давно пора. Наплевать и забыть. Вы – свободные люди, и вам решать свою судьбу, только вам.
Крис вздохнул, помотал головой, словно просыпаясь, и виновато сказал:
– Я сильно испугался.
– Бывает, – кивнул Жариков.
Крис снова вздохнул.
– Люсе… ничего не будет?
– Ничего, – очень серьёзно ответил Жариков.
– Я даже не знаю, где она, – Крис снова всхлипнул, но на этот раз удержал слёзы. – Я когда вышел, её уже не было. Иван Дормидонтович…
– Хорошо, – кивнул Жариков, поняв невысказанную просьбу. – А ты раздевайся и ложись спать. А завтра подумаем, что делать.
Крис с надеждой смотрел на него, и Жариков улыбнулся.
– У моей бабушки была фраза. Чтоб большего горя у тебя в жизни не было. Понял?
– Понял, – не очень уверенно ответил Крис.
– Ну, вот и молодец. Давай, Кирилл, время позднее, а тебе с утра голова светлая нужна.
Крис кивнул и стал расстёгивать рубашку. Жариков пожелал ему спокойной ночи и вышел. Как ни хочется остаться и продолжить «вразумление», но парень должен справиться с этим сам.
В коридоре по-прежнему полутемно и тихо. Никого они не разбудили. И Жариков пошёл к себе. По дороге тронул дверь Аристова. Заперто. Значит, ещё у себя в кабинете. Наверняка над своей драгоценной картотекой трудится. К утру успокоится. А завтра, на свежую – у всех – голову нужно будет заново разобраться и решить, что делать дальше. И с Тётей Пашей поговорить обязательно. И ещё до завтрака.
И тут его окликнули по имени. Уже взявшись за ручку своей двери, Жариков обернулся. Тётя Паша?! Вот это да!
Прасковья Фёдоровна, кутаясь в байковый госпитальный халат, оглядела его и кивнула.
– Вижу, знаешь.
– Знаю, Тётя Паша, – улыбнулся Жариков. – Люся у тебя?
– А где ж ещё, – хмыкнула Тётя Паша. – Юрка-Мясник бушует ещё?
Жариков неопределённо повёл плечами.
– Сейчас к нему лучше не соваться, Тётя Паша.
– Ну и ладно, к утру остынет. Задирист он, да недолог в задоре. Тогда и пойдём, – она несколько раз кивнула. – А ты, Ваня, спать иди. Завтра с утра всё и сделаем.
И, повернувшись, пошла к себе. Жариков улыбнулся ей вслед. Если Тётя Паша что-то решила, то уже всё. Не отступит и сделает. И кажется, он знает, что именно она надумала. Что ж, может, это и впрямь наилучший вариант. Во всех отношениях.
Крис послушно разделся и лёг. Закрыл глаза. Но сна не было. Доктор Ваня сказал, что с утра понадобится светлая голова. Зачем? Хотя понятно, что для допросов, конечно. Значит… значит, до завтра, до утра ему дали дожить. А там… Хотя не всё ли ему теперь равно? Вот только Люся, лишь бы Люсю не трогали. А так… хотя, конечно, обидно. Люся согласилась, он смог ощутить её, тело к телу, как мечтал, как видел в снах, и вот… всё теперь кончено. Всё. И думать об этом нечего. Погань ты рабская, жил поганью и помрёшь поганью. Лишь бы они поверили, что он взял Люсю силой, и не допрашивали её. Люся начнёт его выгораживать, и тогда её тоже… нет, отваляется он, отмолит Люсю. И… и лишь бы доктор Ваня не проговорился об их беседах, что советовал ему, как Люсю уломать, да нет, это же… как его… а, да, пособничество. Не дурак же доктор Ваня, чтобы по своей воле вешать на себя такое. Пособничество в нарушении законов расы – это лагерь, медленная смерть под пыткой. Нет, не надо. Всё на себя возьму. И надо спать.
Крис сдвинул одеяло с груди и закинул руки за голову. По-другому он спать не может. А надо выспаться. Надо. Закрой глаза и спи, заставь себя спать. Когда-то он это умел. Что бы ни было, как бы ни было, как бы ни избили или ещё чего, закрывал глаза и засыпал. Почему же теперь не получается? Надо спать, надо, надо, надо…
Он лежал, закрыв глаза, и медленно ровно дышал. Как спящий. А может, и в самом деле спал и видел во сне, что не может заснуть.
Вернувшись в свою комнату, Тётя Паша поглядела на зарёванную и даже слегка опухшую от рёва Люсю.
– Ну что, девка, давай спать ложиться.
– Да, Тётя Паша, – Люся вытерла кулачками глаза и встала. – Я пойду.
– Куды? – поинтересовалась Тётя Паша и, зевнув, перекрестила рот. – У меня спать будешь.
– Но, Тётя Паша…
– Цыц. Давай, ложись к стенке.
Люся поняла, что спорить бесполезно, и стала раздеваться.
– Тётя Паша, ты… ты только не смотри на меня.
– Дурёха ты, – фыркнула Тётя Паша. – А то я не видала…
Люся всхлипнула и легла. Тётя Паша перекрестилась на висевшую в углу икону.
– Спаси и сохрани, Владычица небесная, Люська, подвинься, спаси и помилуй, Заступница, – погасила свет и тоже легла. – Спи, завтра с утра всё и сделаем, а сейчас спи.
Люся вздохнула.
– Тётя Паша, а… а что сделают?
– С кем? – сонно спросила тётя Паша.
– С Кирой? И… и со мной?
– Спи, Люська, – тётя Паша сердито повернулась набок спиной к ней. – Что-что… Что надо, то и сделают. Спи, я сказала.
Люся снова вздохнула. Господи, как же так всё получилось, кто же думал, что… господи, что же теперь будет, господи… Она спала, всхлипывая и вздыхая во сне.
Под утро Крису приснилась обработочная камера, и он проснулся от собственного стона. И ошарашенно сел на кровати, с трудом соображая, где он и что с ним. И в дверь стучат. Уже?!.. Он вскочил, пошатнулся, едва не упав, и подошёл к двери, распахнул её. За дверью оказалась Тётя Паша. Она оглядела его с необидно насмешкой.
– Ты кого ждал, что всё своё хозяйство выставил, а?
Крис смущённо прикрылся ладонями.
– Я… я… Тётя Паша, я…
– Ты, ты, – кивнула она, – кто ж ещё, всё ты. Давай одевайся, умывайся, чтоб через пять минут готов был, – и словно не замечая ужаса в его глазах. – Рубашку белую надень и брюки хорошие.
Крис растерянно кивал. Так… так что же происходит? Он уже ничего не понимает.
В коридоре показался Андрей, босиком, в одних трусах, протирающий кулаками глаза.
– Тётя Паша? – удивился он. – Случилось чего?
– Брысь, – отмахнулась от него Тётя Паша. – И без тебя справимся, – и опять Крису: – Давай по-быстрому, понял?
Крис послушно кивнул, и Тётя Паша ушла, бросив на прощание:
– И в холле жди.
Крис захлопнул перед носом Андрея дверь и стал одеваться. Ослушаться Тёти Паши ему и в голову не пришло.
Когда он, как ему и велели, в белой рубашке и хороших брюках, пришёл в холл, там уже
