Когда концерт для казаков закончился и мы оказались в городе, в гостинице, я собрался расстелить дастархан и прилично закусить котлетами с пивом. Но Джи вдруг произнес:
– Предлагаю тебе заглянуть к Петракову и Бредихину и в виде обучающей ситуации поговорить с ними.
– Какое обучение может получиться из разговора с такими простолюдинами? – возмутился я, с сожалением глядя на расставленную закуску.
– Если хочешь развиваться, ты должен почувствовать человека, суметь заглянуть в корень его "таковости" и понять, что Мировой Логос хочет выразить через него. А научиться этому ты можешь только практически, участвуя в ситуациях.
– Теперь все ясно, – пробормотал я и поплелся за Джи – учиться общению с тоскливыми пролетариями.
Петраков спал одетым, его грязные башмаки хорошо устроились на белой простыне. На полу валялись бутылки из-под пива и водки. Ошалевший Бредихин ожесточенно теребил гитару, наигрывая блатную песню "Вор в законе". Я занял свободный стул, а Джи присел на кровать.
Я ждал окончания песни, чтобы завести разговор о Просветлении, но урловая баллада лилась, как вода из крана, действуя на меня наихудшим образом. Постепенно черный романтизм полностью захватил меня, я позабыл о своем стремлении к Небу и замолчал как рыба. Повисла каменная тишина, и я нетерпеливо ерзал на старом потертом стуле. Джи взглянул на меня с некой безнадежностью и предложил отправиться к Шеу.
Шеу как раз накрывал на стол, аккуратно застланный газетой, выставляя на него темно-коричневые бутылки пива и выкладывая гору пирожков и очищенных луковиц. Стас, сидя на подоконнике, отбивал ладонями на барабане замысловатое соло.
Усевшись за стол и ухватившись за аппетитный пирожок, я решил во что бы то ни стало выполнить задание Джи.
– Ну рассказывай, брат Гурий, что тебя сюда привело, – дружелюбно сказал Стас.
– Год назад я встретил человека, который указал мне дорогу, ведущую к Небу, и с тех пор я иду по ней денно и нощно, – бодро выпалил я.
– С большим пирожком в руке, – многозначительно добавил Шеу.
– К сожалению, не всегда, – нашелся я.
– И тебе не скучно уже много месяцев тащиться по этой дороге? – продолжал Шеу, откупоривая бутылку с пивом.
– Так я же не один.
Стас, оживившись, сыграл лезгинку.
– И кто же идет с вами? – не отставал Шеу.
– Да ты, например!
– Ну и загнул же ты, брат, – ухмыльнулся Шеу. – Это я иду по широкой дороге жизни, а ты рядом пристроился.
– Неважно, кто к кому пристроился, главное – что идем, – не желая сдаваться, возразил я и отхлебнул золотистого пива прямо из бутылки.
Барабан Стаса выдал пионерскую дробь.
– Не идем, а закусываем, – уточнил Шеу и, достав из кармана коричневую трубочку, любовно забил ее махоркой.
Тут дверь отворилась, и в нее просунулась пьяная голова Петракова.
– Пивком не угостите? Голова раскалывается с похмелья, – жалким голосом произнес он.
– Ну, заходи, – сказал Шеу, слегка поморщившись.
– Вот спасибо, ребятки, – и он тут же вылил бутылку пива в бездонную глотку. – Я вижу, вы тут изрядно скучаете, – и рассказал гнусный анекдот.
В комнате повисла гнетущая атмосфера.
– Тебе, Петраков, всегда удается вовремя очернить все самое прекрасное, – брезгливо произнес Стас.
– Для того и живем, – хмыкнул Петраков и, прихватив бутылку пива, покачиваясь, удалился.
Мое прекрасное настроение совсем испортилось: анекдот Петракова незаметно разъедал душу. Мы вернулись в свой номер.
– Вы обещали мне, что писание дневника изменит меня, – с легкой обидой произнес я и посмотрел в сторону Джи. – Я пишу его уже полгода, а изменений так и не наступило.
– Ты находишься в неправильном состоянии, и мой ответ не принесет тебе пользы.
– В чем же неправильность моего состояния? – спросил я запальчиво.
– Ты предъявляешь претензии, – ответил Джи. – А человек, который претендует на то, чтобы быть юнгой, может предъявлять претензии только к самому себе. Сейчас были слегка задеты лишь некоторые из твоих инстинктивных "я". Количество претензий у этих "я" бесконечно, ибо они подключены к хаотической жизни. Если ты задашь вопрос из сущности, то я отвечу, но пререкаться с троглодитами я не собираюсь. Пойди, погуляй, переключись, а потом мы продолжим.
Когда я вернулся, Джи читал зелененькую книжку доктора Штейнера и не обращал на меня внимания. Я встал рядом и три раза громко прокашлял, чтобы обнаружить свое присутствие.
– Я вновь обрел благодушное настроение. Не могли бы вы ответить на мой вопрос? – как можно скромнее произнес я.
– Пока ты не подключишь к написанию дневника эмоции – главный источник энергии – ты будешь уныло и скучно марякать абракадабру. Вся энергетика находится в руках "батьков" – существ из твоих низов, которые делают что-либо только ради удовольствия. Петрович, который является сущностью, пока еще очень мал и не в силах переключить на себя их аккумуляторы. Чтобы это могло произойти, нужно заняться Алхимией, принести жертву. Конечно, все нужное для твоей сущности будет казаться Гурию – ложной личности – унылым и скучным.
У тебя пока нет энергии. Энергия – это эмоции. А эмоции возникают только в результате борьбы: эмоциональный центр построен по Кшатрийскому принципу. Откуда же взяться борьбе, если "батьки" твои по-прежнему на воле, их ничто не обуздывает и не останавливает. Поэтому твоя внутренняя рабочая группа, поймав лихого "батька" в тот момент, когда он предается свинству, должна огласить приказ высших инстанций:
"Отныне и вовеки ты, Свин Бурдюков, приговариваешься к медленному поджариванию".
И тут-то у тебя появится огромная энергия. В этом процессе трансформации грубого в тонкое и заключается Алхимия.
– Как же мне отделить Петровича от Гурия? И как огличить "батьков" от самого себя? – спросил я.
Джи, не отрываясь от любимого Штейнера, произнес:
– Опиши свои грубые и тонкие проявления в школьном пространстве, и ты увидишь, кто в тебе за этим стоит.
В этот момент в номер постучал Шеу. На нем уже был его черный кожаный пиджак, а в зубах – беломорина с мундштуком в гармошку.
– Господин Джи! Позвольте вас пригласить на прогулку по вечернему городу и тайную приватную беседу! – произнес он и выпустил изо рта три дымных кольца.
– Ну что ж, Петрович, – улыбнулся Джи, выходя из номера,
– наконец-то у тебя появилось время для тонкой кабинетной работы. Бери тетрадь и описывай.
Я с досады пнул ногой сумку, а затем все-таки достал ненавистную тетрадь и написал:
"По приказу Джи выполняю непосильный труд. Меня посадили на гауптвахту и заставили писать о том, чего в данный момент во мне нету…"
Вдруг мой взгляд упал на листок бумаги, лежащий на краю стола. Из вспыхнувшего любопытства я прочитал:
Правила поведения на Корабле Аргонавтов.
Юнга на Корабле обязан:
– иметь несгибаемое намерение достигнуть высших миров,
– соблюдать преданность Капитану, вплоть до оказания материальной помощи,
– таскать ящики и капитанские сумки с приятной улыбкой на лице.
Юнге на Корабле Аргонавтов запрещено:
– испытывать эгоизм и тяготеть к личному комфорту,
– проявлять нетерпимость к любого рода коррекциям,
– таить обиду и нагнетать агрессию,
– питать страсть к алкоголю, табаку и женщинам.
Не одобряется:
– жить на шару,
– грубить, хитрить и оставаться равнодушным. Рекомендуется:
– брать ответственность не только за себя, но и за весь экипаж.
"Как все продумано", – отметил я и тут же погрузился в медитацию. Через полтора часа вернулся Джи.
– Как всегда, пришлось разгребать завалы обид Шеу на Нормана и музыкантов, – устало произнес он. – А как ты? Продвинулся в выполнении задания?
– Прошу прощения, но я ничего не сделал – застрял на правилах.
– Не растрачивай энергию на жалость к себе, – заметил он.
– Ты только начал наблюдать за собой – то ли еще будет.
– Что ж мне теперь делать? – напряженно спросил я.
– Изо всех сил удерживаться в Луче нулевого Аркана на
Палубе нашего Корабля и выполнять поставленные задачи. Это обязательно трансформирует твой неблагородный состав.
Но есть еще одна тема, над которой тебе нужно поработать – это твое отношение к женщинам. Инфрасексуальное отношение к даме может разрушить твою тонкую алхимическую лабораторию. Дело в том, что эфирное тело мужчины – это женщина. Поэтому каждая женщина является для мужчины приглашением в некое удивительное эфирное путешествие. Говоря языком Алхимии, чтобы делать золото, нужно его иметь. И для построения развитого эфирного тела мужчине нужен уже оформившийся на всех планах эфир, в виде благородной дамы, который может ему помочь избавиться от гипноза тусклого материального существования.