он никогда не заходил. Ему было не по вкусу разыгрывать там роль жениха. Он даже просил Мэри предупредить ее родных, что он женится — если все уладится — только на ней, а не на всем ее семействе.
Вышла Мэри. Она огорченно сообщила, что не сможет погулять с ним сегодня, ее мать нездорова.
— А я и не собираюсь гулять. Твой отец пообещал все, что я у него просил. Нажми и ты на него, если хочешь, чтобы скорее все кончилось.
— Как это?
— Он сначала кочевряжился, но потом уступил. Ты довольна?
— Чем?
— Если и ты будешь напористей, в субботу поженимся.
— В эту?
— А когда же, на будущий год, что ли?
Мэри робко поцеловала его. Но так как ему было не до нежностей, он еще раз напомнил ей, чтобы она убедила старика поскорее выложить денежки. Все девчонки тают, стоит их погладить по головке, и думают только о красивой жизни. Поэтому сегодня Евтихис был строг и неприступен. Если, мол, не поднажмешь, то… И он поспешно ушел, прежде чем она успела раскрыть рот. Надо все уладить побыстрей. Даже если кое-кому это и не по вкусу.
Когда Евтихис вернулся, мать и Михалис были уже во дворе. Войдя в дом, он зажег свет и похлопал в ладоши, словно созывал всех соседей. Комната казалась еще неуютней при скучном свете электрической лампы без абажура. Он опять похлопал в ладоши, и мать с Михалисом в полном недоумении предстали перед ним. Их тени вырисовывались на розовой стене. Свет падал сверху, и Евтихису не удастся по их глазам прочесть, какое впечатление произведет на них его новость. После тягостного молчания, собравшись наконец с духом, Евтихис заговорил:
— Ну так вот, я решил жениться. Возможно, на этой неделе. И, как вы сами понимаете, вам нужно очистить квартиру. Я хочу жить отдельно. — Не обращая внимания на их глухой протест, он продолжал: — Вы же знаете, как хлопотно жить такой оравой. Сюда переедет моя жена, и ей, конечно, не понравится, если вы будете путаться у нее под ногами; я тоже не желаю видеть ее родных. Вот что мне нужно было сказать вам. Теперь ложитесь спать и обмозгуйте, как вам устроиться.
Евтихис замолчал и отвернулся — он все сказал, и они могут разойтись. Но мать не двигалась с места. Она продолжала смотреть на него.
— Куда же я денусь? — спросила она.
— Ты переедешь к своему старшему сыну. У него вполне хватит места, чтобы поставить тебе кровать.
Старуха вскипела. Ей идти в услужение к невестке, этой барыне? Со слезами она ушла на кухню. Там тетушка Стаматина скрывалась обычно, не поладив с мужем или сыновьями. Но сейчас кухонька была пуста, и она не знала, где ей притулиться. Михалис принялся ворчать, что никуда отсюда не сдвинется, потому что это квартира их отца, — никто не имеет права выставлять его на улицу.
— Ты, придурок, будешь ночевать в механической мастерской. Я договорился с твоим мастером. Пора кончать. Пусть каждый заботится о себе сам.
Сощурившись, Михалис сказал:
— Жду не дождусь, когда отделаюсь от тебя. Хоть в мастерской и не больно сладко, но как-нибудь, может, приживусь там.
— Оттуда, болван, тебя не прогонят. И будешь ты там как бы винтиком в большой машине. Дадут тебе прибавку…
— Это еще вилами на воде писано, — возразил Михалис. — Целый день будут подзатыльниками потчевать, а вечером опустят на дверь железную решетку, и я останусь один взаперти… Но не думай, что ты меня спровадил. Я сам уйду, раз ты…
Евтихису нечего было возразить, и он стал разглядывать свежевыкрашенную стену. Потом достал сигарету и машинально, впервые в жизни протянул брату. Михалис закурил, как заправский курильщик, — ведь он теперь человек независимый и может делать все, что ему вздумается.
— Ох, и паскудный цвет, — словно заказчик к мастеру, обратился Евтихис к брату.
— Надо было, прежде чем из дому умыкнуться, объяснить толком, какой цвет хочешь, — равнодушно сказал Михалис. — Ничего ты не смыслишь, потому и ворчишь. Говорю тебе, здорово получилось.
— Ей не понравится, — пробормотал Евтихис и обвел оценивающим взглядом стены и всю комнату.
Михалис вышел во двор покурить. Чудак Евтихис! Ему, видите ли, не по вкусу цвет. А это как раз то, что нужно для молодоженов. Словно зная о свадьбе, Михалис подмешал побольше розовой краски в известь.
Вскоре Евтихис крикнул, что можно вносить кровати. И пока больше ничего. Но не ставить близко к стене, потому что она еще сырая и может попортиться. Евтихис с братом втащили кровати в первую комнату. Когда мать и Михалис легли, Евтихис присел на порожке, чтобы успокоиться, хотя огненные вспышки в соседней мастерской то и дело слепили глаза. По двору прошла Измини. Она медленно поднялась по винтовой лестнице. В окне Вангелии горел свет. Остальные уже спали или ушли куда-нибудь.
Евтихис лег не раздеваясь. Но уснуть не мог. Мать плакала, закрывшись с головой одеялом. Ему пришлось перетащить свою кровать в другую комнату и плотно закрыть дверь. Как он ни старался забыться, ему не давали покоя причитания и вздохи, долетавшие из-за стены. Подойдя к матери, он потряс ее за плечо:
— Перестань наконец, покойников в доме нет. Кого ты оплакиваешь? — Тетушка Стаматина продолжала рыдать, и Евтихис взревел: — Сколько тебе дать отступного, чтобы ты заткнулась?..
— Держи свои деньги при себе, нам они не нужны, — проворчал Михалис, не поворачивая головы.
Евтихис смутился. Он погасил свет и вернулся к себе в комнату, оставив дверь открытой. Но через некоторое время снова вошел, нащупал в темноте кровать матери и сел у нее в ногах. Наклонившись, он зашептал:
— Неужели тебе на меня наплевать? Только и знаешь, что себя жалеть?! Даже не спросила, на ком я женюсь… — Тетушка Стаматина перестала плакать, и тогда Евтихис продолжал: — Не горюй, мать. Я о тебе позабочусь. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Ни в еде, ни в одежде, ни в деньгах на мелкие расходы. Ты же не за границу уезжаешь. Будешь всего в двух кварталах отсюда. Ну, пойди мне навстречу. Чтоб мы пожили с женой одни на первых порах…
Андонис поздно вернулся домой. Вангелия вышивала что-то яркими нитками. Рядом с ней на столе стояла ваза с цветами. Не отрываясь от работы, она сказала:
— Добрый вечер.
Андонис притворился, что не заметил цветов: он знал, как опасно затевать разговор и, не дай бог, предаваться мечтам. Но он почувствовал, что в доме что-то происходит, хотя на первый взгляд
