этаж, в рюкзаке у нее должны были лежать камни.
– Хай! – улыбнулась она. – Я не опоздала?
– Еще и половины не пришло. Сегодня должно быть много народу.
– Класс! Я – Пума.
Я зачем-то посмотрел на ее обувь, ожидая, наверное, увидеть кроссовки знаменитой фирмы. Кроссовок не оказалось, но направление моих мыслей, оказывается, было верным. Девушка рассмеялась:
– Вообще-то я Рита, но если по-английски прочитать, получается Пума. А ты?
– А я… Ник.
– То есть Коля?
– Да, Николай.
– Класс! Чего ж мы на пороге стоим? Заходи! – хлопнув меня по заду, чего я как-то совершенно не ожидал, Рита-Пума прошла в квартиру вслед за мной, не обратив на Кушнера никакого внимания. Там она сразу увидела каких-то знакомых и бросилась к ним обниматься.
Еще в прихожей я отметил, что квартира очень большая. Как я выяснил позже, когда представилась возможность осмотреться более основательно, коридор был спланирован в форме перевернутой буквы «П», и в него выходили все десять комнат, самая маленькая из которых была чуть больше стандартной кладовки, а самая большая по площади не уступала трем борцовским коврам. Именно в ней и собралась основная часть гостей.
Места хватало для всех. В комнате стояло полдюжины разномастных диванов, несколько кресел, на одном из которых был небрежно водружен импортный стереофонический двухкассетник, длинный стол – за такими, наверное, собирались на трапезы рыцари в своих замках, два телевизора – «Рубин» и «Панасоник» с видеомагнитофоном, большие аудиоколонки, радиола на высоких шатких ножках. Два сервировочных столика на колесах ломились от разномастных бутылок спиртного. Затертый паркетный пол тускло блестел. На стенах, оклеенных засаленными обоями бордового цвета, висело множество разных картин, от вполне нормальных пейзажей и натюрмортов до каких-то авангардистских плакатов.
Примерно так я все и представлял…
На нас почти не обратили внимания. Разбившись на группы, гости были заняты разговорами. Многие держали в руках фужеры и рюмки. Кто-то поздоровался с Кушнером, и этим все ограничилось. Мы сели в два стоявших бок о бок квадратных дерматиновых кресла. Я старательно делал вид, что собираюсь как следует поразвлечься и выбираю, с чего именно лучше начать. А у Мишки было такое лицо, словно он принес с собой бомбу с часовым механизмом. Я толкнул его локтем:
– Сделай рожу попроще. И принеси выпивку, что ли…
– Тебе чего взять?
– Где меньше градусов.
Он отошел к сервировочному столику и, наклонившись, стал рассматривать бутылки. Кто-то из парней решил с ним поздороваться и, неслышно подойдя сзади, хлопнул по плечу. Кушнер чуть не подпрыгнул. Бутылки зазвенели, два фужера грохнулись на пол, Кушнер засуетился, подбирая осколки, и уронил поллитровку «пшеничной». Его знакомый замер, недоуменно улыбаясь и оглядываясь на свою компанию, которая, прервав разговор, повернулась в их сторону.
Да уж, наше внедрение прошло незамеченным!
Кушнер отделался от приятеля и вернулся ко мне, неся два бокала. Я взял предложенный мне и понюхал:
– Что это?
– Французская минералка.
– А себе чего взял?
– Водку.
– Не много? Смотри, не окосей без закуски.
Потягивая минералку, по вкусу напоминавшую обычную кипяченую воду, я рассматривал собравшихся в комнате. Холоновского не было. Пума-Рита тоже пока не подошла, ее голос доносился из коридора. Студентка-медичка сидела в кресле у противоположной стены. У нее на коленях лежал раскрытый журнал, но она, по-моему, не рассматривала картинки, а втихаря наблюдала за мной. Во всяком случае, стоило мне повернуть голову, как я начинал чувствовать на лице чей-то пристальный взгляд. Баскетболист тоже занимал отдельное кресло. Справа и слева от него, на подлокотниках, примостились две девушки, темненькая и рыженькая, очевидно, те самые, с которыми он приехал. Одна гладила его по голове и что-то нашептывала, приблизившись к его уху, вторая с независимым видом болтала длинными ножками. Благодаря короткой юбке их можно было рассмотреть полностью, от пяток и до самого верха. Я подумал, что если б не яркие рыжие волосы и стройные ножки, она бы никогда не привлекла мое внимание. С лицом ей, прямо сказать, не повезло… Когда темненькая отлипла от баскетболиста, я заметил, что и она избытком привлекательности не страдает.
Я начал изучать остальных девушек и через некоторое время вынужден был с удивлением констатировать, что у всех во внешности серьезные изъяны. У кого проблемы с фигурой, у кого – с лицом, у многих и то, и другое. Я насчитал всего лишь троих, которые на общем фоне выглядели достаточно симпатично. Но именно на общем фоне, и не более того. В толпе на Невском они бы не выделялись.
Когда Кушнер приходил сюда с Ингой, все мужики, наверное, головы посворачивали, разглядывая ее.
Кстати, о мужиках… Я отметил новое удивительное обстоятельство. Все парни были рослыми и уверенными в себе; красавчиков типа Алена Делона попадалось немного, но и остальные имели вполне достойные физиономии. Трудно было представить, что они тратят время на скучные лекции, а не занимаются с утра до ночи спортом, выбирая наиболее мужественные и рисковые виды. Только на одном из диванов с бутылкой водки и бутербродами примостились трое субъектов невзрачного вида. Не иначе зубрилы-отличники, не способные отличить волейбольный мяч от футбольного.
Озадаченный своими открытиями, я усмехнулся.
– Чего ты? – нервно отреагировал Кушнер.
– Знаешь, я, по-моему, случайно поменял ориентацию.
– Как это?
– Тебе лучше не знать.
В бокале Кушнера водки оставалось на донышке. Он раскраснелся, глаза заблестели. Пожалуй, еще такая же доза – и он начнет приставать к местным красавицам. А потом захрапит на диване.
– Ты бы, Миша, чем-нибудь закусил.
– Тебе принести?
– Мне не надо.
Он сходил к столу и принес два бутерброда, с финским сервелатом и с красной икрой. Заодно и водки добавил. Сел, шумно выдохнул и сделал изрядный глоток. Сморщился, помотал головой, занюхал колбасой. Бутерброд с икрой предложил мне:
– Может, будешь?
– Отстань. Лучше расскажи, кого ты тут знаешь.
Выяснилось, что Кушнер знает многих. Правда, из его института оказалось только два человека. Остальные учились кто где, Кушнер пересекался с ними на каких-то тусовках. Названия некоторых вузов я услышал впервые.
Итак, что мы имеем?
У Холоновского крутой папа, большая квартира, много денег и дорогая машина. Он имеет широчайшие связи в студенческих кругах. Зазывает к себе некрасивых женщин и красавцев мужчин. Выставляет много выпивки… Если следовать логике известного анекдота, здесь должны происходить страстные оргии. Может, Холоновский снимает их на кинокамеру, а потом торгует пленками на черном рынке? А Добрынин об этом узнал, и его ликвидировали? Глупость какая-то!
– Ты не меня ищешь?
Я вздрогнул и поднял голову. Улыбаясь, около моего кресла стояла Рита-Пума. Я не слышал, как она подошла. Я улыбнулся в ответ:
– А ты что, потерялась?
Она села на подлокотник и подтянула к себе мою руку, в которой я держал бокал:
– Что ты пьешь?
Я не ответил. Она принюхалась, состроив забавную рожицу. Я подумал, что из всех местных девушек она наиболее симпатичная. Росточек, правда, маловат, но я никогда не считал это недостатком для женщины… И, похоже, она часто бывает на этих сборищах. Может, расскажет что-нибудь интересное?
– Это вода?
Я кивнул.
– Ну, ты даешь! Чего так грустно? Лечишься или спортсмен?
– Угадала.
– Молодец, а у меня силы воли не хватило чего-то добиться. Как маман перестала меня за ручку таскать на гимнастику, я так все и забросила. Теперь даже на шпагат, наверное, не сяду… Слушай, притащи мне чего-нибудь! Сам выбери, ликерчик какой-нибудь. Там есть «кюрасао», прикольный такой, синего цвета. Как они синюю выпивку делают, не понимаю.
– Купоросом подкрашивают, – сказал Кушнер.
Пума бросила
