— Ничего, мне и так сойдет, — злорадно отозвалась та, вновь принимая расслабленную позу.
Змей посмотрел на наручные часы.
— Куда подевался Насир? Обычно он завтракает с нами.
— Ушел по делам.
— В последнее время дел у него еще больше, чем раньше, хотя на вилле осталась пара-тройка охранников.
— Это личные дела. Для тебя я тоже припас важное поручение. Ты поедешь в Багдад, найдешь Сезара Ноймана и уговоришь его поехать с тобой.
Северин допил кофе и медленно вернул чашку на стол.
— Не подумай, что я обсуждаю твои приказы, но Сезар Нойман, скорее, перережет мне горло, но никуда не поедет. А когда он узнает, к кому я его везу, то резать будет медленно и воспользуется тупым ножом.
— Как бы сильна ни была его ненависть ко мне, желание отомстить за смерть сестры ее пересилит. Хватит нести чушь. Делай то, что должен.
В ответ Змей лишь пожал плечами. Халиф сделал глоток вина, закурил и посмотрел на спокойную гладь воды в бассейне, по которой плавали сорванные Тарой в саду цветы. Сезар захочет отомстить за сестру, но согласится ли он помогать существу, в котором он видит главного виновника случившегося? Можно долго говорить с ним о Фуаде, о тюрьме, об изменах и о том, что порой Великая Тьма уродливо шутит с теми, кого создала, но Сезар Нойман продолжит ненавидеть Ливия Хиббинса, и пропасть между ними слишком велика для того, чтобы пытаться наводить мосты. Помимо всего прочего, никто не гарантирует, что он живет на прежнем месте. Он мог вернуться во Францию или вовсе перемахнуть через океан.
Положение выглядело безнадежным, но интуиция подсказывала Халифу, что попытаться стоит. Жуткая ирония заключалась в том, что Сезар был единственным, кому он мог доверять. В этот короткий список следовало включить еще и Владимира-Рамона, но первые боги ведают, когда он доберется до Алжира. Змей слишком мало говорил, слишком редко отпускал пошлые шутки и выглядел чересчур напряженным. А Насир, в отличие от остальных, казалось, и вовсе не изменился за десять лет. И это настораживало Ливия не меньше, чем странное поведение Северина.
Может, он попусту накручивает себя? Шутка ли — просидеть в тюрьме десять лет. Это дурно скажется даже на железных нервах. Он провел слишком много времени в одиночной камере, привык к тому, что всегда нужно держать наготове нож и бить любого, кто посмотрит на него косо. Ему нужно освоиться. Понять, кто есть кто, послушать, о чем говорят на улицах, увидеться со старыми знакомыми. Он читал, что преступники, проведшие в заключении много лет, долго не могут вписаться в обычную жизнь. Как это называется? Ах да. Дереализация.
— Эй, красавчик, — окликнула Северина Тара. — Не хочешь налить мне чего-нибудь холодненького?
— Только в том случае, если вы перестанете упрямиться и согласитесь воспользоваться защитным кремом, миледи.
— Ты, наверное, успел представить, как помогаешь мне его намазывать? — усмехнулась эльфийка.
В стеклянных дверях, которые в утренние часы держали распахнутыми, появилась экономка.
— Прошу прощения, господин, — обратилась она к Ливию. — К вам пришел гость.
— Я же сказал, что сегодня никого не принимаю.
— Конечно, — испуганно пролепетала женщина. — Но месье Брук был настойчив…
Халиф сделал последнюю затяжку и потушил сигарету в пепельнице.
— Ты впустила его в дом?
— Да, господин. На улице жарко… держать его там было бы невежливо…
Змей поднялся на ноги.
— Одно слово — и я вырву ему глаза.
— Нет, — помедлив, ответил Ливий. — Мальчику достало смелости явиться сюда. Я хочу послушать, что он скажет.
— Ну тумака-то я могу ему дать?
— Нет, — повторил Халиф. — Но можешь обыскать его на случай, если охрана что-то упустила.
— Как скажешь, босс.
Тара села в шезлонге и сняла солнцезащитные очки.
— Вы же не собираетесь устраивать перестрелку? — спросила она. — Если да, говори на берегу. Я поднимусь к себе и буду наблюдать за рыцарским турниром из окна спальни.
— Ты идешь за кремом? Я не собираюсь выслушивать твои жалобы на ожоги.
— Мне жарко. На сегодня солнца было достаточно. Приму душ и поваляюсь в кровати с книгой в ожидании кое-кого более живого и теплого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я скоро приду. Надеюсь, одежды на тебе уже не будет.
— А как же долгая прелюдия с раздеванием?
— Прелюдию можешь начать самостоятельно, я присоединюсь в процессе.
Валентин и Змей появились на внутреннем дворе через несколько минут после того, как Тара ушла, воспользовавшись другой дверью. Гость, одетый в костюм из светлого льна, сделал пару неуверенных шагов к столу и остановился на почтительном расстоянии. Северин толкнул его в плечо.
— Уж коли пришел, не трусь, подлец.
— Ты всегда путал трусость и уважение, Змей. Знаешь, что по этому поводу говорит Аднан? Мы не можем разглядеть в других то, чего нет в нас. — Посмотрев на Ливия, Валентин почтительно склонил голову. — Спасибо, что принял меня, Халиф. Я не отниму много времени.
— Очень на это надеюсь, сынок. Я планирую заняться кое-чем приятным, а потом подремать. После десяти лет, проведенных в тюремной камере, здоровье уже не то. Сказывается отсутствие физической активности, а еда по вкусу напоминает помои. Но ты за столом своего короля, конечно же, вкушал изысканные блюда?
Поджав губы, Валентин глянул на замершего возле бассейна Змея и вновь повернулся к хозяину. Его пальцы нервно теребили рукава пиджака.
— Я хочу попросить прощения, — заговорил он после долгой паузы. — Мне было важно прийти к тебе вот так, открыто. Мы с тобой всегда ладили, Халиф. За исключением мелких неприятностей, о которых я уже забыл. — Валентин поднял руку, демонстрируя отсутствие указательного пальца. — Давай поговорим, как мужчины. На стороне Фуада большая часть твоих людей, но все в этом городе понимают, что не пройдет и месяца, как все они вернутся к тебе. Этот город всегда принадлежал тебе — и ничего не изменится до тех пор, пока ты не уедешь отсюда навсегда. Я совершил ошибку, и я это признаю. Когда ты сел в тюрьму, тут творилось такое, что словами не описать. Все стояли на ушах. Фуад оказался в нужное время в нужном месте. Ты можешь понять своих людей. Мы были напуганы, не знали, что делать дальше.
— Как стая собак, внезапно лишившаяся хозяина, — понимающе закивал Ливий.
Валентин проглотил оскорбление, даже не изменившись в лице.
— А потом пришел Фуад, — продолжил он, — и сказал, что позаботится обо всем. Что возьмет власть в свои руки, так как был твоим преемником и самым близким другом. Мы привыкли исполнять приказы, Халиф. Никто не стал бы с ним воевать.
— Разумеется. Ведь речь об ублюдке, благодаря которому я сел в тюрьму. В конце-то концов, что произошло? Небольшой переворот. Смена власти. Рано или поздно он получил бы свою корону. Почему бы не подсуетиться и не заграбастать ее на десять лет раньше срока?
— Я был в меньшинстве, — привел очередной аргумент Валентин. — Что я мог сделать в сложившейся ситуации?
Ливий допил остывший кофе, вернул чашку на стол, открыл пачку сигарет, обнаружил, что она пуста, и швырнул ее обратно. Змей подошел к нему, на ходу доставая из кармана брюк портсигар.
— Ты мог прийти к Фуаду домой, сунуть ему в рот пистолет и нажать на спусковой крючок, а потом выстрелить в лоб для верности.
— И что было бы потом?
— Потом ты принес бы его голову Аднану со словами «этот недоносок посадил Халифа в тюрьму, и многие поддержали это решение, но я — мужчина, и я никогда не поддержу гнилой заговор сборища сосунков». С большой долей вероятности он бы вздернул тебя на ближайшем дереве или прирезал на месте, но я склоняюсь к другому варианту. Корона была бы твоей. Весь криминальный мир этого города встал бы перед тобой на колени, потому что ни у одного из сученышей не хватило бы духу убить Фуада Талеба, да еще и открыто признаться судье. Но, как говорится, история не знает сослагательного наклонения, сынок.
Валентин переминался с ноги на ногу. Халиф прикурил от зажженной Змеем спички, сделал пару затяжек и закашлялся: табак был чересчур крепким.
