак.
Они вышли из кладовки, Мамми заперла её и открыла соседнюю. Здесь была одежда. И тоже всё разложено – рубашки, штаны, кофты, юбки, куртки, сапоги, шапки, платки, а детское отдельно…
– Держи. Штаны, рубаху, куртку, сапоги, портянки… две пары… шапку ещё…
– И тоже, – Чак подбородком придерживал заметно выросшую стопку, – в вычет пойдёт?
– А как же! На халяву жить – последнее дело. Сапоги если малы, поменяю.
И здесь такая же тетрадь. Мамми записала на его странице выданную одежду, и они пошли к выходу.
– Мамми, – вдруг спросил Роб, – так чего, так и будет лишнее без дела лежать?
– Кто ж без массы Джонатана такое решит, – Мамми вытолкнула Роба из кладовки.
– А масса Фредди?
– Иди, я сказала, вот масса Джонатан приедет, ему и скажешь. Помоги лучше донести.
– Обойдусь, – отказался Чак.
Когда он вошёл в кухню, Фредди там не было. Уже легче. Чак отнёс все вещи в свою выгородку, свалил на кровать. Что ж, от чего бежал, к тому и вернулся. Он уже заметил, что все, даже беляк, в рабском. Одежда, правда, крепкая, целая, хотя… за год особо сносить и не успели. Сволочь, конечно, Бредли: за рабское шмотьё вычитает. Да ещё за жратву, за жильё… это ж сколько на руки останется? В прошлую пятницу хорошо заплатили, за три рабочих дня и за сверхурочную первого, тут ничего не скажешь, не обманули. А вот что теперь будет?
За этими мыслями он разобрал по табуреткам и гвоздям вещи, взял тюфячную и подушечную наволочки и пошёл искать набивку. Сена, конечно бы, лучше, на опилочном жёстко.
Роланд показал ему, откуда можно взять сена и сказал, чтоб брал, сколько надо. Хватило и на тюфяк, и на подушку. Роб настырно вертелся рядом и опять вылез с вопросом.
– Ну, а сена сколько ушло?
Если бы не страх перед параличом, Чак бы за это так врезал… а Рол только заржал и стал объяснять, что этот брикет масса Фредди не разрешил задавать ни коровам, ни лошадям, даже на подстилку, так что…
– А взвесить надо, – убеждённо сказал Роб. – Немеряное даром тратится.
Тут Рол совсем зашёлся, как от щекотки. Чак сцепил зубы и вместо уже готового сорваться ругательства ограничился кратким:
– Ишь… цепняк!
Рол сразу перестал смеяться.
– Роб, сходи-ка посмотри, что мамка делает, поможешь ей.
– Ага!
И, когда мальчишка выбежал, укоризненно сказал Чаку:
– Что ты… совсем уже?! При мальце и такое.
– А что? – Чак сдерживался из последних сил.
– Чего-чего… а ничего, а пацана не трожь, понял?
Рол сердито оглядел его, рывком переставил соседний брикет.
– Набрал себе? Ну и мотай отсюдова!
Чак по д жал плечами, взял тюфяк и подушку и пошёл в барак.
В кухне гремела крышкой закипающая кастрюля и хныкал перебиравший на столе крупу мальчишка.
– Да-а,
