просто хочу увидеть падение Грифона своими глазами. С практической же
стороны я буду вам полезен, если с новым оружием в полевых условиях
возникнут какие-то трудности.
— Ну что ж. Да будет так. Это все?
— Еще только одно замечание, ваша светлость. Производство порошка -
очень тонкий и ответственный процесс. Достаточно небольшой ошибки в
составе или пропорциях ингредиентов — и последствия могут быть самыми
неприятными. Например, взрыва не произойдет вовсе. Или хуже того — он
произойдет так, что оружие разорвет в руках у стреляющего, поразив его,
а не противника. Причем выяснится это в последний момент, когда уже
поздно будет что-то исправлять. Я принимаю на себя ответственность за
то, чтобы порошок был изготовлен правильно. Но если некие внешние
обстоятельства нарушат мое душевное равновесие, боюсь, я не смогу этого
гарантировать. Мы поняли друг друга? — я пристально посмотрел ему в
глаза.
— Вполне, — герцог спокойно выдержал мой взгляд. — Работайте без
всяких опасений. Я гарантирую вам безопасность.
Не знаю, как я выдержал первую неделю. Если за день мне удавалось
урывками проспать пять часов, это была практически недопустимая роскошь.
Стимулирующие экстракты из трав помогали обманывать организм лишь первые
три дня, а потом… потом, наверное, почти единственным, что удерживало
меня на ногах, была мысль, что Эвьет сейчас приходится еще хуже.
Обычно перед человеком, берущим на себя роль организатора, тем паче
— единоличного организатора, стоит задача сделать весь процесс как можно
проще и логичнее. Моя задача была обратной — сделать производство
порошка как можно более сложным и запутанным, дабы, несмотря на
вовлеченность в дело тысяч работников, никто не смог разгадать секрет. И
при этом, тем не менее, получить быстрый и положительный результат!
Схему я продумал еще по пути в Норенштайн, замок Ришарда, но одно дело
продумать, а другое — воплотить без изъянов на практике.
Вместо трех действительно необходимых мне ингредиентов я затребовал
двадцать. Семнадцать из них были, разумеется, бесполезны и, будучи
добавленными в порошок, лишь сделали бы его непригодным, а посему, после
сложного цикла бессмысленных операций, целиком шли в отходы. По моим
чертежам была создана большая лаборатория, где днем и ночью булькали на
огне жидкости в огромных сосудах, испуская по сложно переплетенным
трубкам едкие и зловонные газы. Лаборатории была выделена особая охрана,
и вообще по тому вниманию, которое я ей уделял, нетрудно было понять,
что именно она является сердцем всего проекта; на самом деле,
разумеется, все протекающие в ней реакции были совершенно бесполезны и
не связаны с реальным производством (газы пропускались через емкости с
ингредиентами, но никак не взаимодействовали с ними). Также по моим
чертежам были построены специальные мельницы, позволявшие дробить и
перетирать твердые субстанции, не видя их; одни приводились в движение
водой, другие — ходящими по кругу лошадьми и ослами. Лишь три мельницы
из девяти мололи то, что нужно, причем периодически я менял порядок,
какому сырью куда поступать. Готовые порошки доставлялись в запечатанных
емкостях и перемешивались еще одним механизмом; хитроумная система
внутренних заслонок, изготовленная уже мною лично в полном одиночестве,
впускала в рабочую камеру лишь те вещества, которые требовалось,
отправляя в отходы остальные, так, что внешний наблюдатель ни за что бы
не понял, что происходит. Я регулярно менял маркировки, так что один и
тот же сосуд, помеченный одним и тем же знаком, сегодня содержал уже
совсем не то, что вчера. Причем этим изменениям, если бы кто вздумал
интересоваться их целесообразностью (хотя перстень герцога и избавлял
меня от лишних вопросов), был придан глубокий смысл: я согласовывал
процесс с фазами луны и каждые шесть часов с озабоченным видом
выслушивал доклад о направлении и силе ветра. Самый вдумчивый аналитик
не вычислил бы системы, связывающей подобные данные с моими решениями.
Ее и не было. Чтобы самому не запутаться во всем этом, я был вынужден
вести записи, но, естественно, шифровал их, в частности, меняя буквы на
цифры и одни цифры на другие.
Параллельно производству порошка было развернуто и производство
оружия. Тут я уже не предпринимал никаких мер по запутыванию процесса:
без порошка огнебой годится в лучшем случае, действительно, в качестве
флейты. Поэтому здесь я без утайки выложил мастерам Ришарда результаты
наших с учителем изысканий. В частности, нами было установлено, что для
повышения дальности и меткости стрельбы ствол должен быть длинным. Мой
огнебой был сделан коротким ради возможности незаметно носить его под
курткой, а также делать несколько выстрелов подряд без перезарядки. Но
для армии требовалось иное оружие, способное разить врага на расстоянии
даже большем, чем длинный лук и арбалет. Не мудрствуя, я нарек его
дальнобоем. Числом выстрелов приходилось жертвовать — четыре длинных
ствола весили бы слишком много, так что дальнобои изготавливались одно-
или, максимум, двухствольными.
К четвертой неделе октября подготовительные работы были, наконец, в
основном закончены, и в арсенал Льва начали поступать первые порции
порошка и первые дальнобои. Герцог лично опробовал новое оружие, в цель
с первого раза не попал, но остался доволен. Собственно, вопрос меткости
стрельбы оставался еще одной проблемой. Нужно было в короткие сроки
обучить пользоваться непривычным оружием тысячи бойцов. Если бы речь шла
о мечах, потребовались бы годы упорных тренировок. Для луков, каждый
выстрел из которых индивидуален — по меньшей мере месяцы. Но дальнобои
отливались одинаково, и заряжались одинаково, одним и тем же количеством
порошка, так что всякий выстрел был подобен прочим; к тому же я
использовал в их конструкции прицельные приспособления, разработанные
еще моим учителем для арбалетов. Вообще именно из арбалетчиков
получались лучшие стрелки-дальнобойцы. Им в наименьшей степени
требовалось переучиваться — всего лишь учесть, что упреждение по
вертикали и горизонтали надо брать меньше, а отдача при выстреле
сильнее. К сожалению, после Ночного Кошмара, как уже окрестили -
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
