ступени, перед которыми лежала свежая тряпка. Саша смяла стакан, кинула в урну и ушла.
И вот как потратила Саша свои два с половиной часа свободы. Она пришла в трехкомнатный офис, который находился в жилой многоэтажке, на первом этаже. Дверь была вырублена в стене со стороны проспекта, над дверью – вывеска «Агентство недвижимости “Диана”». Саша заранее договорилась о собеседовании. Владелица фирмы похмыкала на Сашины московские строчки в резюме, сказала, что у них минимальный оклад и работа за процент, и выдала Саше стопку документов, которые ей необходимо было изучить. Так просто, удивилась вслух Саша, когда вышла на проспект.
Послезавтра наступило первое июня, названное Днем защиты детей. Саша совершенно не помнила об этом, пока они с Женей не пришли на площадь, точнее на остановку, чтобы ехать в психбольницу. Напротив торгового центра снова вырастили сцену из металлических палок, а на дообеденный, но уже очень горячий, как перегруженный процессор, асфальт вытащили девочек в белых гольфиках и мальчиков в черных шортиках, воспитанников детского дома. Они держали в руках одинаковые красные шарики (и как только не лопаются под таким солнцем?) и очень плохо, сбиваясь, запутываясь, маршировали. Тем временем мэр-пузач стоял на сцене, в подбрезентовой тени, и долго-долго, очень долго, Саша и Женя услышали его еще на выходе со двора, выкашливал речь: дети – фундамент семьи, а семья – ячейка общества; важно детей защищать, чтобы они потом защищали страну; современные дети не признают наши идеалы, хотя их надо бы заставить, и вот как это сделать…
Когда Саша и Женя приехали в больницу, их позвал к себе Джумбер, позвал ртом уборщицы, которая сидела на табуретке у цветочного уголка и полдня стерегла их. В своем кабинете, все еще как будто необжитом, с одним симметричным цветком, врач сказал, что отдает радиокружку целое здание – ну как здание, скорее отдельно стоящее помещение, которое между садом и газоном, там сейчас хранится старая мебель, но уже стоит компьютер специально для них. В этой постройке можно делать что угодно и не зависеть от расписания пианинной комнаты. Саша схватилась рукой за сиденье стула, чтобы не подпрыгнуть по-ребеночьи, и просто улыбнулась, как взрослая.
Саша и Женя сели на лавочку у главного входа, под козырьком, напротив клумбы с мелкими розами, они были точно такого же сахарно-подтаявшего, лимонно-медового цвета, как и стены больницы. Саша залезла в рюкзак и достала из него пакет, где лежали рекордер и микрофон, запутанные в резиновый колтун из шнура.
– Жень, а можешь, пожалуйста, распутать все и подключить? Помнишь, я показывала в прошлый раз?
Саша специально все запутала – еще дома, пока Женя не видел. Она подумала, что, начиная что-то новое, Женя сможет обновиться сам. Саша положила пакет между собой и Женей.
На розу села бабочка, сначала Саша увидела ее ржавый бочок, точнее крыло, прилепленное к другому, вероятно такому же ржавому, с леопардовыми пятнами и черно-белой рюшей по краям. Бабочка покрутилась, потопталась и разлепила крылья. В развернутом виде она оказалась такой ярко-голубой и неоново-горящей, что Саша даже вздрогнула. Она никогда не видела таких красивых бабочек, живых и разлепляющих крылья. Под стеклом, продырявленных, сухих она видела, но это уже были не бабочки, а бабочковые тела.
– Женя, смотри какая!
Саша повернулась к Жене. Он сидел на корточках, лицом к лавочке и спиной к розам. Тянул из тела пакета шнур-кишку и был таким собранным, проводящим операцию, отвечающим за чью-то жизнь, что ему было не до бабочек.
Сначала Саша увидела Таню, она, как и думала Саша, пришла раньше всех. Помахали друг другу, потом Таня села рядом.
– Смотри, какая бабочка.
– Это голубянка красивая, – сказала Таня, ничуть не удивившись бабочке.
– Что, так и называется?
– Да.
Потом пришел Игорь, пожал всем руки, кроме Тани, которая Игореву руку не заметила, поскольку вязала какое-то дырявое полотно из тонкой нитки, берущей начало в жесткой Таниной сумке.
– Игорь, ты видел бабочку? – спросила Саша. – Это голубянка красивая.
Игорь тут же дернулся к бабочке, Саша дернулась за Игорем, и бабочка улетела. Саша хотела сказать Игорю, что не надо было ловить бабочку, потому что, ну, для чего ее ловить, если кто-то ловит бабочку, значит, он хочет ее убить и замуровать, но никто здесь не хочет смерти бабочки. Знаешь, Игорь, идея была глупая, если честно.
Все это Саша не сказала. Предложения, которые уже успели осесть на голосовых связках, остановились перед Сашиными зубами и никуда не вылетели. Потому что Саша не знала, можно ли делать замечания Игорю. Что бы сделала она, если бы вот так ее отчитали? А если у Игоря есть такое же темное, как и у Саши, и взрывается оно быстрее и сильнее, чем Сашино?
Почему я вообще сравниваю себя с Игорем?
Потом пришли Даша и Астроном, наверное, ехали в одной маршрутке, оба опоздали на десять минут. Даша снова была мешочной, в черно-толстовочном, рукава наползали на кисти, хотя было так жарко, что даже на плечах ткань казалась излишней. Астроном был вдет в рубашку и безрукавку бирюзового цвета, связанную крючком из летней, нежарящей пряжи. Таня сунула спицы в сумку, Даша села на бордюр между клумбой и лавочкой, Игорь сел там же, Астроном решил постоять.
Кто понесет ответственность, если что-то пойдет не так? Джумбер говорил что-то про ответственность?
Тем временем Женя распутал шнур, развязал все узелки, соединил шнуром рекордер, похожий на пришельца с двумя рожками и шестью глазками, и самый обычный микрофон, совсем как в караоке. Нажал на кнопку, и рекордер замигал. Все началось. Ее ждут. На нее все смотрят и ждут команды. Именно к ней, видимо, прилипла вся ответственность.
– Так, ну начнем. Кто первый?
– Игорь, – сказала Таня.
– Я не против! – Игорь хлопнул в ладоши, все вздрогнули, кроме Саши.
– Как и договаривались. Подходишь, здороваешься, представляешься, спрашиваешь, можно ли задать один вопрос под запись, и задаешь. Но только один вопрос. Звучит так: «О чем вы мечтаете?»
– Понял, понял, понял. Давай микрофон.
– Микрофон направляй в рот собеседнику, но не слишком близко. Сантиметров двадцать. Понял?
– Да-да-да-да, – Игорь сжимал и разжимал ладони, призывая в них микрофон.
– В другой руке держи рекордер, пока ничего не нажимай. Если место будет шумным, зайдите куда-нибудь, где потише. Окей? И трех человек достаточно, не опрашивай всех, сегодня каждый должен попробовать.
– Да давай уже, Саш!
Игорь сцапал рекордер, микрофон, шнур повесил на шею, к золотой цепочке с крестом, подцепил дверь в главное здание больницы ногой, открыл, забежал.
Саша ненавидела слово «ответственность», ненавидела с самого детства. Какая ответственность
