своими чувствами больше за стенкой, чем здесь, на постели.
Песни, которые гости горланят каждый вечер, как будто тоже специально громко, быстро
надоедают. Высоцкого они уже не поют, а больше что-то на своём языке или попросту откровенно
блатное.
Для своего пропитания карачаевцы каждый день покупают по две овцы: в совхозе они дёшевы,
а стригалям с их сверхльготами и вовсе обходятся в копейки. Уже сваренное мясо они приносят из
столовой на стрижке, но, не съедая, выбрасывают полуобглоданные кости в палисадник, где их
подбирают бродячие собаки. Туда же летят и пустые бутылки. В один из моментов
благорасположения к стригалям, Роман шутя советует им побриться, потому что местным
женщинам бороды не привычны. Шутки шутками, но уже через три дня количество чёрных
карачаевских бород сокращается вдвое. А так как щетина на степном воздухе и свежей баранине
растёт у них, как на опаре, то скоро весь двор оказывается засыпанным лезвиями. Ходят слухи,
что карачаевцы приглашены в этом году последний раз: на их счёт переданы какие-то негласные
распоряжения из области, и гости знают, что сюда они уже больше не приедут. Желанием же
оставить здесь хоть какую-то добрую память о себе они не обременены. Видя всё это, Роман
решает спокойно пережить нашествие гостей, а потом тщательно прибрать за ними, особенно
острое: изменять привычке ходить босиком по всей своей территории не хочется.
К удивлению Романа, стены во время дождя в некоторых местах промокают насквозь. Но это бы
ещё ладно. В первый же основательный заряд дождя ошарашенный хозяин никак не может взять в
толк, почему поток воды, несущийся с горы, не обтекает дом, а теряется у завалинки. Однако, один
взгляд, брошенный с другой стороны дома объясняет эту загадку: вода проходит сквозь завалинки,
как сквозь сито. Вот это да! Мало того, что дом, во-первых, поставлен на самом ветродуе, во-
вторых, на дне какой-то радиоямы, в которой, несмотря на все телеантенные ухищрения,
телевизор показывает лишь голубую рябь, так он ещё перегораживает собой бывшую полевую
дорогу, промываемую дождевыми водами – будущий овраг!
309
Минут пять Роман грустно смотрит на эту набегающую воду, собираясь с духом – надо идти
откапываться. Не правильно это – вода не должна протекать сквозь дом. Хорошо бы что-нибудь
накинуть на себя. Только плаща нет, а с зонтиком Нины не пойдёшь, там руки свободные нужны.
Хотя зачем накидывать? Бегал же в детстве по дождю в одних трусах…
Тело, окаченное жидким холодом, сжимается само собой – и как только это радовало в
детстве?! Правда, в детстве-то он выбегал во время кратких гроз и тёплого дождичка, а тут
дождище сочный, многоструйный, основательный и, вода, падающая с холодных высот, не
успевает нагреваться.
Запруда не даётся: землю тут же смывает, унося даже куски дёрна. Тогда Роман волокёт
широкую плаху и, вбив обухом топора колья, ставит её под углом к потоку. За энергичной работой
холод не заметен. Смугляна с Машкой на руках вначале сердито, но с восхищением стучит в окно,
показывая то большое махровое полотенце, то свой маленький кулачок, а потом, не обращая
внимания на дочку, которая пытается стучать по раме, с задумчивой улыбкой смотрит на своего
подтянутого мужчину в прильнувших сатиновых трусах. В этот момент она, кажется, не думает ни о
чём, находясь в состоянии созерцательного зависания, застигнутая невольной душевностью
момента, которой ей сейчас на самом-то деле совсем, совсем не хочется.
На Романа из всех окон пялятся и карачаевцы. Интересно видеть себя их глазами. Смешно им,
конечно, наблюдать и за этим странным хозяином, и за потоком воды, несущимся почему-то прямо
на дом. Ох, и чудики здесь живут: одни по-уродски на уродском месте ставят дом, а другой бегает
тут теперь в трусах и с лопатой!
Возвращаясь в дом, Роман боковым взглядом замечает на себе задумчивый, чуть печальный
взгляд своей смуглой, раскосой жены в раме окна: нет, а всё-таки она красива!
На третий день этого длинного дождя, из электросетей приезжает долгожданная бригада
монтажников. И стригали отказываются освободить для них комнату связи. Монтажники,
натрясшиеся за длинную грязную дорогу в жёстком «зисе» «колуне», втроём сидят в кабине, ждут
результата, смывая дворниками со стекла воду моросящего дождичка. Роман ведёт переговоры.
– Мы же с вами договаривались, – уже раздражённо напоминает он бригадиру. – Как у вас там
обстоит дело со словом мужчины?
– А причём тут слово? – пожав плечами, отвечает Алишер. – Нам здесь просто удобней, да и
всё. Кто нас будет возить из села? Ты на своем драндулете?
Стригали хохочут. У Романа сжимаются кулаки. Сузив глаза он смотрит на тщательно выбритый
подбородок гостя. Эх, врезать бы тебе, джигит, да так, чтобы твоя челюсть не просто сломалась, а
на мелкие кусочки рассыпалась, которые уже не соберёшь. И я даже знаю как это сделать. Да
только много вас тут, умолотите меня.
– Нет, ты скажи, – приходится хозяину настаивать по мирному, – договаривались мы или нет?
– Да никто с тобой не договаривался, – машет на него Алишер.
Роман от неожиданности садится на чью-то кровать.
– Осторожно, помнёшь, – слышит он кого-то сбоку.
Роман автоматически встаёт, выглядя окончательно смешным. Теперь они издеваются уже
открыто. Пока он соображает, какие доводы привести ещё, хотя, как ему кажется, главный довод о
мужском слове уже сказан, на своём «уазике» подъезжает Ураев, привлечённый незнакомой
машиной у подстанции. Стригали высыпают на крыльцо под сеющий дождик. В присутствии
Ураева, они словно преображаются. Их, кажется, вот-вот просто разорвёт от возмущения.
– Нас отсюда выгоняют! – перебивая друг друга, жалуются они. – Но на каком основании!? Тем
более под дождь?! У нас что, нет никаких прав?!
Роман объясняет Ураеву про их договорённость, как некоему неподкупному судье.
– А действительно, куда же они в дождь? – неожиданно говорит начальник.
Разозлённый Роман заводит свой «драндулет» и с юзом, перегревая мотор, едет к директору
совхоза, оставив усталых монтажников в тесном «зисе».
Трухин, слава Богу, оказывается дома.
– То, что монтажники приехали – это хорошо, – неспешно рассуждает он. – Хоть бы скорей
подстанцию запустили. А вот со стригалями ты зря связался. Ты же знаешь, какие они наглецы.
Татары они и есть татары. Теперь их уж не выгонишь. Давай лучше подберём монтажникам другой
угол.
– Но там же место их работы.
– Не надо было пускать стригалей…
– Да вот такой уж я дурак!
«Почему он назвал их татарами? – думает Роман, возвращаясь домой. – Какие же они татары?»
Скорее всего, директор назвал их так иносказательно, из-за невероятной наглости тех, но, имея
жену-татарку, слышать это неприятно.
Монтажников директор
