как должна выглядеть устраивающая ее середина, Инга сказать не могла.
Вернувшись из армии, Никита не торопился встретиться с Ингой. Когда встреча произошла, у нее на душе остался тяжелый осадок. Никита здорово изменился. Казалось, мысленно он навсегда остался там, «за речкой».
Перед Новым годом Никита уехал погостить к бывшим однополчанам и вернулся только в первых числах марта. Позвонил Инге, и они договорились увидеться…
А за несколько дней до этого Кушнер предложил Инге сходить на одну студенческую вечеринку. Парня, который ее организовывал, звали Герман Холоновский. Он учился на параллельном курсе и, как в свое время Добрынин, был известен всему институту. Папа Холоновского был какой-то шишкой в обкоме КПСС, и по этой причине его отпрыску многое сходило с рук. Таких выступлений, какое устроил Никита, Герман себе не позволял, но лекции прогуливал и преподам дерзил, открыто приторговывал заграничными шмотками, давал посмотреть кассеты с порнухой и боевиками, разъезжал на иностранной машине и швырялся деньгами, когда у него возникало настроение угостить однокашников. Жил он в большой квартире на площади Мира и время от времени устраивал у себя дома гулянки. Говорили, что помимо немереного употребления спиртного и деликатесных закусок там смотрят запрещенные фильмы, курят травку, проводят спиритические сеансы и устраивают оргии в духе римских патрициев. Получить приглашение на такую вечеринку считалось своего рода честью. Приглашали не всех. Поговаривали, что кто-то из тех, кого оскорбили отказом, пытался на Холоновского донести, то ли в милицию, то ли в Комитет госбезопасности. И однажды всех, собравшихся в квартире на площади Мира, задержали и отвезли в местное отделение. Там задержанных продержали недолго и отпустили без всяких последствий, даже в институт не сообщили, а у злопыхателя, которого Холоновский смог вычислить, начались крупные неприятности…
От скуки Инга согласилась пойти. Ничего особенного она там не увидела. Собралось человек двадцать, некоторых она знала по своему институту, а остальные, как выяснилось в ходе общения, были студентами других вузов, самых разнообразных: Первого медицинского, ЛГИТМиКа[4], Политеха и ЛГУ. Посмотрели американский боевичок и китайский фильм про кун-фу, выпили, потрепались о всякой всячине, кто-то удалился на кухню запалить «косячок». Холоновский играл роль радушного хозяина, с легкой снисходительностью оглядывая развлекающихся гостей. Пожалуй, это было единственным, что поначалу не понравилось Инге: Холоновский именно играл, а вовсе не получал удовольствие от того, что щедро принял друзей. Может быть, так казалось из-за того, что все еще слишком сильны были воспоминания о национально-освободительных посиделках под предводительством Валдиса? Инга не могла отделаться от ощущения, что Холоновский преследует какие-то свои цели, далекие от развлечений. И чем дальше она за ним наблюдала, тем крепче это ощущение становилось.
Когда Кушнер спросил, нравится ли ей здесь, Инга ответила, что хотела бы поехать домой.
– А по-моему, классно. – Миша искренне огорчился. – Давай еще посидим, неудобно так рано уходить.
Время уже перевалило за полночь. Инга показала Кушнеру на часы:
– До часу, не больше. Нам еще на метро надо успеть.
– Метро тут под носом. Если что – у меня есть деньги на тачку. Но вообще-то отсюда не принято уходить до утра. Самое интересное еще даже не начиналось…
Без четверти час Инга сказала Кушнеру, что он может остаться, но она поедет домой, и пошла в туалет. Пока была там, в квартиру кто-то пришел. Инга слышала, как Холоновский впустил и громко приветствовал нового гостя. Выходить из туалета, рискуя стукнуть кого-нибудь из них дверью, показалось Инге неудобным. Она дождалась, пока затихнут шаги, и только после этого пошла помыть руки. Возвращаясь в комнату, она увидела, что Холоновский и новый гость сидят за столом в темной кухне. Остроносый профиль гостя, четко выделявшийся на фоне окна, показался знакомым. Словно желая помочь ей, гость чиркнул спичкой, прикуривая. Желтое пламя осветило лицо.
Инга узнала Мусу.
Глава девятая. На подходе к цели
1
– По-моему, он меня не заметил. Они были слишком увлечены разговором.
– Ты что-нибудь слышала?
– Я испугалась, так что если и слышала, то ничего не запомнила. Мы с Мишкой сразу уехали. Герман как-то странно на нас посмотрел, но ничего не сказал. На улице Мишка сказал, что Холоновский нас больше не пригласит.
– Ты сильно расстроилась?
– Я не знала, что делать. Понимаешь, как-то сразу было заметно, что Муса – не обычный гость, который просто опоздал на вечеринку. У них с Холоновским какие-то дела.
– Ты говорила Кушнеру об этом?
– Хотела, но не стала. А что бы он мог сделать?
– А что бы ты хотела, чтоб он сделал?
– Не знаю…
– И тогда ты рассказала об этом Никите.
– Да, тогда я рассказала Никите. Это как-то само собой получилось. Мы встретились, поговорили о чем-то, а потом он спросил, что со мной происходит. Сказал, что заметил по моему лицу, что я все время думаю о чем-то пугающем. Я и рассказала… Скажи, если бы я ничего ему не говорила, он сейчас был бы жив?
– Не знаю. Какие-то тайные общества, диссиденты… обкуренные студенты…
– Но ведь Никиту убили! А в тот день, когда это случилось, напали на меня. Правда, тогда я еще не знала, что он убит.
– У тебя вырвали сумку?
– Я зашла в подъезд, а следом забежал какой-то парень. Прижал в углу и приставил к горлу нож. Сказал, чтоб я молчала… До сих пор помню его глаза. Они были страшнее, чем нож. Он начал меня щупать… Не обыскивал, а именно щупал, за грудь и … там. А я стояла истуканом и тряслась. Думала, что он меня сейчас в подвал потащит или в лифт и там изнасилует. Подумала, что надо закричать, но не могла. Я такая трусиха! А он вдруг вырвал у меня из рук сумку и убежал. Я еще, наверное, целый час у стенки стояла и плакала, только потом в квартиру поднялась.
– Что было в сумке?
– Денег немного, косметика, проездной. И ключи. Мы с тетей на следующий день заменили замки, а ночью закрылись на цепочку и стул к двери приставили…
– В милицию не заявляла?
– Хотела, но побоялась. Я уже им звонить начала, но подумала: а вдруг они как-то узнают о том… Ну, про Валдиса и все остальное? Я по «02» звонила, меня там спрашивают чего-то, а я молчу. Они сказали: «Перезвоните, ничего не слышно». Я перезванивать не стала. Тетя, правда, говорила, что надо написать заявление, и я пообещала ей сходить в отделение, но никуда не пошла. А через день я узнала, что убили Никиту. И, знаешь, я как-то сразу поняла, что это все связано.
– Ты запомнила этого парня с ножом? Узнать его сможешь?
– Я его не разглядела, только глаза. Глаза у него были страшные, я их до сих пор перед собой вижу. Может, по глазам как-то узнаю? А еще, это я уже потом вспомнила, когда к тете Анне уехала, в тот день я несколько раз замечала за собой какого-то парня. Утром в метро его видела и после занятий, когда по магазинам ходила. Он мне несколько раз на глаза попадался, но я как-то не придала этому значения.
– Как он выглядел?
– Темноволосый, и куртка темная, с блестящими кнопками.
– Скажи, а он руки вот так не держал? – Я встал с дивана и изобразил, будто засунул руки в задние карманы штанов. С учетом моего голого вида это выглядело,
