едва заметно выделялся зев подъезда и светилось несколько окон, расположенных в таком хаотичном порядке, что было трудно сосчитать, сколько этажей в доме.
У одной из глухих стен стояли мусорные бачки, которые не вывозили, наверное, лет триста. Вокруг них, достигая высоты человеческого роста, громоздился всякий мусор. Серым пятном выделялась обивка выброшенного дивана, из прорех торчали пружины, тускло поблескивали лакированные бока. Несколько тощих собак ковырялись в отбросах. При нашем появлении они настороженно подняли головы и застыли, подергивая хвостами.
В середине двора, на пятачке, огороженном низенькой железной решеткой, росло старое дерево. Около дерева, наскочив передним левым колесом на бордюр, стояла автомашина. Это была иномарка с каплевидным кузовом красного цвета, до середины дверей забрызганного темной грязью. В крыше чернел стеклянный люк. Фары горели, но в кабине никого не было.
– Его тачка, – неуверенно сказал Кушнер.
Мы подошли ближе. Я прочитал название: «опель-кадет 1.6». Если б не грязь, машина выглядела совсем новенькой. Сиденья были покрыты меховыми чехлами под леопарда, на торпеде красовались наклейки с голой Самантой Фокс и Сабриной в мокром купальнике, лежала приоткрытая пачка сигарет «Данхилл». Номерные знаки, насколько я разбирался, были не ленинградскими. Я постарался запомнить непривычное сочетание цифр и букв.
Хорошо, что здесь не оказались два оранжевых ЛуАЗа…
– Фары работают от аккумулятора? – спросил я.
– Кажется, да. Когда двигатель выключен.
– Ярко светят. Значит, недавно приехал.
– Конечно, недавно. – Кушнер неожиданно хихикнул. – Стемнело только два часа назад. Он же не днем их включил… А еще можно потрогать капот.
Я потрогал: капот был теплым. Пока я стоял и думал, что, может, Холоновский вспомнит про фары и выйдет их выключить, тем самым предоставив возможность неожиданно взять себя в оборот, под аркой звонко процокали каблучки, и в подъезд торопливо заскочила какая-то девушка в длинном пальто.
– Кажется, я ее знаю, – задумчиво сказал Кушнер. – Она в Первом меде учится, по детским болезням.
– К Холоновскому спешит? Лечить от детской болезни?
Кушнер снова хихикнул. Его состояние меня настораживало. Пора, наверное, ему домой ехать. Как-нибудь сам разберусь. Рано или поздно Холоновский выйдет к машине. Если понадобится, я буду ждать до утра.
Напротив арки остановилось такси с оранжевым гребешком. В машине было несколько человек, которые оживленно спорили, торгуясь с водителем. Я потянул Кушнера за рукав, и мы отошли от «кадета», встали за деревом так, чтобы нас не было видно. Вонь от помойки стала сильнее. Собаки снова насторожились. Услышав, что они перестали чавкать и копаться в отбросах, я обернулся и вздрогнул, увидев совсем близко от себя несколько пар светящихся глаз.
Хлопнули дверцы, такси уехало. Трое парней и девушка прошли под аркой и скрылись в подъезде. По громкому разговору, то и дело прерывающемуся смешками чувствовалось, что они сильно возбуждены. Я четко расслышал, как один из парней произнес имя «Герман».
– Где его окна? – спросил я у Кушнера.
Мишка долго не отвечал, потом указал три ярко освещенных прямоугольника на четвертом этаже:
– Кажется, те. Точно, смотри! Это он!
У крайнего окна нарисовалась высокая стройная фигура. Черты лица можно было различить только отчасти, но я подумал, что мне этого хватит, теперь я его опознаю. Человек обеими руками оперся на оконное стекло и довольно долго что-то высматривал.
– Сейчас придет выключить фары, – прошептал Кушнер.
Я мысленно чертыхнулся. Будь я один, я бы встретил Холоновского около «опеля» и задал ему ряд вопросов. Не сомневаюсь, он ответил бы правду. Или прямо здесь, на помойке, или в соседнем дворе, куда бы я, выкрутив руку, предложил ему прогуляться. Гости не успели б хватиться отсутствия Холоновского, как я уже знал бы всю правду. Хоть и говорят, что первое впечатление бывает обманчивым, но я был уверен, что Холоновский не тянет на крепкого парня. Может, он кажется крепким, когда рядом папа или друзья, но не один на один.
Холоновский не появился. Вместо него к «опелю» вышла девушка – кажется, та самая, студент-медик. Она долго ковырялась с замком и еще дольше искала, как выключить фары. За это время я успел ее рассмотреть. У нее было некрасивое злое лицо, а самопальный пуссер с надписью «I love you» и советские джинсы «техасы» только уродовали плоскую костлявую фигуру. Закончив возиться со светом, она взяла пачку «Данхилла». Две или три сигареты спрятала в карман, еще одну пристроила за ухо, положила пачку на прежнее место и вылезла из машины. Закрывая дверь, смотрел на окна квартиры, откуда за ней наблюдал Холоновский, все так же стоявший, прилипнув белыми ладонями к стеклу, как будто хотел толкнуть створку окна.
Отходя от машины, девушка закурила. Холоновский скрылся в глубине квартиры. Девушка, нервно стряхивая пепел и глядя на арку, встала перед подъездом. Левой рукой, на одном из пальцев которой висели ключи от «кадета», она сжимала воротник пуссера.
Напротив арки снова остановилась машина, и еще три человека, теперь – две девушки и парень баскетбольного роста, зашли во двор.
– Привет! – крикнул баскетболист студентке-медичке. – Мы, как всегда, последние?
– Еще и половины не собралось.
– Сегодня много народу.
– Да, должно быть много новеньких.
– Люблю новые лица. Особенно личики, – приобняв своих спутниц за талии, баскетболист скрылся в подъезде. Медичка посмотрела ему вслед и, как мне показалось, прошипела какое-то ругательство.
Пока она продолжала курить, прибыло еще человек десять. В основном приходили пешком, только две девушки приехали на такси, а сразу вслед за ними из высокой кабины грузовика выпрыгнул парень со спортивной сумкой. Я почему-то засмотрелся, как грузовик пятился задом на тротуар, чтоб развернуться, и уезжает. Когда перевел взгляд на интересовавший нас дом, ни медички, ни парня с сумкой уже не было.
– Можно не ждать, Герман до утра не выйдет, – сказал Кушнер, как мне показалось, с некоторым облегчением.
– Мы к нему пойдем сами.
Глава десятая. Силовое решение
1
Вообще-то я имел в виду, что Кушнер поедет домой, а я проникну на вечеринку и стану действовать по обстановке. Но когда я высказал это уточнение, Мишка звенящим голосом отказался меня покидать.
– Я тебя одного не оставлю.
Мне это показалось смешным. Но у него в загашнике оказался припасен козырь, о котором я не подумал:
– Если ты будешь один, тебя сразу заметят. А меня многие знают, так что вдвоем мы не вызовем подозрений.
– Ладно, пошли. Только учти: ты не Инга, и я не стану закрывать тебя своим брюхом. Если нарвемся, придется драться всерьез.
– Я готов.
– Ну, пошли…
По узкой неосвещенной лестнице мы поднялись на третий этаж, где располагалась только одна квартира. Из-за двери доносилась музыка и голоса. Сделав Кушнеру знак не шевелиться, я наклонился к замочной скважине и прислушался. Ничего подозрительного. Играл «Модерн токинг», доносился женский смех и спокойный мужской разговор.
Кто-то начал подниматься по лестнице, и я поспешно выпрямился, нашаривая около двери кнопку звонка.
– Может, не заперто, – прошептал Кушнер и оказался прав. Дверь свободно открылась, заливая площадку и лестницу ярким светом из коридора.
– Не закрывайте, пожалуйста! – шаги снизу убыстрились. Я решил, что лучше подождать и войти с кем-то, официально приглашенным на вечеринку. Этим «кем-то» оказалась маленькая курносая девушка с широкой полосатой лентой на лбу и кожаным рюкзачком за плечами. По тому как она запыхалась, поднимаясь на третий
