Итак, в соответствии с принципом разделения властей функции, а следовательно, и полномочия между законодательными, исполнительными и судебными органами строго разграничены, данные органы не вправе вмешиваться в компетенцию друг друга, тем более подменять друг друга, осуществляют свою деятельность самостоятельно, но при этом контролируют друг друга с целью не допустить злоупотреблений, нарушения закона, народного суверенитета и свободы личности. При этом главная проблема реализации принципа разделения властей заключается в том, чтобы создать сильный парламент, а также сильный и независимый суд – как инструменты контроля за исполнительной властью (но не подмены ее!): поскольку наиболее мощной, могущественной и активной219, а следовательно, в наибольшей степени склонной к злоупотреблениям является именно власть исполнительная (в ее ведении находятся и силовые структуры, и финансы государства), две другие ветви власти должны обладать достаточными возможностями сдерживать ее от таких злоупотреблений.
В качестве гарантии таких важнейших принципов конституционализма, как свобода личности и народный суверенитет, принцип разделения властей получил чрезвычайно широкое признание в доктрине и распространение в конституционном законодательстве. Так или иначе он был использован уже в самых первых конституциях. Его значение в качестве фундаментального принципа конституционализма подчеркивается во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г.: «…общество, в котором не обеспечено пользование правами и не проведено разделения властей, не имеет Конституции» (ст. 16). Столь высокая оценка принципа разделения властей сохраняется в конституционно-правовой доктрине до наших дней, получая отражение в конституциях и законодательстве. Его отрицание – это лакмусовая бумажка диктаторских режимов.
Принцип разделения властей по-разному оформляется в конституциях зарубежных стран. В большинстве из них он не получил вербального выражения, а вытекает из конституционных положений о порядке формирования различных государственных органов, их полномочиях и взаимоотношениях друг с другом. Например, согласно Конституции США 1787 г. полномочия законодательной власти принадлежат Конгрессу США (ст. I), исполнительная власть осуществляется Президентом (ст. II), а судебная – Верховным судом США и нижестоящими судами, учреждаемыми Конгрессом (ст. III).
Особенности, а также степень глубины и последовательности реализации принципа разделения властей зависят от формы правления. Образцовыми моделями его реализации принято считать президентскую республику, а также парламентарные республику и монархию. При этом президентскую республику в доктрине подчас характеризуют как наиболее последовательную220 или жесткую модель разделения властей, а парламентские страны – как гибкую (мягкую)221. Впрочем, в юридической литературе высказывалось мнение о том, что в парламентарных странах принцип разделения властей отсутствует. Первым такую точку зрения – применительно к организации государственного механизма Соединенного Королевства – выразил известный английский конституционалист XIX в. У. Беджгот222. В американской правовой доктрине организационно-правовой механизм реализации принципа разделения властей получил название системы сдержек и противовесов.
Разделение функций и полномочий между государственными органами различных видов, но одного уровня (законодательными, исполнительными и судебными) в доктрине нередко именуется разделением властей по горизонтали. Но наряду с ним в демократических государствах существует также разделение властей между органами одного вида, но разных уровней (например, между общенациональными органами государственной власти и органами местного самоуправления, а в федеративных государствах – также между федеральными органами и органами субъектов федерации. Такое разграничение полномочий называется разделением властей по вертикали.
Как и все прочие классические принципы конституционализма, принцип разделения властей не был реализован в том виде, в котором он задумывался его разработчиками. Но главная идея, которая за ним стоит, – о недопустимости узурпации власти и ее произвола по отношению к «маленькому человеку» – стала символом правового государства. Именно в это смысле данный принцип сохраняет свою значимость для поддержания и развития в обществе социальной солидарности.
2.2. Принцип социальной солидарности и идеи демократического государства в конституциях первой волны
Демократия явилась, пожалуй, наиболее важной новеллой конституционализма как политико-правовой парадигмы индустриального общества и главным показателем нарастания в нем тенденции солидарности. К блоку конституционных принципов, охватываемых понятием «демократическое государство», относятся народный суверенитет как важнейший из них, а также переосмысленный в его контексте государственный суверенитет и представительное правление. Анализ данных взаимосвязанных принципов представляется целесообразным начать с исследования государственного суверенитета как принципа, признанного исторически первым еще в доконституционную эпоху.
Государственный суверенитет (как и суверенитет вообще) в российском государствоведении традиционно понимается как особое качество власти (в данном случае – государственной), выражающееся в ее верховенстве, независимости, единстве, неделимости и неотчуждаемости223. Данный принцип предназначен для обоснования существования мощной централизованной власти над той или иной территорией и ее населением.
Принцип государственного суверенитета, считающегося одним из важнейших признаков государства и фундаментальных принципов конституционализма, был унаследован им (конституционализмом) от непосредственно предшествовавшего ему исторического периода абсолютизма: само зарождение данного термина было обусловлено необходимостью формирования и обоснования централизованной национальной государственности с целью преодоления феодальной раздробленности224. Именно на этапе абсолютизма он был разработан концептуально и оформлен юридически – одновременно с разработкой концепции суверенитета монарха. Последняя же имела целью обоснование притязаний монархов на власть в их противостоянии и борьбе с такими же притязаниями со стороны Папского престола (на сохранение власти в общеевропейском масштабе), более мелких феодалов (на сохранение власти в более скромных пределах своих государств-поместий) и императоров Священной Римской империи – в те времена, когда такое противостояние обострилось и, соответственно, вопрос о том, чья власть должна быть наиболее сильной, актуализировался. Данные притязания монархов «среднего уровня» были реализованы путем укрупнения государств – как правило, на национальной (этнической) основе, лишения феодалов их привилегий (правда, на деле в основном политических) и отказа Папе Римскому в претензиях на светскую власть225. Все эти устремления совпадали с интересами нового «третьего сословия», нуждавшегося в существовании стабильного и обширного пространства для формирования рынка, а также некой сильной власти, наличие которой давало гарантии увеличения мирных периодов существования общества, в которых нуждалась буржуазия для развития бизнеса.
Действительно, именно во второй половине XVII в., т. е. в период утверждения абсолютных монархий и национальных государств в Европе, отмечается уменьшение роли войны в осуществлении внешней политики государствами. Поэтому в борьбе за установление абсолютной монархии и формирование крупных суверенных государств-наций буржуазия поддерживала в соответствующих государствах монархов. По выражению А. Дж. Тойнби, «обнаружив, что мир разделен на небольшие экономические единицы, индустриализм… принялся переформировывать мировую экономическую структуру… Он пытается уменьшить количество экономических единиц и укрупнить их»226.
Идеи абсолютной власти захватили не только монархов, но и их подданных, а также целый ряд мыслителей, создавших идейное обоснование абсолютизма. Особое место среди них принадлежит французскому мыслителю и политику профессору права Ж. Бодену (1529 / 1530–1596), который в сочинении «Шесть книг о республике» («Les six livres de la Republique») сформулировал концепцию суверенитета. Данная концепция имела целью именно обоснование укрепления власти короля. Он объявлялся полностью ответственным за судьбу и благо народа, который однажды и навсегда передал ему свою власть, но ответственным лишь перед Богом: власть монарха характеризовалась как неограниченная. Никаких ограничений такой власти не существовало ни по объему, ни по сроку, ни в смысле наличия каких бы то ни было обязанностей, подкрепленных реальной ответственностью. При этом исключались как совместное осуществление монархом власти с кем бы то ни было, так и передача, уступка им своей власти. Именно такая власть – абсолютная, т. е. единая, неделимая и неотчуждаемая – была названа суверенной. Как верховный правитель монарх был объявлен олицетворением государства. Поэтому из его суверенитета выводился суверенитет государства в качестве механизма его правления, основополагающий принцип его внутренней и внешней политики. Как видно, государственный суверенитет концептуально был признан организационно-правовым механизмом реализации суверенитета субъекта, от которого исходит реальная власть в стране. Заслуга постановки акцента на разграничении суверенитета государства («общего субъекта») и суверенитета монарха как его носителя принадлежит Г. Гроцию227.
