потребителей для расположенных на территории Британии мануфактур.[177]
Карибские колонии сулили гораздо больше, поскольку они хорошо подходили для сахарных плантаций, для чьей продукции существовал чрезвычайно выгодный рынок во Франции и других частях Европы. Однако прибыли оказались меньше, чем могли бы быть, или чем те доходы, что получали карибские колонии Британии, поскольку французские колонии постоянно испытывали нехватку капитала: для лиц с политическими связями более привлекательные объекты для инвестирования имелись в самой Франции. Французские колониальные предприятия плохо управлялись — опять же, потому, что опытные администраторы могли сделать лучшую и более выгодную карьеру во Франции, а монархия оказывала незначительную финансовую поддержку или военную помощь от нападений испанцев.[178] Иными словами, сверхдоходы от должностей и займов, которые можно было получать во французском абсолютистском государстве, лишали колоний инвестиций и грамотных кадров.
Прибыли от французских плантаций в Карибском бассейне, которые обладали относительно недостаточным капиталом и плохо управлялись, слабо стимулировали экономику французской метрополии и почти не давали поступлений для королевских финансов. Это отсутствие синергии между колониями и метрополией было результатом двух факторов. Во-первых, развитие сахарной экономики Карибского бассейна происходило параллельно с религиозными войнами [XVI века], хотя это было временной неудачей. А вторым моментом была принципиальная природа государственного управления во французской монархии, которая рассматривала колонии, пытавшиеся влиять на принимаемые внутри страны решения, как возможность вознаграждать своих союзников и получать немедленные доходы.
Французская колонизация Карибского бассейна стала нарастать одновременно с религиозными войнами. Основные французские порты на атлантическом побережье находились под контролем протестантских сил, а короли Франции и/или Католическая лига подвергали эти города осаде, что препятствовало тамошним протестантским купцам или католическим купцам из других территорий контролировать торговлю с карибскими островами. Это обеспечило благоприятные возможности для голландцев, которые стали как главными покупателями сахара из французских колоний, так и ключевыми поставщиками рабов на эти острова.
Столетие спустя Жан-Батист Кольбер смог на какое-то время вернуть торговлю сахаром во французские порты, основав Вест-Индскую компанию (Compagnie des Indes occidentales), предоставив ей монополию на сахар из французских карибских колоний и потребовав, чтобы весь сахар, производимый на плантациях компании, доставлялся во французские порты. Это требование Кольбера было подкреплено французской военной мощью на море, которая использовалась и для запугивания колониальных плантаторов, и для защиты от британских пиратов. Однако издержки использования военных кораблей в Карибском бассейне перевешивали доходы от сахара, так что Вест-Индская компания так и не стала прибыльной и закрылась меньше чем за десятилетие.[179] Карибские колонии Франции были вновь экономически парализованы во время Семилетней войны, когда британская блокада нарушила нараставшую торговлю между атлантическими портами Франции и её африканскими и американскими владениями.[180]
Торговая монополия была предоставлена Вест-Индской компании слишком поздно, чтобы причинить вред голландскому контролю над сахарной торговлей в Европе. Голландцы уже создали сбытовую сеть, которую не были в состоянии продублировать французские купцы, так что им приходилось перепродавать сахар и тем самым уступать значительную часть конечной прибыли голландским конкурентам. Голландцы, португальцы и британцы и дальше зарабатывали на французских сахарных колониях, поскольку они контролировали торговые пути и прибрежные форты в Африке, что позволяло им вести работорговлю, обеспечивавшую единственный источник трудовых ресурсов для сахарных плантаций.[181] Король, Кольбер и ключевые фигуры во французских провинциальных парламентах финансировали Компанию Зеленого мыса и Сенегала (Compagnie du Cap-Vert et du Sénégal), которая получила французскую монополию на торговлю с Африкой. Однако они никогда не вкладывали достаточно средств в строительство сети фортов, чтобы конкурировать с голландцами — на деле они хотели полагаться на голландские и португальские форты, чтобы иметь доступ к рабам, и на голландские корабли, чтобы перевозить их в Америку.[182]
Французской короне приходилось предпринимать столь неуклюжий, а в конечном итоге и слишком затратный подход к созданию и внедрению монополии на атлантическую торговлю сахаром, поскольку она уже утратила контроль над самими карибскими колониями. Николя Фуке, занимавшийся самообогащением surintendant des finances [суперинтендант финансов — фр.], которого Людовик XIV в конечном итоге отправил в тюрьму за коррупцию и за то, что накопленное им состояние соперничало с королевским, даровал карибские колониальные привилегии своим сторонникам, которым одновременно предоставлялись земельные пожалования и посты губернаторов в колониях. Эти привилегированные колонисты использовали свои официальные должности для дальнейшего сохранения низких налоговых ставок, что позволяло им удерживать почти все прибыли со своих плантаций. Монополия Вест-Индской компании не нарушала права на землю или контроль над должностями в колониях. В конце XVII и XVIII веках плантаторы были в состоянии поддерживать ставку экспортного налога (octroi) на чрезвычайно низком уровне, в силу чего корона по-прежнему не получала от колоний почти никаких доходов. Должности оставались в руках колонистов.[183] Владельцы плантаций обладали рычагами влияния на колониальную политику, поскольку они происходили из тех же семей, что и крупные французские финансисты и чиновники, купившие свои должности.[184] В этом смысле французские колонисты, подобно испанским, обладали более значительным влиянием в метрополии, чем чиновники и капиталисты метрополии в колониях.
Поскольку сахарные колонии не приносили короне почти никаких доходов, а их вклад во французскую экономику в целом был невелик, лёгким и разумным выходом для монархии было подчинить её колониальную политику более масштабным геополитическим соображениям. Поэтому Людовик XIV укреплял автономию плантаторов, пытаясь добиться их поддержки в своих бесплодных усилиях по захвату американских колоний Испании в ходе Войны за испанское наследство.[185] Крах этого замысла и отсутствие у короны рычагов влияния на колонии заставили Людовика сосредоточиться на расширении границ Франции в Европе. За пределами Европы основная стратегия Франции заключалась в том, чтобы ослаблять контроль Британии над её колониями, а не захватывать для себя новые территории. Поэтому Франция поддерживала попытки индийских правителей отбиться от британской Ост-Индской компании, но в 1757 году эти усилия потерпели решительное поражение в сражении при Плесси. После этого Британия оказалась единственной европейской державой, способной осуществлять де-факто, а затем и де-юре контроль над приходившей к всё большей унификации индийской политией,[186] даже несмотря на то, что Франция и Португалия периодически теряли и снова получали небольшие концессии на субконтиненте. Единственный успех Франции был достигнут благодаря её поддержке Американской революции,[187] которая, как будет показано в главе 5, стала серьёзным ударом по «первой империи» Британии. Однако стратегический успех Франции «оказался химерическим», поскольку ей не хватало сети международных торговых маршрутов и промышленной базы, благодаря
