аристократических олигархий наподобие тех, которые формировались в испанских провинциях. Напротив, множество французских элит расталкивали друг друга локтями в борьбе за право собирать налоги и рентные платежи с крестьян. Ко времени Фронды — завершившегося неудачей одновременного восстания крестьян и аристократов в 1640-х годах — монархия уже полтора столетия манипулировала провинциальными элитами, а влиятельность аристократов перемещалась в сферу покупных должностей. Полномочия каждой элиты в этот момент стали опираться на пожалования монархом «привилегий, которые подвергались различным интерпретациям и определялись со ссылкой на короля».[172]
Ослабляя аристократов и духовенство, которые могли бросить ей вызов на уровне всей страны, монархия наделяла полномочиями присваивать доходы и осуществлять квазигосударственные функции на местах чиновников и более мелких землевладельцев. Таким образом, даже несмотря на то, что Франция была богатейшим государством с 1630-х годов, когда она опередила по доходам Испанию, и до 1790-х годов, когда это положение перехватила Британия, Людовик XIV и его преемники, как и монархи династии Бурбонов в Испании, были ограничены постоянным фискальным кризисом. Причинами этого кризиса были увеличивающиеся обязательства короны по выплате или распределению доходов в пользу чиновников, купивших свои должности, и растущий долг, формируемый постоянными войнами. Как отмечалось в главе 2, в номинальных данных о налоговых поступлениях не учитывается способность различных элит прибирать к своим рукам «государственные» доходы. Масштабное распространение продажи должностей способствовало тому, что большая часть доходов французского государства оказывалась под обременением ещё до того, как попадала в центральное казначейство. Поэтому всё большая доля королевских доходов становилась недоступной для оплаты военных расходов, формирования центральной бюрократии или других королевских начинаний.
Продажа должностей, наряду с действиями монархии, которые способствовали пересечениям между полномочиями и привилегиями элит, влияла как на внутреннее экономическое развитие Франции, так и на способы формирования французской заморской империи и её связи с экономикой метрополии. В рамках этой работы не получится дать подробное объяснение относительно запоздалого (в сравнении с Британией) капиталистического развития Франции — этот вопрос более подробно рассмотрен в главе 6 книги «Капиталисты поневоле». Здесь же достаточно будет сказать, что на основной территории Франции постоянный конфликт между элитами и пересекающиеся юрисдикции, порождаемые вертикальным абсолютизмом, гарантировали то, что большинство сельскохозяйственных земель так и не перешли в частную собственность с единственным владельцем, полностью контролирующим землю и её плоды, как это произошло в XVII веке в Англии. Стратегические манёвры короны, создававшие разногласия между элитами и обеспечивавшие доступ сборщиков налогов к крестьянскому хозяйству, заодно увековечивали юридические права, которые оказывались непреодолимыми барьерами для тех, кто стремился провести огораживание своей земельной собственности. Французские крестьяне располагали ограниченным контролем над землёй на протяжении всего периода Старого порядка — что же касается элит, то ни одна из них не обладала монопольным контролем над землёй, который дал бы основание для капитальных инвестиций в рекультивацию земли, способную привести к значительному приросту урожайности.
Это специфическое положение заставляло землевладельцев времён Старого порядка формировать системы аренды и испольщины, которые были лишь ещё одним пунктом в списке горьких плодов вертикального абсолютизма — в результате большая часть сельской Франции оставалась экономически отсталой и не могла выступать источником спроса для городских купцов и мануфактурщиков или для плантаций и промышленности в колониях. Нехватка внутреннего спроса и конкуренция со стороны более богатых и энергичных соперников в Британии и Нидерландах приводили к тому, что коммерческие и финансовые элиты Франции оставались небольшими и испытывали относительный недостаток капитала. Так или иначе, самые значительные доходы на капитал во Франции доставались покупателям государственного долга и выставленных на продажу должностей, так что французские обладатели капитала имели мало стимулов для инвестирования в отрасли реального сектора. Лишь более мелкие, не имевшие доступа к политическим механизмам купцы и землевладельцы вкладывали в промышленность и сельское хозяйство, поскольку в абсолютистском государстве их не допускали к тому, чтобы воспользоваться более прибыльными возможностями.
Какую империю создал французский абсолютизм
Как и в случае с империями других европейских держав, начало Французской империи положили частные предприниматели. В силу своего относительно небольшого военного и торгового флота Франция опоздала с исходными действиями в направлении колонизации Американского континента, Азии и Африки. В результате наиболее прибыльные американские колонии с легко эксплуатируемыми золотыми и серебряными рудниками первоначально получили Испания и Португалия, а португальцы, голландцы и британцы захватили лучшие торговые маршруты в Азии, а затем и ключевые колонии в Индонезии и Индии. Французская Ост-Индская компания (Compagnie des Indes orientales), на которую была возложена задача колонизации Индии, не находилась под защитой малочисленного военно-морского флота Франции и не могла позволить себе приобретение собственных кораблей. Когда голландцы отказались от поставок во французские поселения в Азии, эта компания рухнула.[173]
Почему же Франции, несмотря на её первенство над европейскими соперниками в масштабе государственных доходов, не удалось построить более крупную и более связную или более прибыльную империю? Ответ на этот вопрос заложен в описанной выше природе французского абсолютистского государства, в ограниченных масштабах и богатстве французской предпринимательской элиты и её рациональной ориентации на более выгодные возможности в государственных финансах и обладании должностями, а также в стечении обстоятельств в эпоху религиозных войн.
Французские колонии были сосредоточены в Карибском бассейне и Северной Америке. Североамериканские колонии терпели постоянные экономические неудачи, отчасти потому, что французское государство не способствовало эмиграции, находясь в плену у меркантилистской теории, которая рассматривала рост населения страны в качестве принципиального фактора экономического и военного первенства Франции.[174] Аналогичной точки зрения придерживалось и британское правительство, однако французские поселения в Северной Америке сократились ещё сильнее из-за «решения Ришелье не допускать туда иностранцев, наряду с его отказом от протестантских поселений».[175] Это оказалось ключевым ограничением, которое привело к принципиальному отставанию французских поселений в Северной Америке в конкуренции с британскими колониями. Даже если бы там было больше поселенцев, спрос на сельскохозяйственную продукцию, которую можно было выращивать или заготавливать в Северной Америке, на слаборазвитом внутреннем рынке Франции был незначителен,[176] да и производилось в колониях мало, поскольку возможность инвестировать в эти территории в целом не была заманчивой для французского капитала. Небольшое население североамериканских колоний Франции в совокупности с крайней нищетой рабов, которые составляли основную массу населения карибских колоний, обусловили то обстоятельство, что империя обеспечивала незначительный спрос для французских мануфактурных товаров. Напротив, более крупные и более успешные британские колонии в Северной Америке обеспечивали принципиальную базу
