— Это очень может быть, — столь же задумчиво согласился я. — Если подумать, чем мы все время и занимаемся, на чувства и времени не остается. А когда остается — все мысли из головы выветриваются.
— Я не совсем об этом, — терпеливо пояснил гений. — Суть эмпатии в принципиально другом канале коммуникации. То, что мы тысячелетиями оттачивали в вербальном выражении нашей личности, животные понимают мгновенно и безусловно. А здесь, на Седьмом, у них, как и у нас, многовековая практика. Представь, что тебе не надо озвучивать малейшие нюансы эмоционального фона и словесно их интерпретировать, зная, что все равно возможны когнитивные искажения. Прямое восприятие информации. Объективное и точное.
Глядя на то, как Тайвин зажмурился от предвкушения попробовать эмпатию на зуб, я хмыкнул:
— Поменяемся?
— Нет, я пока обойдусь, — опомнился друг и потребовал: — Рассказывай дальше.
— Ну так вот, ящиками я покидался, и тут кто-то меня иглой задел. Так что доз было не пять, а четыре, первая по касательной прошла, но след оставила. Я притворился, что свалило, а как они ближе подошли, автоинъектором воспользовался. И немножко покусался. Непонятно только, кто мне обратно в карман пустой автоинъектор сунул и зачем.
Я виновато потупился. Мышцы челюстей тоже ныли — я сильно сгладил подробности своего пленения. Кусался я отчаянно и от души, пока мне выкручивали руки, отнимали автоинъектор и всаживали в многострадальное тело одну за другой иглы с парализантом.
— Ага, — радостно потер руки Тайвин, — значит, выборка по препарату хоть какая-то есть. Уточним, уточним. Но четыре дозы — все равно многовато на одну наглую кошачью морду.
И, невнятно бурча под нос невразумительные фразы про отсутствие помощников под рукой, гений унесся делать заметки, а я медленно перетек в лежачее положение и принялся без единой мысли в голове лежать и слушать его сосредоточенную возню. Гайяну очкарик поминал с особой частотой, и я про себя с удовлетворением хмыкнул — неплохой диагностический признак! Глядишь, еще полгода, и созреет до внимания к своей помощнице наш сверхтвердый и очень недогадливый грецкий орешек.
Глава 28
Парочка цветов для штатного гения
На следующее утро после доблестной победы Корпуса над безумными выходками Шестого Гайяна пришла на работу в отвратительном расположении духа. Будешь тут счастливым и довольным работником, когда начальник пропал уж две с лишним недели как. Кому-то может, оно и хорошо, но не ей. Она не была принципиально против Санникова в качестве заменителя Тайвина, немножко обижалась на себя и инструкцию за то, что искренне считала заместителем руководителя научного отдела себя, а не кого-то еще, а надо было внимательнее в документы смотреть, и очень боялась триумфального возвращения Ветрова.
Но дело было не в Ветрове, не в Санникове и не в ней самой. Как, вот как сохранять душевное равновесие, если от одного взгляда сумрачно-серых глаз штатного гения жгучие искорки в груди рассыпались, почитай, каждое утро, а сейчас — все бабочки в животе попередохли от беспокойства?
Гайяна понимала, что во многом именно принципиальная недоступность начальника сделала свое черное дело. Когда она только начала штурмовать эту неприступную крепость, ей казалось, что будет как обычно: очарует, покорит, милостиво разрешит доступ к себе, но сейчас, спустя почти год, ее маниакальная одержимость штатным гением переродилась в отравляющую душу тоску и желание бегать за ним хвостиком куда прикажет.
Кстати, о хвостах. Дошло до полного абсурда. Ни одному своему ухажеру она никогда не позволяла и на миллиметр приближаться к расхлябанной расслабленности. На ботинках чтоб ни пылинки, носки — чистые и без дырок, стрелки на брюках — безупречно прямые. Футболки — оставить для занятий спортом, джинсы — для посиделок с друзьями, а на работу и свидание с дамой настоящий мужчина ходит только в рубашке, а лучше — в костюме. Она, конечно, могла снисходительно скривить уголок губ и прикупить взвывшему от ее педантичности неразумному созданию мужеска пола водолазку или стильный свитер вместо мешковатой толстовки или растянутой майки, но что она точно терпеть не могла и категорически не признавала — так это длинные волосы у мужчин. Для Гайяны прическа с длиной волос ниже плеч означала то же, что для кошки — посягательство на усы. Она сатанела и начинала словесно кусаться. Как можно называть себя мужиком, если у тебя розовой резинкой патлы перехвачены, а?
Но Тайвину Гайяна была готова простить решительно все. Его каштановые волосы чуть ниже лопаток, собранные в хвост, воспринимались как милая аристократическая причуда на фоне безупречно выглаженных рубашки, костюма и халата вкупе с идеально начищенными туфлями. Его манера педантично съесть мозг подчиненных десертной ложечкой и череп изнутри до последней молекулы выскрести приводила ее в экстатический эстетический восторг. Его придирчивость и неизменный жест — указательным пальцем вздернуть на нос обратно немного съехавшие очки в тонкой прямоугольной оправе — старшая научная сотрудница заучила до легкой судороги вожделения под ложечкой. Его интеллект сбивал с ног и манил затащить гения подальше от всех в темный угол, несмотря на разницу в должностях, и там усиленно обожать и нежно обижать. Его редкая улыбка проникала в ее естество как галлий — в кристаллическую решетку алюминия, плавила рассудок и сердце, делая Гайяну бумажно-хрупкой и совершенно беспомощной.
Хвост… Да черт бы с ним, с хвостом! Да пусть хоть без халата, хоть в трусах на работу приходит, а лучше — прямо к ней домой без них, и желательно с распущенными волосами. Только бы пришел. Только бы вернулся. Уж она бы…
А вот что «она бы», Гайяна додумать не успела: дверь в научный отдел с еле слышным шелестом отъехала в сторону, и принесло шальным ветром категорически не того, кого она ожидала.
