— Что с этим будем делать? — шепотом спросил Энвер.
— Решим завтра. Домой пора, — сказал Мансур.
Забрав инструмент и шкатулку, ребята направились к башне. Незнакомец отступил назад. На втором витке винтовой лестницы он рукой нащупал нишу, подтянулся и замер.
Светя себе под ноги, ребята ступили на винтовую лестницу.
— Не придумаю, куда спрятать шкатулку. Возьми ты ее к себе, Мансур.
— Лучше ты, Энвер. Мать пристанет — где был, что принес?
— Слышь, кто-то идет. Нигде не дадут спокойно погулять, — посетовал пропитой голос внизу.
— Алкаши, — объяснил Энвер. — Пошли, пошли, они сейчас уберутся.
И верно, снизу донеслось топание ног, выпивохи покинули башню.
Вслед за ребятами торопливо вышел незнакомец, стал их догонять. Но и здесь ему помешали. Послышался шум приближающегося автомобиля. Незнакомец обернулся и увидел автомобиль с синими «мигалками» па крыше. Милиция! Доехав до перекрестка, милицейская машина свернула к Караван-сараю.
Пока незнакомец оглядывался, пережидал машину, Энвер скрылся в своем дворе, исчез и Мансур…
У дома Энвера — незнакомец. Он смотрит на номер дома, светящийся в темноте.
Энвер ужинает на кухне. Мать возится у плиты, сестренка Наргис ей помогает, но при этом играет в стюардессу.
— Пристегните ремни. Чаю, минеральной воды?
Подчеркнуто вежливо, па вытянутых руках, она держит поднос с чаем для Энвера.
— Надеюсь, у тебя хватит мужества самому рассказать отцу, как ты себя ведешь в его отсутствии, — сказала мать, ставя перед Энвером ужин.
— Как руки распускаешь, — добавила Наргис.
— Когда отец вернется, не сказал? — спросил Энвер.,
— Завтра к нему поедешь и спросишь. Взяли манеру по неделям людей домой не отпускать…
— В доке была авария, док голландский… — вмешалась Наргис.
— Я тебе дам голландский! Марш в постель, не встревай в разговор старших.
Не выходя из образа стюардессы, Наргис покинула кухню.
— И ты не засиживайся, нечего, — сказала мать Энверу.
… В своей комнате Энвер долго размышлял, куда бы понадежней спрятать находку. Взгляд его остановился на книжном шкафу. Выбросив несколько томов из второго ряда, он вдвинул шкатулку. Подозрительно скрипнула половица в коридоре. Ои оглянулся — не Наргис ли там за дверью?
Уже лежа в постели, Энвер спросил у вошедшей матери:
— Мама, кому принадлежал до революции дом с колоннами против минарета? Его сейчас сносят.
— Какому-то промышленнику. Его, кажется, звали Исмаил-бей.
— Тетушка Айша ему родственница? Она жила в этом доме?
— Кажется, жила в прислугах. Хозяйка столкнула ее с лестницы — она повредила ногу. Девчонкой молоденькой была. На всю жизнь калекой сделалась. Несчастная одинокая старуха.
— За что ее спихнули с лестницы?
— Барыня в гости собиралась, и Айша уронила ожерелье на пол. Одна жемчужина чуть надкололась. Служанку кто мог тогда защитить?.. — Мать достала из тумбочки коробку с электрической бритвой. — Отец просил привезти, не забудь взять.
Погасив свет, мать вышла.
Энвер, однако, не мог заснуть. Он достал шкатулку с драгоценностями, вытянул ожерелье, стал внимательно осматривать жемчужины. Вот она, с отколотым кусочком!
А что же Наргис? Вместо того, чтобы лечь в постель, она включила телевизор. Шел какой-то конкурс артистов эстрады, и Наргис, не удержавшись, стала двигаться к такт музыке — умело, зажигательно.
Пришла мать, выключила телевизор.
— Время твое кончилось, умывайся и марш в постель.
— Ну, мамочка, ну, пожалуйста, хоть минуточку…
Мать ушла, и Наргис, воровато озираясь, снова щелкнула выключателем телевизора. На экране появилась ведущая:
— …Этой высокой награды профессор Тагиев удостоен за труды по истории искусств Азербайджана и в связи с семидесятилетием. Мы находимся в Шувелянах у дома профессора Тагиева.
Из дверей особняка вышел профессор. Ведущая встретила его на крыльце:
— Исмаил Руфатович, несколько слов для наших телезрителей.
— Праздник славен гостями, сегодня у меня в гостях сотни тысяч телезрителей, я счастлив иметь такое количество друзей. Прошу всех в дом. Пожалуйста.
Профессор распахнул дверь. Но тут послышались шаги матери, и Наргис быстро щелкнула выключателем.
Тревога оказалась ложной, на экране снова возник профессор Тагиев и ведущая закончила фразу:
— …телезрителям рассказать о последнем пополнении вашего замечательного собрания.
Профессор снял с полки небольшую папку.
— Здесь двенадцать миниатюр, двенадцать шедевров безвестного мастера шестнадцатого века. — Тагиев бережно раскрыл папку, достал миниатюру и показал ее зрителям. — К сожалению, имя мастера мы уже никогда не узнаем, но его дивные рисунки, поверьте мне, стоят в одном ряду с творениями нашего великого Кемаледдина Бехзаде. Полюбуйтесь изяществом…
Но тут вошла мать, Наргис схлопотала шлепок, экран погас…
На набережной мигает иллюминированная вышка с часами. Включаются часы и минуты, одновременно вспыхивают показатели температуры воздуха и воды.
Единственное место в Приморском парке, где в столь поздний час еще можно встретить людей, — это площадка игральных автоматов. Днем их окружают дети, вечером нет отбоя от взрослых, желающих на пятиалтынный торпедировать вражеский корабль или убить наповал кабана.
Вот, уткнувшись в окуляр автомата, стоит плотно сбитый Мужчина, короткими очередями атакуя цель.
— Все, гражданин, заканчивайте, мы закрываем, — заторопил его молодой парень в джинсовом жилете. В руках у парня чехол, которым на ночь покрывают автомат.
— Стань ближе, — буркнул мужчина, не отрывая глаз от окуляра.
— Ох, извините, учитель. Со спины не узнал.
На ногах «учителя» — коричневые мокасины. Продолжая стрелять короткими очередями, он как бы между прочим сообщил:
— Рядом с Караван-сараем пацаны живут. Зовут Энвер и Мансур. Дом номер четыре. Повтори.
— Энвер и Мансур. Дом четыре.
— Мне надо о них знать все. С кем живут. Точное расположение квартир. Какие замки в дверях. Номера телефонов. Соседи. С завтрашнего дня не спускай с них глаз. Сдуру могут сдать шкатулку в милицию. Шкатулку я возьму сам.
— Что в шкатулке, учитель?
— Как плохо ты воспитан. Задаешь вопросы. В шкатулке ириски, устраивает?
— Извините.
— «Канарейка» вылупилась?
— Готова. Опробовал — люкс. Она уже на «Корвете». Кстати, подошел срок платить за его аренду.
— Помню. Сунь руку в карман пиджака. Так. Возьми. Уплатишь еще за один месяц, остальное тебе — аванс.
Когда парень в джинсовом жилете наклонился за деньгами, висящий у него на шейной цепочке амулет качнулся и задел «учителя».
— Сними это дикарское украшение. Англичане считают, что выделяться некрасиво. Очень мудрое наблюдение.
— Мне нравится, учитель.
— Надеюсь, из этих денег пошлешь маме перевод.
— Конечно.
— Хвалю. Слушай, а как в эту свинью попадают? Научи.
Утром у водоразборной колонки, стоящей вблизи Караван-сарая, возился со своим велосипедом приятель Мансура (тот самый, который учится ездить на велосипеде без помощи рук). У велосипеда спустило колесо, мальчик безуспешно старался его накачать.
Подъехали красные «Жигули». За рулем молодой человек в джинсовом жилете.
— Эй, друг! — позвал он мальчика.
В пропотевшей рубашке и с грязными подтеками на щеках мальчик подошел к машине.
— Чё?
— Чё, чё, — улыбаясь, передразнил его водитель. — Поломка у тебя, вижу. Помощь нужна?
Мальчик пожал плечами.
— Тащи свой гоночный сюда, вместе посмотрим.
Вытащив из багажника насос, парень в джинсовом жилете принялся накачивать велосипедную шину.
— Как думаешь, — спросил он, — отец Энвера в автомобилях понимает, ремонтом занимается?
— Дядя Аждар все может. Классный механик.
— Покажешь дом, где он живет?
— Ага.
…Во дворе Наргис с подружкой Таирой прыгали через скакалку.
— Сорок шесть, сорок семь…
Возле калитки появились мальчик с велосипедом и водитель «Жигулей».
— С косичками — это сестра Энвера, — пояснил мальчишка. — Спросить ее про отца?
— Я сам. Как ее зовут?
— Наргис.
— Наргис, — повторил водитель. — Красиво. Вот что, давай, жми на педали, проверь велосипед. Давай, давай.
Спровадив мальчика и некоторое время постояв возле калитки, парень снова двинулся к Караван-сараю, где оставил машину.
В доме у Мансура горячая пора консервирования фруктов и овощей. На столе, на полу, на подоконниках — повсюду множество стеклянных банок различной величины п формы.
Мансур закручивает крышки, мать орудует у плиты. Мансуру эта работа порядком приелась, ему давно пора бежать к Энверу, а этим проклятым банкам нет конца.