здесь живёшь?
– Да. А что?
– Да ничего. А полковник Тарасов – твой отец?
– Да. А что?
– Да ничего. Где он?
– Его нет. Он уехал. А что?
– Да ничего. А когда он будет?
– А вам зачем?
– А ты отвечай на вопрос, когда тебя спрашивают.
– А я вас не знаю, – отвечаю я. – Почему я должна отвечать?
– Как ты разговариваешь со старшими?
– А вы мне не старший.
– А кто же я?
– Откуда я знаю. Вы мне документы не показывали.
– Девочка, кто тебя научил так разговаривать? Отвечай на вопрос.
– Вот ещё. Кто вы такой, чтобы мне приказывать?
– Ну ладно, – сказал он. – Передавай привет своему папаше.
– А от кого привет?
– От боевого друга.
– У него нет таких друзей.
– А ты этого не знаешь.
Голова скрылась в кабине, потом взвизгнули колёса, и чёрная блестящая банка умчалась вдаль по улице.
Вечером, когда приехал отец, я сказала, что на нашу улицу заехали бандиты из другого города и даже другой области. Наверное, по ошибке, но почему-то назвались боевыми друзьями. Отец долго расспрашивал меня, как выглядела эта голова и какой был номер на машине. Я ответила кратко: «Коротко стриженный, голова круглая, и говорил с акцентом, как чёрные на рынке». А номер, продолжила я, был какой-то блатной с шестёрками и семёрками, да ещё заляпан. «Но это был не наш, папа, – сказала я, – это был не наш номер!»
– Всё, всё, понял, – сухо отозвался он. – Свободны.
Конечно, единственное, что мне бы хотелось знать, – зачем они упомянули нашу фамилию, и откуда она была им известна?
* * *
Я вижу из окна нашей комнаты, со второго этажа, как он спокойно жарит на мангале шашлык, накинув на плечи камуфляжную куртку. И с кем-то говорит по мобильному телефону, неторопливо поворачивая шампуры. Я вдыхаю этот приятный дымок, который, наверное, коробит соседей, потому что шашлыки здесь не часто жарят.
Но отец обещал нам сегодня ужин. Шашлыки у него хорошо получаются.
– Послушай, – говорит он кому-то, – я не знаю, как вы там будете выкручиваться… Какое мне дело, б…?
Я вижу, как он оглядывается – не слышит ли кто-либо из нас этих слов. Убедившись, что нас поблизости нет, он продолжает:
– Ты меня не парь, …мать, я тебя достану, ты знаешь, что надо делать… Я вас всех, блин…
Я не могла понять, о чём шла речь. В разговоре с другим абонентом мобильной телефонной сети отец говорил уже более спокойно и дружески:
– Я, знаешь, уже не могу этим заниматься. Да и зачем мне это надо? Посуди сам, – у меня три девочки. Девочки остались без мамы. Я должен хоть что-то сделать для них… Я должен думать об их судьбе. Что с ними будет дальше?.. Если бы мальчишки, можно было бы отдать в какой-нибудь кадетский корпус… а дальше крутись как хочешь… А они… Просто ужас, как многому их надо учить… Я должен во всё вникать… Должен всё знать, что они делают, чем увлекаются, с кем общаются. Да ещё всякая физиология… Но я же не могу рыться в их вещах в их отсутствие. Им надо и профессию получить, но только не тяжёлую, не кирпичи же на стройке таскать, а что-нибудь спокойное, интеллигентное, и чтобы деньги платили. А откуда я знаю, что это? Парень, на худой конец, может пойти грузчиком работать, чтоб себя прокормить, а девочка куда? Может, им в ресторан пойти работать? Или в парикмахерскую? Или учительницами стать? Но это же замучаешься оболтусов учить… В медицинский, конечно, неплохо, но это надо уезжать отсюда… Что? Ну да, конечно, замуж выйдет… А если муж какой-нибудь козёл попадётся, пьяница, бабник, или которому вообще на семью наплевать?.. Или военный, который сегодня здесь, завтра там, которого, кроме стрельбы, ничего больше не интересует?.. Так им и зависеть всю жизнь от какого-нибудь хрена на ножках?..
Он перевёл дух, словно выслушивая ответ собеседника, и продолжил:
– А каково с ними разговаривать? Я никак не пойму их языка! Шутят они или всерьёз? Может, меня разыгрывают? Иногда чувствую себя круглым дураком… Иногда так хочется цыкнуть на них, а потом думаю: чего добьюсь? А потом… Им и так досталось… Конечно, трудно ей было одной с тремя… Из-за них, из-за них она заболела…
Наверное, мне надо было захлопнуть окно и больше не слушать. И я захлопнула.
У него всегда получались вкусные шашлыки. Он говорил, что научили его этому делу знающие толк мужики.
И всё же трудно было поверить, что он ненормален. И с чего мы взяли, что с ним что-то не так? Может быть, нам всё показалось?
* * *
Миша был одет в тёмно-синюю футболку, голубые джинсы с заплатами и складками, а в руках держал лёгкую джинсовую куртку. Всё как полагается. Он привёл меня в восторг. И почему это у Кати он вызывает подозрения?
Он принёс мандарины и пирожные к чаю. И ещё коробку «Коркунова».
Отец поздоровался с ним вполне цивилизованно, но с каким-то плохо скрытым недоумением: как будто так и не мог понять, зачем этому парню сидеть за нашим общим столом. Он вёл себя так, как будто ему приказали выполнять некие действия, смысл которых был абсолютно непонятен.
Миша не рассказывал о себе, а отец не расспрашивал. Зато говорил:
– Все стремятся уехать в большие города. А мне всегда нравились маленькие уютные городки. Мне всегда хотелось жить в маленьком старинном городке, с двухэтажными купеческими домиками, с речкой, прудом, садами, рощами. Ловить рыбу из лодки. Так, чтобы рядом был луг, широкие поляны, тропинки, спуски к реке. Читать книги в саду в тени яблонь…
Никогда ничего подобного он нам не говорил. Ему всегда нравилось воевать и только воевать, почти кричу я про себя. И командовать. Автомат Калашникова ему всегда нравился, а не книжки, блин.
А Миша сказал:
– Знаете старые валы? Остатки крепостной стены знаете? Знаете про подземный ход? Их тут несколько, этих ходов. Их до сих пор ищут. И я искал одно время, а потом перестал. Но и сейчас мне иногда хочется найти. Говорят, там можно найти клады. Кто найдёт клад, станет счастливым, есть такая легенда… Может быть, я когда-нибудь найду?.. А может быть, я найду НЛО?
– Да уж, разумеется, – усмехается Кристина. – С кладом-то ты точно станешь богатым. А с НЛО ещё и счастливым.
– А я, – продолжил Миша, – всегда хотел чего-то необычного. Мне иногда казалось, здесь есть такие «чёрные дыры». Можно попасть в прошлое. И тогда увидишь мир, который был раньше
