Наргис беспечно идет к подружке, а в некотором отдалении за ней все время следует человек с амулетом.
Повстречался знакомый мальчик, одноклассник, с сеткой пустых бутылок.
— Алмаз? — понимающе спросил он, показывая па кольцо, в которое Наргис продела два пальца.
— Ага.
— Знаешь, — загорелся мальчик, — им можно стекло резать. Давай проверим.
Он поискал глазами, на чем бы попробовать, но стекла под рукой не оказалось. Тогда мальчик провел перстнем по горлышку бутылки, и оно отвалилось. Вторая бутылка, третья…
За ними внимательно наблюдал человек с амулетом.
— Алмаз! Честное слово, настоящий! — Мальчик полез в сумку за новой бутылкой.
Но Наргис это наскучило. Она забрала кольцо и заторопилась вприпрыжку дальше. На блузке расстегнулась бриллиантовая брошь, повисла на кончике булавки, но Наргис не заметила.
…В конце концов брошь исчезла.
Наргис остановилась возле автоматов с газированной водой, и тут ее догнал мальчик с бутылками.
— Растяпа! На, возьми, это твое. — И он протянул ей брошь.
Только теперь Наргис обнаружила потерю.
Подошла к автоматам молодая цыганка с ребенком, цепким взглядом впилась в драгоценности.
— Красавица изумрудная, подари, ненаглядная, брошечку, счастье тебе будет, любить тебя будут.
Наргис, уткнувшись носом в стакан с газировкой, молча смотрит на цыганку сквозь стекло.
— Не скупись, аметистовая, ну, дай, дай. Зачем тебе так много?
— Нет.
— Все болезни от тебя отведу, золотистая, папе-маме счастье будет, не пожалеешь. — Цыганка потянулась к брошке.
— У тебя самой вон сколько, не дам. — Наргис отступила на шаг.
— Давай обменяемся. — Цыганка сняла с запястья цепочку. — Чистое серебро, даже платина, с пробой, смотри. А ты мне — брошку. Подружками па всю жизнь будем.
Обмен, кажется, заинтересовал Наргис. Цыганка, отняв у девочки стакан, принялась примеривать цепочку. Ну, кажется, все — еще мгновение, и Наргис отдаст бриллиантовую брошь за копеечную цепочку.
Но тут из-за автоматов появилась черная фигура тетушки Айши. Старуха возвращалась с базара — захотелось попить.
Сразу поняв, что происходит, она отвела руки цыганки.
— Не прикасайся! Ребенка обижать нельзя, грех, большой грех.
— Кто тебя звал, почему лезешь, старая? Умрешь, сегодня умрешь, но прежде долго будешь мучиться, и могилу твою собаки загадят!..
Под брань и визг цыганки старуха уходила, обхватив рукой Наргис.
— Не слушай ее, она обманщица…
Скандал, учиненный цыганкой, привлек внимание прохожих — люди стали останавливаться, туристы нацелили свою, съемочную технику. Среди зевак на миг мелькнул человек в джинсовом жилете и тут же исчез.
За Девичьей башней старуха присела, достала грушу из сумки, протянула Наргис.
— Козочка моя послушная, ты чья? Не Меликовых дочка?
Наргис кивнула. Что-то поразило старуху, она испуганно отшатнулась и в ужасе закрыла лицо.
— Быть не может, — бормотала она. — Старые глаза меня обманывают. — Тетушка Айша перебирала черные жемчужины, висевшие на шее Наргис, и при этом бессвязно бормотала: — Прокляты будьте, прокляты! Горькая моя судьба, горе моей жизни явилось с того света…
Наргис сидела, ничего не понимая, боясь шелохнуться, а старуха снимала с нее драгоценности, и они исчезали в глубоком кармане ее черного платья. Когда очередь дошла до кольца, девочка опомнилась, стала сопротивляться. Но старуха с неожиданной силой разогнула ее пальцы, и кольцо тоже исчезло в ее бездонном кармане.
— Верните, это не наше. Маме скажу, что вы воровка, — сквозь слезы говорила Наргис, следуя за старухой. — Скажу милиционеру, он отнимет. Все равно отнимет, злая, злая ведьма…
Владелец джинсового жилета, конечно, заметил, что драгоценностей на Наргис больше нет. Возможно, он даже видел, куда они исчезли…
Припадая на хромую ногу, ковыляла тетушка Айша, продолжая бормотать:
— Девочка моя золотая, обиделась. Нельзя тебе прикасаться к этой мерзости. Старая Айша отвела беду, а ты, глупенькая, в слезы. Пусть лучше меня аллах накажет.
Энвер, конечно, не стал убивать Наргис. Наоборот, когда Мансур схватил ее за руку и она завизжала, он встал на ее защиту:
— Не смей ее трогать, отпусти!
— Куда она дела драгоценности? Зачем вообще их трогала? Пусть скажет.
— Отпусти! — повторил Энвер.
Но как только этот бесенок получил свободу, он выскользнул из комнаты и закрылся в ванной. Дальше допрос шел уже через дверь:
— Наргис, мы тебя не тронем, только скажи, куда ты дела украшения из шкатулки?
— Не скажу.
— Но почему? Ничего тебе не будет, — почти ласково уговаривал Энвер.
— Не хочу. Пусть Мансур уйдет из нашего дома. Противный и дерется.
— Хорошо. — Энвер заговорщически кивнул Мансуру.
Тот пошел к двери, открыл ее, снова закрыл и на цыпочках возвратился к ванной. Но как только он присел на корточки, из дверной щели ему в лицо ударила какая-то аэрозольная косметика. Наргис залилась веселым смехом:
— А пусть не врет, а пусть не врет!..
Обозленный Мансур стал дергать дверь, стараясь выломать задвижку. Энвер остановил его:
— Так ничего не добьемся, я ее лучше знаю. Постой па лестнице. Зря время теряем.
Стоя на лестничной площадке, Мансур прислонил ухо к двери. И, конечно, дверь открылась неожиданно и достаточно резко— Мансур получил удар по уху.
— Драгоценности у тетушки Айши, она все отняла у этой дурехи. Покрасоваться вздумала, — уже на ходу сообщил Энвер. — Отдаст как миленькая.
Дверь открыла соседка тетушки Айши.
— Здравствуйте, мы к тетушке Айше.
Соседка, полная женщина в несвежем халате, который ей был заметно тесен, молча отступила па шаг в сторону и показала на дверь с висячим замком.
— Она нам очень нужна, — сказал Мансур.
— Всем вдруг сегодня понадобилась старуха. Сначала участковый интересовался, нет ли у нее родственников, теперь вы. В больнице она. Пошла утром на базар, а по дороге поскользнулась и ударилась затылком о мостовую. Ее «скорая» на улице подобрала. Она отдохнет в больнице, а мы от ее причуд — здесь.
— В какой больнице, скажите, пожалуйста.
— В «Семашко», в травматологии.
Когда ребята вышли из квартиры, Энвер сказал:
— По всему получается, что камушки были при ней, когда она грохнулась. Наргис сказала, что старуха спрятала драгоценности в карман и пошла домой.
Сверху раздался голос толстухи:
— Мальчики, мальчики, на секундочку…
Ребята остановились.
— Вы поедете в больницу?
— Поедем, возможно, — ответил Мансур.
— Навестите, что вам стоит. Отдайте бабке вот это. — Она протянула полиэтиленовый пакет с продуктами. — Скажите, что от соседки Салимы. Хотя, думаю, все равно она не поверит… А не говорите ничего. Так. отдайте.
Ребята вышли на улицу.
— Слетай в эту травматологию, — сказал Энвер. — Узнай, что при старухе нашли. На вещи больных выписывают квитанции. Пропасть там ничего не должно. Я еще с Наргис поговорю, заставлю все до мелочей вспомнить.
Бог мой, как изменился профессор Тагиев! Тогда, на телеэкране, в день своего семидесятилетия, он выглядел молодцом. А сейчас перед капитаном Исрафиловым в кресле сидел дряхлый старик, бессильно опиравшийся на трость. Потухший, безразличный взгляд, руки трясутся, разговаривает через силу:
— Эта ужасная кража перечеркнула всю мою жизнь. На смертном одре последней моей мыслью будет: я не сберег это дивное сокровище.
Капитан Исрафилов тактично молчал, ждал, когда закончатся эмоции и можно будет приступить к разговору.
— Пожалуйста, вспомните, Исмаил Руфатович, — наконец начал он, — кто знал, что у вас появились миниатюры.
Профессор всхлипнул, срывающимся голосом произнес:
— За что вы меня мучаете? Все знали, весь мир и его окрестности. В день своего юбилея из этой комнаты я показал перед телекамерой рисунки: «Ах, бесценное наследие! Ах, всемирное значение!». Боже, какая преступная глупость!
Профессор был близок к истерике. Капитан налил ему воды.
— Успокойтесь, не надо так. Вспомните, пожалуйста, что именно вы говорили перед камерой.
— Не могу. Вспоминать это больно и стыдно…
В коридоре больницы Мансур стоял перед дежурной сестрой.
— Я тебя к ней не пущу, у нее сильное сотрясение. Состояние тяжелое, — объяснила дежурная.
Зазвучал сигнал вызова. Сестра поднялась:
— Оставь пакет здесь, ей передадут.
Мансур решил воспользоваться уходом сестры, чтобы проникнуть к тетушке Айше. Но его перехватила нянюшка:
— Здесь отделение женская (она так и сказала — «женская»). Разбежался. А если там процедуры?
— Бабушка, тут Айша Искандерова. Разрешите, я только гляну.