их интересы и повелевает городским магистратам и национальной гвардии употребить всю свою власть для защиты евреев и их имущества» (16 апреля). Эта формула была почти единогласно принята собранием. Через два дня декрет был подписан и королем. Погромные опасения миновали, но цель юдофобской партии была достигнута: Национальное собрание, не желая обострить отношения между различными частями населения в провинции, считало отсрочку решения еврейского вопроса актом политической мудрости, желательным будто бы в интересах самих евреев.
Этим соображением собрание успокоило свою совесть спустя две недели, когда оно опять упустило удобный случай для разрешения еврейского вопроса. Обсуждался проект закона о предоставлении прав активного гражданина всякому иностранцу, прожившему во Франции не менее пяти лет (30 апр.). Ревбель потребовал, чтобы была внесена оговорка: «не предрешая ни в чем вопроса о гражданском положении евреев, который считается отсроченным». Коварная оговорка была принята, и даже либеральные депутаты не подумали, сколько для евреев горькой обиды в этом решении, дающем право натурализации иностранцам после пятилетнего пребывания во Франции и отнимающем это право у группы туземцев, предки которых были еще в числе жителей древней Галлии и Франкской монархии. Одно только облегчение было дано евреям в это время попутно: в связи с общею податною реформою Национальное собрание отменило унизительные и тягостные специальные налоги, взимавшиеся с евреев Меца и других мест за право жительства, за «покровительство», «терпимость» и т. п. (20 июля 1790 г.).
Еврейские деятели стали терять терпение. 9 мая 1791 г. группа парижских евреев обратилась к Национальному собранию с адресом, в котором слышится более протестующий, чем просительный тон: «Национальное собрание издало декрет, в силу которого все иностранцы, после пятилетнего пребывания во Франции, пользуются правами французских граждан. По какой же фатальной причине податели сего почитаются менее достойными, чем иностранцы? Почему они одни исключены из всех прав, которые природа дает, а декреты Национального собрания возвращают всем людям? Рассматриваемые как евреи, они (просители) составляют часть французских граждан, ибо удовлетворяют всем условиям и исполняют все гражданские обязанности; рассматриваемые как иностранцы, хотя большая часть их родилась во Франции, они в силу закона уже приобрели звание французских граждан, которое им дает многолетнее пребывание в столице. Во всяком случае, они должны пользоваться всеми правами, из этого звания вытекающими». Участь этого протеста была такая же, как всех предыдущих петиций и заявлений: он был передан в конституционный комитет.
Спустя две недели сделана была последняя попытка воздействовать на медлительное Национальное собрание через Парижскую коммуну. Вследствие декрета 7 мая 1791 г. о свободе публичного богослужения, парижские евреи получили возможность официально открыть синагогу в одном из общественных зданий. Этим случаем воспользовался их неутомимый адвокат Годар. Он обратился в совет коммуны с прошением, в котором выразил желание, чтоб вслед за объявлением религиозной свободы объявлена была и гражданская свобода евреев, ибо одна без другой немыслима. «Получив от закона право воздвигать синагоги, могут ли они быть лишены прав и звания граждан? Могут ли они быть гражданами только в своих синагогах, а вне их — чужеземцами и рабами?.. Свобода вероисповедания остается пустым словом, если она влечет за собою как наказание лишение гражданских прав. Нет, возвысив людей до религиозной свободы, вы тем самым возвысили их до свободы гражданской. Полусвободы не может быть, как не может быть полусправедливости». Выслушав это прошение в заседании 26 мая, Парижская коммуна приняла следующую резолюцию: «Муниципальное собрание, убедившись в справедливости требования, возобновляемого евреями с такой похвальной настойчивостью; хорошо зная факты, на которых это требование основывается и которые уже побудили временных представителей города (прежнего состава Думы) внести его самолично в Национальное собрание, — постановило: вновь написать Национальному собранию, представляя ему просьбу евреев и желание муниципалитета, и побудить его к скорейшему формальному распространению на евреев столицы последствий тех благодетельных принципов, которые оно недавно еще раз освятило провозглашением свободы религиозных убеждений». Резолюция, подписанная парижским мэром Бадьи, была отправлена по назначению. Но не до евреев было в это бурное время. Летом 1791 г., среди политических тревог, вызванных бегством Людовика XVI в Варенн, о еврейском вопросе забыли. Страна волновалась, колебалась между роялизмом и республикой; в Париже зарождался новый фазис великой революции, и частные вопросы государственной жизни временно отступили на задний план.
Наконец настал момент, когда дальнейшая отсрочка решения еврейского вопроса сделалась невозможной. После двухлетних трудов, Учредительное Национальное собрание закончило составление конституции, а король утвердил ее (14 сект.). Из общих основ конституции, установивших равенство всех граждан пред законом, логически вытекала равноправность евреев. Оставалось только декретировать эту равноправность формально, провозгласить ее особым законодательным актом. В новом обсуждении вопроса не было надобности, после того как все доводы «за» и «против» эмансипации были в течение двух лет выслушаны Национальным собранием в речах ораторов, в петициях, адресах и резолюциях различных учреждений и общественных групп. В один из последних дней Национального собрания, в заседании 27 сентября 1791 г., депутат Дюпор взошел на трибуну и сказал: «Я полагаю, что установленная конституцией свобода вероисповедания не позволяет более делать различия между людьми разных исповеданий по отношению к политическим правам. Вопрос о политическом положении евреев был отсрочен, а между тем турки, мусульмане и люди всех сект уже допущены во Франции к пользованию политическими правами. Я требую поэтому, чтобы отсрочка была отменена и, как следствие этой отмены, чтобы издан был декрет о том, что все евреи во Франции пользуются правами активных граждан». Заявление Дюпора было выслушано собранием как нечто не допускающее возражений. Юдофоб Ревбель попытался говорить против предложения Дюпора, но тут встал депутат Реньо (Regnault) и воскликнул: «Я требую, чтобы были призваны к порядку все те, которые осмелятся говорить против этого предложения, ибо, отвергая его, они нападают на самую конституцию». Этот гневный окрик подействовал: правые притихли, и большинство собрания приняло предложение Дюпора. Тотчас же был составлен короткий, но выразительный декрет, который на следующем заседании (28 сентября) был пополнен некоторыми поправками, согласно замечаниям депутатов.
Декрет гласил:
«Национальное собрание, принимая во внимание, что условия, необходимые для звания французского гражданина и для пользования правами активных граждан, определены конституцией; что всякий человек, соединяющий в себе означенные условия, дающий гражданскую присягу и обещающий исполнять все обязанности, налагаемые конституцией, имеет право на все предоставляемые ею преимущества, — отменяет отныне все отсрочки, оговорки и исключения, имевшиеся в прежних декретах по отношению к евреям, дающим гражданскую присягу, причем эта присяга должна быть рассматриваема как отказ от всех привилегий и исключительных законов, установленных раньше в их пользу»
