— Еще много, мам?
— Много, мало — сказано тебе, пока не кончим, из дому не выйдешь.
— Но мне срочно надо, — настаивает Мансур.
— Мне тоже.
Спор прервала пришедшая соседка.
— Заходите, Разия-ханум. Стул гостье освободи, — сказала мать.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, — затараторила соседка, — я буквально на минуточку— за рецептом, вы обещали. Таких ароматных и крепких персиков, как ваши, нигде не пробовала.
— Посмотри, Мансур, в поваренной книге рецепт, у меня руки мокрые.
— Занимайся, занимайся, Мансурчик, своим делом, я сама найду, — сказала соседка, отнимал у него книгу.
Но Мансур ее не слышал. Не выпуская книгу из рук, он, словно завороженный, уставился на серьги в ушах Разин-ханум — по форме они точно такие же, как в шкатулке с драгоценностями.
— Что так уставился, серьги нравятся? — спросила Разия-ханум.
Мансур машинально кивнул головой.
— Понимаешь красоту. Фамильные, их еще моя прабабка носила. Работа знаменитого мастера Ашумова. Был когда-то целый гарнитур, вот только бриллиантовые сережки и остались. — Соседка, наконец завладев книгой, листала ее в поисках рецепта.
— Бриллианты сейчас большая редкость, — вежливо заметила мать.
— Конечно. Но особенно ценится работа мастера Ашумова, вот она — действительно, редкость. Мама моя, покойница, в войну сдала брошь и кольца от гарнитура Ашумова в фонд обороны. Для победы ничего не жалели. Представляете, на брошь и два кольца танк «Т-34» построили. Про это даже в газете напечатали, мы ее храним.
Мансур, вытянув шею, продолжал смотреть на соседку.
— Не страшно, вдруг потеряешь? — спросила мать.
— Редко надеваю. Мой Рашид все пристает — продай серьги, «Жигули» купим. А я — нет, Поле оставлю.
Но тут в кухне раздался треск, под рукой Мансура лопнула самая большая банка с персиками.
— Безрукий! Марш отсюда! — в сердцах сказала мать.
Мансур тут же выскочил из кухни.
— Негодяй, пятилитровую банку загубил, последнюю, — сетовала вдогонку мать.
Во дворе дома, где живет Энвер, Мансур условным сигналом постучал по водосточной трубе. В окне появился Энвер.
— Чего?
Мансур в ответ развернул газету и потряс гипсовым тигром-копилкой:
— Неси свою. Молоток прихвати.
— Зачем?
— Надо. Выходи, объясню.
С молотком в руках появился Энвер:
— Что тебе в голову пришло?
— А то, — ответил Мансур и ударил молотком гипсового тигра. Из него высыпалась кучка монет и несколько смятых рублен и трешек. — Давай сюда свою копилку.
Энвер протянул другу жестяную коробку из-под конфет, спросил с тоской:
— А наши ружья подводные?
— Ружья! Не представляешь еще, что у нас с тобой будет, когда сдадим клад. Мы теперь богаты, как шейхи. Шейх Мансур приветствует шейха Энвера. Гуляем?
— Гуляем, — согласился Энвер.
Беззаботные и веселые ребята бродят по спортивному отделу универмага. Остановились возле оранжевой туристической палатки, переглянулись. Берем? — спрашивает глазами один, другой утвердительно кивает. Горные лыжи? Конечно! Моторный катер, снаряжение для подводной охоты? Слов пет, на это копили деньги. Мотоцикл «Ява»? Непременно!
В отделе часов Мансур спросил у продавщицы:
— Часы для подводного плавания у вас есть?
Продавщица достала коробочку с часами.
— «Нептун». Семьдесят пять рублей.
Тесно прижавшись головами, ребята рассматривали часы, читали паспорт.
Продавщице надоело ждать.
— Выписать чек, берете?
— Пока нет. Но мы на днях обязательно купим. Две пары, — ответил Мансур.
— Будем вас с нетерпением ждать, — ответила продавщица не без иронии.
…Потом ребята сидели за столиком в кафе, уплетая тройные порции мороженого.
…Потом они в пароконном фаэтоне катили по Приморскому бульвару.
— На «Ту» летал, метро, теплоход — пожалуйста! На коняшках в первый раз. Красота! — весело кричал Мансур.
— Здорово, — согласился Энвер, — только слишком уж медленно. Слышишь, Мансур, не забыл, что покупать будем?
— Ружье, часы, палатку, лыжи. Не бойся. у меня запоминающее устройство, — он постучал пальцем но лбу, — в порядке.
— Все равно надо список составить. Не можем мы покупать только себе. Давай тетушке Айше цветной телевизор купим! Одинокая, ей веселее будет, а?
— Ладно. Только такой, — Майсур показал руками, что приемник будет не очень большой.
Ребята, сидя в экипаже, составляли список; они так увлеклись, что даже забыли пофорсить тем, что едут лошадьми.
Вскоре, однако, эта старомодная езда им прискучила.
— Дяденька, хватит.
— Почему? Маршрут до Морского вокзала.
— Надоело.
И тут возница серьезно обиделся:
— Грибоедов, Гаджибеков, Пушкин ездили лошадьми. Почему не хотите испытать, что чувствовали великие люди? Марш из фаэтона! — при этом возница швырнул смятые деньги Энверу.
Пристыженные ребята долго смотрели вслед укатившему экипажу. В руках у Энвера деньги, брошенные ему кучером. Мансура осенило:
— Ха, можем еще пострелять в автоматах! Пошли.
Азартное занятие — навести торпеду на вражеский корабль… У Мансура, прильнувшего к окуляру игрального автомата, от волнения даже взмок затылок. Движется вражеский крейсер. Мансур долго целится. Пуск! Но расчет оказался неточным — прошла торпеда за кормой. Досадно!
Энвер, ждущий своей очереди, протягивает Мансуру монетку:
— Последняя твоя. Дальше — я.
И снова на горизонте вражеский корабль. Пуск! Но что-то техника закапризничала, и торпеда не пошла. Несколько попыток Мансура запустить ее ни к чему не привели.
— Сдохла машина, позови мастера, — сказал он Энверу.
Тетенька, меняющая деньги, показала на молодого человека, копавшегося у другого автомата.
— Ему скажи, он посмотрит.
Мастер привычным движением открыл боковую крышку автомата, потыкал отверткой, затем достал из портфеля тестор. Амулет в виде зодиакального знака льва мешал ему копаться в схеме.
— Долго ждать? — спросил Энвер.
Вместо ответа мастер сердито перекинул амулет себе на спину. Лев на секунду привлек внимание ребят.
На палубе корабля, стоящего в доке, Энвер нашел отца. Они устроились возле разобранных механизмов подъемных лебедок. Видимо, их ремонтом занимается отец со своим напарником Сары.
Отец с удовольствием лакомился домашней снедью.
— Честно, никто, даже твоя бабушка, таких кутабов не приготовит. Скажи, Сары, — обращается он к рыжеволосому напарнику.
Сары, медленно прожевывая, закрыл глаза, самозабвенно покачал головой.
— Фирма, знак качества! — Он почмокал, приложив к губам щепотью сложенные пальцы.
— Что-то сын сильно озабоченный, замечаешь, Сары? — сказал отец.
— Точно. Как наш кассир в день выдачи зарплаты.
— Что случилось? Рассказывай.
Энвер выразительно посмотрел в сторону Сары. Отец понимающе кивнул.
Пообедав, отец решил побриться. Энвер держал перед ним зеркальце.
— Мне совет твой нужен, — начал он нерешительно. — Представь, что ты случайно нашел дорогую вещь, очень дорогую. Как бы ты поступил?
— Мне такого счастья еще не выпадало, — усмехнулся отец. — Почему вдруг интересуешься?
— Понимаешь, это пока тайна.
— Вещь чужая, не твоя. Надо вернуть владельцу.
— Хозяина нет, это я точно знаю.
— Без разницы. Сам подумай, мы, Меликовы, можем чужое добро присвоить? Воровство — как иначе?
— Но если никому это не принадлежит, тогда как?
— Никому — значит, и нам с тобой тоже. Слушай, в школе у вас есть предмет, ну вроде как по телевидению «Человек и закон»?
— Есть. Называется «Правовое воспитание». Но сейчас каникулы.
— Быть человеком надо и на каникулах. В общем, так: думай и решай сам… Что дома слышно? Мама как, Наргис?
— Нормально. Мама злится, что тебя здесь держат. А Наргис залезла ко мне в ящик, все перерыла, марки рассыпала… Ну почему вы с мамой ей всё прощаете?
— Все ясно. Недостатки нашего воспитания исправляешь собственными кулаками. Ценный лочин. Если я его подхвачу, плохо тебе будет, Энвер, ой, плохо…
На троллейбусной остановке у дока, несколько в стороне от навеса, скучает молодой парень. Он в темных очках, в джинсовом жилете, на шее цепочка амулета. Подошел троллейбус, забрал пассажиров. Парень остался.
Появился Энвер со спортивной сумкой на плече. Когда подкатил очередной троллейбус, вслед за Энвером сел и парень в жилете.
Пассажиров в салоне полно. «Жилет» все время за спиной Энвера,
Возле раскопанной и реставрируемой рыночной площади в крепости сидел Мансур, что-то записывал и исправлял в списке. Неподалеку гомонила стайка студентов. Девушка в майке с эмблемой стройотряда, прищурив глаза, смотрела в сторону куполообразных бань и рыночной площади и мечтательно говорила: