их такими? Хорошо сложенных
мужиков не видать. В основном холёные, изнеженные, интеллигентные, словно подъеденные
цивилизацией. Всё мужское в них рассосано комфортом и сытостью. Зачем напрягаться, если
сытно и так? А весь остальной фасад можно сделать рубашкой и брюками. А женщинам в этом
смысле так и того проще. Их возможности ещё шире. У москвичек и возраст не поймёшь – всё
замазано. Было бы, в принципе, хоть какое-то лицо-площадка, а всё остальное можно нарисовать.
«Нет, но почему же вы все тусклые-то такие? Вы ещё и не рады тут ничему? Что же, для вас
ещё один сорт хлеба придумать? Или радоваться совсем разучились? Поучитесь тогда у меня. Я
специально буду улыбаться, улыбаться и улыбаться».
А может быть, махнуть рукой на этих москвичек и не заглядываться на них? Все они будто на
порядок чужие. В общежитских коридорах попадается немало симпатичных девчонок. Вдруг и
землячки есть среди них? Они всё-таки чем-то ближе. Конечно! Почему эта простая мысль не
пришла в голову раньше? Завтра на консультации надо будет осмотреться.
Поднявшись из метро, Роман входит в какой-то фирменный магазин. В отдел «брюки»
очередина – и все, получается, за штанами. Интересно, как видит эту неубывающую очередь
продавщица, работающая тут лет десять? Наверное, думает: когда же, наконец, все будут в новых
штанах? Или уже не думает? Просто будет до пенсии брюки продавать, да всё. Ну а эта
длиннющая очередь за чем?
– Что продают? – спрашивает Роман в хвосте.
– Рубашки, – отвечает кто-то.
А вот рубашку или даже две не мешало бы купить. Все свои старые совсем истрепались.
Придётся стоять. Очередь длиной метров в шестьдесят почти не движется. Что ж, деваться
некуда… Но как непривычно стоять. Чем дольше стоишь, тем больше кажется, что уже само это
стояние куда дороже рубашек. Люди читают и в очереди. Это и понятно: разве очередь это не
жизнь?
Самое интересное обнаруживается уже перед продавцами. Рядом почти без очереди продают
такие же рубашки, но только с пуговичками. А в этой очереди – рубашки с кнопочками. Черт
возьми, да кто же знал?! И он за этими кнопочками стоит уже полтора часа? Что же, бросить эту
очередь и перейти в другую? «Эх, Москва, Москва, нам бы твои заботы!» – думает Роман, покупая
всё-таки модную рубашку с кнопочками. А что делать, если уже отстоял, как дурак? Зато в Пылёвке
он будет самым модным.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
Звёздочка
476
А на консультации хоть сквозь землю провались. И не потому, что подготовлен слабее других
(это само собой понятно) – тут другое: вроде бы самый большой мужик в аудитории, сибиряк, к
тому же, и с соплями – насморк! До занятий всё было сухо, а сел за стол, взялся за ручку, и нос как
продырявили. Знал бы, так хотя бы платком запасся. Сиди теперь, гоняй сопли, да мотай их на
свои сибирские кулаки. По сторонам смотреть стыдно и забота только одна: как бы швыркать
потише. А тут снова, как вчера в хлебном отделе, кто-то сзади за рукав дёргает. В воображении так
и вспыхивает очередной москвич с комнатным лицом.
Роман оглядывается, зажав ладонью всё лицо до самых глаз. Красивая девушка с длинной
русой косой (бог ты мой, где только живут такие!) протягивает ему крохотную баночку с бальзамом,
который все называют вьетнамской звёздочкой, знаками показывая, чтобы он потёр около носа.
Ничего не остаётся, как взять её свободной рукой, благодарно кивая своей дурной башкой с
жидким носом.
Из открытой баночки по аудитории расплывается такой густой запах эвкалиптового масла, что с
передних столов даже оглядываются. А облегчение от бальзама и в самом деле есть. Нос сохнет, в
голове светлеет. Роман поворачивается, чтобы вернуть баночку, но девушка машет рукой: мол,
после отдашь, натирай ещё… А ведь девочка-то что надо! Интересно, откуда она приехала? Вот
если бы из Читы!
Консультация заканчивается. Закрывая тетрадку, Роман роняет ручку под стол, а когда находит
её там, его спасительницы уже нет. Он выбегает на улицу и видит, как она, высокая и стройная, с
сумкой на плече, в длинной развивающейся юбке стремительно идёт к метро. Нет, приезжие по
Москве так не ходят. К тому же, будь она приезжей, то жила бы в общежитии, а это – в другую
сторону. Значит – москвичка. А жаль… Москвички не для него, вчера на них поставлен крест.
Москвичи вообще живут в каком-то ином, почти чужом мире. Ему в этот мир не хочется совсем. Но
баночку надо вернуть.
Москвичка есть москвичка, она и оборачивается на него, уже не узнавая, с готовым
недоумением и взглядом свысока. Роман протягивает на ладони крохотную баночку с бальзамом.
– Ой, я и забыла, – спохватывается она с какой-то, будто невольной улыбкой.
– Спасибо, спасли, – говорит Роман. – И как только угораздило меня простыть при такой тёплой
погоде!
– В тёплую погоду простывают от сквозняков, – замечает она.
Ох, и молодцао, ох и умница! А может быть, всё же познакомиться? И снова он словно
фотографирует её: шикарная, будто вовсе не московская коса, насмешливо-строгий взгляд карих
глаз, зеленоватые, чуть различающиеся оттенком кофта с юбкой. Нет, она не для него. И не для
такого знакомства, как ему нужно. Но он почему-то всё же нерешительно идёт рядом. Девушка
тоже замедляет шаг, всё же воспринимая его как провожатого. Если ей нужно до метро, то там они
и расстанутся. Этого расстояния как раз хватит, чтобы поговорить о сквозняках и погоде. Больше
им, к сожалению, и говорить не о чём.
У входа на станцию киоск с мороженым.
– Купим? – вдруг предлагает она, и тут же спохватившись, смеётся: – Ой, да ведь у вас насморк!
Роман занимает очередь, покупает ей эскимо в шоколаде, на которое она тычет пальчиком в
стекло витрины. Покупает только ей.
– Моё любимое, – поясняет девушка. – А вы какое любите?
– Да как сказать…
– Уж не от мороженого ли вы простудились, если больше не хотите?
– Не знаю, люблю или нет, – говорит Роман. – Просто не хочу. Я уже ел его. Покупал в первый
день, как приехал…
– Целую коробку? – со смехом спрашивает она.
– Почему коробку? Одну порцию. Чтобы попробовать…
– И только?! Вам что же, не нравится наше московское мороженое? Его все хвалят.
– Очень нравится. Потому и не покупаю больше.
Она даже останавливается.
– Какой вы странный… Наверное, вы боитесь, что объедитесь или разоритесь…
– Не знаю, как объяснить… – сконфуженно бормочет Роман. – Наверное, вы не поймёте. Мне
просто неловко его есть…
– Неловко? – с новым изумлением спрашивает
