так Джерри ты не посадила, а меня-а…
– А Джерри крупу Бобби утащит, – в кухню вошёл Роб и сел рядом с Томом. – Ты смотри, вот эти два зерна хорошие, а сор из крупы надо курам отнести, так выгоднее.
– Это чем? – еле выговорила сквозь смех Мамми.
Ответа Роба Чак не услышал, пройдя в свою выгородку. Бросил тюфяк на кровать, огляделся. Нет, никто не заходил, оставленные им секретки не тронуты. Ну… ну, вляпался он… психушка какая-то, всё не как у людей. Он застелил кровать, повесил свою кожаную куртку на гвоздь рядом с рабской, сумку с вещами засунул под кровать. Прислушался. От кухни доносились детские голоса, но слова неразличимы. Что ж за порядки здесь такие?
– Эй, – сказали вдруг за дверью, – как тебя, Чак, ты где?
– Здесь, – откликнулся Чак, привычно сделав шаг в сторону, чтобы не оказаться под пулей, когда стреляют на голос.
Вошёл Сэмми.
– Ты того, ежели полка нужна или чего там, пошли, я-то шабашу уже.
Полка? Да, полка ему нужна.
– Пошли, – кивнул Чак.
В кухне ещё перебирали крупу, у рукомойника Мамми умывала Джерри, от плиты тянуло умопомрачительными запахами.
А на дворе снова сыпал мелкий холодный дождь, и ветер опять рябил и морщил лужи. Высокий негр шёл от кладовок к бараку, а рядом с ним вприпрыжку бежал мальчишка.
– Эй, Ларри, пошабашил? – окликнул его Сэмми.
– А как же, – улыбнулся Ларри. – Обедать пора.
– Ну, и мы мигом.
В кладовке, заваленной всяким хламом, обломками и остатками мебели, сравнительно быстро отыскалась даже не полка, а небольшая этажерка, которую вполне можно в дело пустить, если вон ту рейку вместо ножки приспособить.
– Сам справишься или сделать тебе?
Чак на мгновение, но уже привычно стиснул зубы, глотая просящееся на язык ругательство.
– Сам.
Сэмми не стал спорить. Чак взял ещё молоток, горсть маленьких мебельных гвоздей, и они пошли обратно в барак.
– Щас пообедаем, – гудел Сэмми, – а потом сделаешь. После обеда время уж наше.
Чак кивал, быстро прикидывая. С обеда, значит, личное время, ты ж смотри, как Бредли опасается, что здесь, в глуши, так законы блюдет. Это ж чем его русские прижали?
В бараке он занёс всё в свою выгородку, выслушал от Сэмми обещание подобрать крючок на дверь и пошёл на кухню. Как все, вымыл руки у рукомойника в углу и сел к столу. Мамми поставила перед ним миску с густым, чуть пожиже каши, супом, в котором плавал большой кусок мяса. Чак быстро определил, что всем мужчинам столько и такого же налили, и мяса одинаково положили. Ну, что ж, он сам выбирал, сам напросился. Ему теперь здесь жить, вряд ли бы его стали кормить, чтобы убить, раб должен отработать затраченные на него деньги. Он невольно повеселел и даже улыбнулся чей-то шутке.
В отличие от ленча, сейчас уже не спешили. Смеялись, что Молли своё мясо Ролу подкладывает, а он, как она отвернётся, обратно. После супа ели творог, политый сметаной. От этого Чак совсем обалдел.
– Это ж сколько коров? – удивился он вслух.
– Десять, – ответили ему.
– И по стольку всем достаётся?
– А чего ж, – Мамми зорко оглядела стол. – Они у нас молочные. На хорошем корме, и уход правильный. И, – она усмехнулась, – не таскает никто.
Чак промолчал. Добавки никто не просил. Да и порции такие, что добавки не нужно.
И опять… чудеса! Вместо кофе тёмно-бурый отвар. Как в госпитале?!
– Эт-то что?! – поперхнулся Чак.
– Шиповник, – стали наперебой ему объяснять.
– Лечебное это.
– Чтоб болячки не цеплялись.
– Ты сахару себе положи.
– Что, впервой такое пьёшь?
– Нет, – нехотя буркнул Чак, – приходилось. И давно вы его пьёте?
– Да вот, как Ларри из госпиталя коробку привёз. А потом масса Джонатан ещё купили.
– Это я, когда в госпитале лежал, – улыбнулся Ларри, – привык. Да и полезный он очень. Мне целую коробку с собой дали. Вот и пьём теперь. А что, не нравится?
– Нет, ничего, – пожал плечами Чак. – А… а ты чего в госпитале лежал?
– С лёгкими непорядок был.
– Дыхалку ему в заваруху отбили, – Мамми улыбнулась. – А русские вишь как его наладили.
– Так ты в русском госпитале был? – не сдержал удивления Чак. – В Спрингфилде?
– А где бы ещё меня лечили? – засмеялся Ларри. – И так вылечили.
И все этому засмеялись как шутке. Чак промолчал было, но беляк – остальные называли его Стефом – влез.
– А что, тоже бывал?
– Приходилось, – сдержанно ответил Чак.
– Это когда? – удивился Ларри. – Я тебя там не видел.
– Я тебя тоже, – огрызнулся Чак, но остальные явно ждали, и пришлось отвечать. – Меня уже после Хэллоуина привезли.
– А, ну, ясно, – кивнул Ларри, а за ним и остальные. – Я-то уже на выписку шёл.
– Да-а, – загудел Сэмми, – у нас тут тихо было, а так-то слышали, что на Хэллоуин творилось.
– Ну, и нечего к ночи поминать! – Мамми решительно встала, собирая посуду.
Вставали и остальные, расходясь по своим выгородкам. Но, возясь у себя с этажеркой, а потом раскладывая на ней вещи, Чак слышал, что нет, не заперлись каждый у себя, ходят, переговариваются, смеются, женщины на кухне тараторят, малышня гомонит… Чудна́я здесь жизнь, ну, у него выбора нет. Сам сюда въехал. И свернуть некуда, и заднего хода не дашь.
Джонатан приехал в Краунвилль днём. Ясные холодные дни снова сменились моросящим дождём, но его это не смущало. Он был настолько доволен поездкой, что всё ему казалось сейчас предвестием удачи и самой удачей. И он не отказал себе в удовольствии пройтись по Краунвиллю, нанеся несколько кратких дневных визитов. И, разумеется, не миновал небольшого и очень изобретательно – из большой развалины сделан маленький уют – отремонтированного дома.
– Ну, наконец-то, Джонатан, – встретила его хозяйка. – Я уже думала, что вы забыли меня.
– Вас?! – изумился Джонатан, усаживаясь к камину. – Миссис Кренкшоу, вы несправедливы ко мне.
– Ну-ну, Джонатан, справедливость вообще в нашей жизни слишком большая редкость. И у вас в оправдание одни слова и заверения, а у меня в доказательство, – она улыбнулась, – факты.
– И какие? – тоже с улыбкой спросил Джонатан.
– Сначала кофе. Надеюсь, вы не откажетесь?
– Вы, как всегда, правы, – кивнул Джонатан. – Не откажусь.
Миссис Кренкшоу дёрнула за шнурок, и на хрустальный нежный звон сразу отозвался молодой весёлый голос.
– Иду-иду, мисси. Вот она, я.
Миссис Кренкшоу кивнула появившейся в гостиной молодой мулатке в белом фартуке поверх полотняного платья и белой, отороченной узким кружевом, наколке на чёрных кудрявых волосах.
– Подай сюда кофе, Энди.
– А мигом, мисси. Доброго вам здоровьичка, масса, – она кокетливо присела перед Джонатаном и
