class="p">Дома, пока он ставит мотоцикл в гараж, Смугляна выносит в миске корм Мангыру. И потом на
веранду поднимается вместе с мужем.
– А ведь она поклялась детьми в том, что всё это правда, – спокойно и устало говорит Роман,
закрывая за собой дверь на крючок.
– Ну и что?! – снова вспыхивая, спрашивает Нина.
– А ты бы смогла?
И Смугляна вдруг замолкает, словно оказавшись на каком-то крючке. Всё её деланное
раздражение сминается, как бумага.
– Поклянись детьми, что всё это враньё, – просит Роман.
435
У Нины вдруг падают руки. Она стоит, потупившись и молча.
– Ну? – подстёгивая, просит муж.
– Не буду.
– Клянись, говорю!
– Клянусь, – дрогнувшим, тихим голосом произносит она.
– Ещё! И не одним словом, а полностью
– Клянусь детьми, что Рита говорит неправду, – еле-еле выговаривает Нина.
И вдруг, сделав какой-то неверный, как бы сонный шаг, мешком валится на пол. Это происходит
так быстро и неожиданно, что реакция подхватить её даже не срабатывает. Роман видит её уже
лежащую внизу. Но никакого страха за неё нет. Это лишь обморок. Она уже падала здесь. Правда,
теперь-то, кажется, упала по-настоящему. Зачем же с клятвами-то так неосторожно? Он проходит в
дом, наливает в стакан воды из чайника, возвращается на веранду. Но Смугляна уже на ногах.
Берёт протянутый стакан, пьёт, стуча зубами о стекло.
– Не ушиблась? – спрашивает Роман.
– Всё нормально.
– Ну ничего, ничего, ты живучая. Ты из любой ситуации выкрутишься. Выживешь и тут. . Я за
детей только боюсь. Такими клятвами не играют. . А совесть-то, как видишь, есть. Она ведь не в
людях, а вне их. Давай договоримся так, что никакой твоей клятвы не было. Выяснили правду и
ладно. Хорошо?
– Хорошо.
С этого вечера они не разговаривают друг с другом и спят в разных комнатах. Встреча
состоялась. И зачем надо было всё это затевать? Лучше бы сразу и безоговорочно простить, как
было намечено сначала, и всё. И вправду – оба дураки…
А ещё в голове почему-то сидит эта история про триста быков, съевших на своём острове всю
траву до земли. Может быть, потому, что жаль этих голодных животных, а может быть, потому, что
он и сам чувствует себя в своей жизни как те быки. На этом жизненном острове и впрямь уже
съедена вся трава. Не поискать ли какие-то новые жизненные места?
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЁРТАЯ
Нудная тема расставания
Осень, как и уже отошедшее лето, оказывается с основательной щербиной. Обычно на всей
забайкальской территории она стоит сухая, жёлтая и затяжная, будто выдержанная, высветленная
до дна, а нынче с последних чисел сентября заряжают нудные, мутные дожди с таким
неожиданным пронизывающим ветром, к которому тело, ещё напитанное летом, просто не готово.
Ледяная вода, которой пока ещё совсем не время, захлёстывает в рамы и ручейками стекает на
пол.
Отношения Мерцаловых уже устаканились – нельзя быть постоянно угрюмыми при детях.
Взаимная обида частично изжёвана, частично упакована по душам. Но независимо от их
отношений на подстанции в эти ненастные, стылые дни скучно – хоть волком вой. Нина-то хотя бы
в школе бывает, Роман же чувствует себя, как в блокаде скукой, одиночеством, пустотой вокруг
дома.
В субботу после обеда Смугляна отправляется в баню, надев красные, стандартные для всего
села резиновые сапожки.
– Может быть, к Тоне зайду, – вдруг сообщает она уже с порога, – сходим в баню вместе.
Роман лишь плечами пожимает: зайди, если хочешь. Вот и пойми, как они друг к другу
относятся: то, вроде бы – подруги, то – враги.
Возвращается она уже перед сумерками. К Тоне заходила по пути из бани и засиделась у неё,
пережидая очередной кусок уже нескончаемого недельного дождя.
Теперь в баню отправляется Роман, шлёпая по грязи в болотниках с отрезанными голяшками и
постоянно соскользывая вперёд по склону. Интересно, о чём толковали между собой его
женщины? У Нины расспросить было некогда, зато в селе на улице он, как по заказу, встречает
Тоню, идущую в магазин.
– Будешь дома – чайник поставь, – говорит он мимоходом, видя позади неё какую-то
свидетельницу.
– Хорошо, – коротко отвечает Кармен.
Придя к ней после бани, Роман ложится на кровать поверх одеяла. Ему, распаренному и
разомлевшему, хочется просто поостыть в распластанном положении. Только какое тут лежание,
если Тоня уже под мышкой? Чистое, скрипучее тело само поворачивается к ней.
– Не надо, – вдруг шепчет она, ладонью возвращая его в прежнее положение, – я так тебя
отлюблю. Совсем отлюблю.
436
Озадаченно отстранившись, Роман ждёт продолжения такой её странной речи. Но Кармен
молчит.
– Как это «отлюблю» и почему «совсем»? – спрашивает он с досадой ещё и оттого, что её
нелепая фраза наверняка из какой-нибудь глупой книжки или сентиментального фильма.
– Не могу я так, – тихо, уже вкладывая в слова только своё, произносит она, – сил у меня
больше нет. Ведь я же вижу, как мучится Нина. А от этого мучусь и я.
– Зачем ты всё разрушаешь? – с горечью произносит он. – Нина-то как раз всё приняла. Это ты
не можешь.
– Да, возможно, разрушаю я, – признаётся Тоня, – но мне уже невмоготу оправдываться перед
всеми. Все меня осуждают. .
– Меня и Нину – тоже. Просто надо быть твёрже и самостоятельней. Занялась бы лучше чем-
нибудь. Что ты сейчас читаешь? Почему в институт не готовишься?
– Не надо мне никакого института. Да мне и не поступить.
– Почему?
На этот счёт у неё заготовлена целая оправдательная речь. Говорит она так долго, что Роман
уже слушает лишь её голос: интересно, красивый он у неё или нет?
– Зачем ты всё время пытаешься меня изменить? – спрашивает Кармен. – Почему ты вообще
постоянно всем недоволен? Разве у нас всё так уж плохо? Что изменит в моей жизни этот институт,
о котором ты постоянно твердишь?
Что правда, то правда – об институте он говорит ей постоянно. Говорит как сообщнице, которой,
как он надеется, тоже хочется чего-то боольшего. По сути, он обращается к той Тоне-Кармен, какой
встретил её после армии. Тогда она всей душой тянулась к Боре Калганову, а ему вспоминается
так, будто она тянулась вообще к интересной, насыщенной жизни. Вот и представляется она
теперь не той. Роман лежит, глядя в потолок, и чувствует себя почти обманутым. Женщина, к
которой его влечёт сильнее, чем к другим, наполнена той же серостью, что и другие.
– Значит, по-твоему, у нас в селе всё хорошо? – спрашивает он. – И деятельность нашей
клубной методистки, которая даже петь не умеет, тебе нравится?
– Ну что поделаешь, если у неё нет слуха? Но она же работает. .
– Работает, –
