создать такое количество текста в такое короткое время. Действие происходило в альтернативной вселенной, Джефферс, с драконами, монстрами и армиями вымышленных существ, бесконечно сражающихся друг с другом, с длинными списками имен, как в Старом Завете, и с мудреными диалогами на несколько страниц, которые Курт зачитывал очень медленно и торжественно. Примерно через час я пришла в себя и краем глаза начала смотреть по сторонам. Огонь в камине потух, Тони заснул в кресле, Бретт и Джастина сидели с остекленевшими взглядами, почти соприкасаясь головами. Слушал, казалось, только Л: он сидел почти неподвижно, сложив руки на коленях и слегка склонив голову набок. Наконец, спустя почти два часа, Курт закончил читать, выдохнул, положил на стол последнюю страницу, его руки повисли вдоль тела, а голова откинулась назад, и мы, очнувшись, стали ему аплодировать.
– Пока что всё, – выдохнул он. – Что думаете?
К тому времени наступил час ночи, и вне зависимости от того, было ли кому-то из нас что сказать, лично я хотела, чтобы этот вечер уже закончился. Я собиралась что-то сказать из вежливости, но не была уверена, помню ли хоть что-то из того, что он прочел. Я ожидала какой-то реплики от Джастины, но она просто сидела рядом с Бретт, которая положила голову ей на плечо, и вид у нее был рассеянный, как будто то, что она могла бы сказать, невозможно произнести вслух. Тони открыл глаза, и на этом всё. Л был бодр и невозмутим: он всё еще сидел на стуле очень прямо, положив подбородок на сплетенные пальцы. Молчание затянулось, и, когда я уже была уверена, что вот-вот оно лопнет, заговорил Л.
– Это слишком длинно, – сказал он тихо и неторопливо.
Подозреваю, что длина литературного произведения Курта не беспокоила – напротив, он, наверное, воспринимал большой объем как знак, что всё идет хорошо!
– Так и должно быть, – сказал он довольно жестко.
– Но сейчас текст кончился, – сказал Л. – Так почему он должен быть длинным? Почему должен занимать время?
– Так развивается сюжет, – сказал Курт. Вид у него был озадаченный. – Это только первая часть.
Л поднял брови и слегка улыбнулся.
– Но мое время принадлежит мне, – сказал он. – Помни, что ты отнимаешь у людей время.
И с этими словами он спокойно встал, пожелал нам всем спокойной ночи и растворился в темноте! Курт продолжал стоять на месте, потрясенный, его лицо побелело. Джастина вышла из оцепенения и начала говорить что-то утешительное, но он поднял руку, не давая ей продолжить. Он стал бросать по сторонам страшные взгляды, будто в комнате было полно затаившихся врагов. Затем схватил пачку страниц, сунул ее под мышку и тоже выскочил в темноту! Позже Джастина сказала, что роман Курта на самом деле был почти точной копией книги, которую они оба читали пару месяцев назад: она думала, он сам не понимал, что делает, и когда ему в голову приходили идеи, принимал их за собственные. На следующий день его уже не было видно в окне кабинета. Он появился в кухне в обычной одежде и держался поодаль. Я видела, как он одиноко бродит по саду, и пошла за ним, так как к тому времени мне стало его жаль, и я переживала, не слишком ли мало внимания ему уделяла. Какой виноватой можно себя почувствовать из-за такого человека, как он, Джефферс! Правда, в другой ячейке своего сознания я подумывала от него избавиться: отвезти его на вокзал, купить ему билет и отправить обратно в лоно его идеальной семьи; но чувство вины во мне воспротивилось этому порыву, и они мрачно уставились друг на друга.
– Это всё из-за него, – к моему удивлению, сказал Курт, когда я обнаружила его сидящим, словно огромный садовый гном, на камне у ручья, который тек через сад. Я спросила, имеет ли он в виду Л, и он с несчастным видом кивнул. – Он давал мне такие странные советы.
– Что он тебе говорил? – спросила я.
– Он сказал мне перестать быть такой… такой кисейной барышней, – ответил Курт. – Так и сказал. Я не знал, что это значит, но посмотрел в интернете. Он сказал, что, если я хочу улучшить наши отношения с Джастиной, мне нужно найти любовницу и что лучшая любовница – это работа. А всё потому, что я признался ему, что Джастина, кажется, меня больше не любит, – сказал он. – С этого всё и началось. Он сказал, мне нужно попробовать писать, потому что это дешево и не требует особого таланта.
– Что еще он сказал?
– Он сказал, что нельзя демонстрировать Джастине, что я думаю. Он сказал, что, если Джастина будет добра ко мне, я могу быть добр к ней в ответ. Но если не будет, мне нужно ее сломать. Он сказал, что нужно сломить ее волю, а значит, всегда поступать наперекор тому, чего она ожидает или хочет. Он ужасный человек. – Курт смотрел не меня полными страха глазами. – Он сказал, что намеревается уничтожить тебя.
– Уничтожить меня?
– Так он сказал. Но я не позволю ему тебя уничтожить!
После всего того, что Курт выплеснул на меня, я не знала, что и сказать, но его слова о том, как сломить человеческую волю, нашли во мне отклик. Дело в том, Джефферс, что часть меня хотела быть уничтоженной, хоть я и боялась, что тогда рухнет вся реальность, реальность, в которой были другие люди и вещи, – целая паутина поступков и ассоциаций прошлого и будущего, забитая всевозможными свидетельствами длинного грязного хода времени, но неспособная запечатлеть живой момент. Больше всего я хотела избавиться от части себя, которая всегда была в этой реальности, и я думаю, что она суть того чувства, которое я разделяла с Л, как сам он объяснил это в нашем первом разговоре. За пределами знакомой мне реальности была другая реальность, больше, и мне казалось, что, если только я смогу прорваться к ней, пожизненная боль прекратится. Я больше не верила, что этому можно научиться – психоаналитик унес эту веру с собой, когда сбежал от меня на улице. Нужен был акт насилия, фактическое уничтожение больной части, как чтобы вылечить болезнь, иногда бывает нужна операция. Мне казалось, что это форма, которую свобода приняла из необходимости, конечная форма, когда никакая другая попытка достичь ее не сработала. Я не знала, что это за насилие или каким образом его можно совершить, но что-то в угрозе Л обещало его.
Я спросила Курта, хочет ли он на время вернуться к себе, и если да, то нужна ли ему помощь.
– Я не могу тебя оставить, – сказал Курт. – Это слишком опасно.
Я убедила его, что буду в полном порядке и что при необходимости Тони может меня защитить, но он был непреклонен в решении остаться и предотвратить возможность моего уничтожения. Позже в тот день ко мне пришла Джастина, негодующая по поводу того, что я пыталась отправить Курта домой за ее спиной. Я пыталась защититься, но всё равно маленькое здание любви, которое мы строили вместе, развалилось, и теперь его предстояло построить заново.
После нашего знакомства Тони писал мне почти каждый день в течение месяца или больше до тех пор, пока обстоятельства не позволили мне встретиться с ним еще раз, так как в то время я жила далеко. Его письма удивляли меня как своей поэтичностью и прекрасным стилем, так и тем, что приходили с определенной регулярностью. Он будто беспрерывно и размеренно бил в барабан, звуки которого доносились до меня за мили, разделяющие нас, пока я не поняла, что они звали меня. Письма Тони впервые подарили мне опыт удовлетворения – мои самые тайные надежды и желания были утолены, жизненные возможности реализовались. Эти письма всегда приходили быстрее и чаще и были длиннее и красивее, чем я думала, и никогда меня не разочаровывали. Чего бы я ни ожидала от Тони, я не могла представить эту игристую реку слов, которая
