Опустившись на место, Руна тяжело вздохнула.
— Нет. Все, чего я хочу — принять душ и поспать в нормальной кровати с чистым постельным бельем.
— Только не говори, что до того, как приехать сюда, ты жила на улице.
— Ну разве что пару дней… может, дня четыре. Неделю. Две недели. У меня были сложности с деньгами. И вообще… всякие разные сложности. Я не виновата, это все Ник. Он оказался последним козлом, представляешь? А я, дурочка, верила, что он и вправду меня любит. Потом я пошла к Чарльзу, потом — к Джо, но они захлопнули дверь перед моим носом. Потом я пришла в магазин для того, чтобы купить еды. Совсем немного, хлеб и сыр. Я собиралась заплатить, честное слово, но продавец не поверил и вызвал полицию. Из участка я позвонила Оливеру — это друг Рамона, бухгалтер, они вместе работают. И все ему рассказала. Ну, про Ника, и остальное… Оливер поговорил с Рамоном, тот позвонил какому-то знакомому, потом — другому знакомому, и третьему. Этот третий пришел в участок, вручил мне деньги и билет на поезд до Треверберга и сказал, где найти Рамона. Я ему говорю, что не могу уехать вот так, Ник найдет меня даже на Северном полюсе. А он говорит: не переживайте, мадемуазель, ваш Ник больше никого искать не будет, он очень занят, приветствуя своих друзей в Аду. Мне, конечно, было любопытно, но я вспомнила, что ты учил меня не задавать лишних вопросов — и промолчала. Я хотела остаться в Треверберге, но Рамон сказал, что это случится только через его труп, и что на твоем месте он держал бы такую дуру на цепи. И вот я здесь.
Ливий пару раз кивнул, осмысливая рассказ сестры.
— Как его зовут? Парня, что прикончил твоего Ника?
— Роберт Эвард. Очень милый молодой человек… в смысле, темный эльф.
— Он работает на Рамона?
— Да. Выполняет особые поручения или что-то вроде того. Симпатичный. Не женат. Я с ним не спала, — торопливо добавила Руна.
— Хорошо. Я рад, что ты цела, дорогая. Рамон прав. Этот город — не самое безопасное место в двух мирах, но будет лучше, если ты поживешь здесь некоторое время. А потом мы уедем вместе.
Достав из большой холщовой сумки косметичку, сестра извлекла на свет зеркальце и ярко-красную помаду.
— Куда? — полюбопытствовала она, подкрашивая губы.
— В Треверберг.
— Я не хочу ехать в Треверберг. Он слишком большой и скучный. Женщины не умеют одеваться, а мужчины ведут себя как последние сволочи.
— Ты поедешь в Треверберг потому, что так решил твой старший брат. Пришло время заняться твоим воспитанием. Мы начнем с того, что ты снимешь дрянные шмотки, которые постеснялась бы напялить даже дешевая шлюха, и смоешь боевую раскраску с лица. И сделаешь это прямо сейчас. А потом я накормлю тебя обедом и покажу твою спальню.
— Как насчет цепи? Она там есть? С кандалами из храмового серебра, конечно же?
Ливий вырвал из рук сестры сумку, и содержимое косметички разлетелось по ковру. Руна развела руки с видом актрисы, исполняющей драматическую роль.
— Когда я говорю, что ты смоешь с лица проклятую косметику, то имею в виду именно это, Эльруния. Ты поедешь со мной в Треверберг после того, как я завершу все дела. Разговор окончен.
— Ненавижу это имя!
— Это имя дала тебе твоя мать, и я буду использовать его столько, сколько захочу. Отправляйся в ванную, иначе останешься без обеда.
— Уже иду, Ливиан, — ядовито отозвалась сестра. — Но до этого сообщу кое-какие новости о нашей семье. У нас есть старшая сестренка и младший братик, помнишь?
— Этот ушлепок в очередной раз угодил за решетку?
Выждав пару секунд, Руна выскользнула из кресла и, опустившись на колени, начала собирать с пола косметику.
— Вроде бы он оттуда и не выходил. Ему осталось еще лет пятнадцать, если я все правильно подсчитала.
— Тогда на этом фронте полный порядок. Рамон переводил ему деньги в срок. Значит, дело в Альвис.
Сестра критически оглядела потрескавшиеся румяна, бросила их в косметичку и забралась под стол для того, чтобы достать большую пушистую кисть.
— Ага. Ей стало хуже. Она напала на сиделку, несколько раз ударила ее вилкой. Пришлось накладывать швы. Врач сказал, что в этой лечебнице нам больше ничем не помогут. Порекомендовал закрытую клинику. Там есть хорошие лекарства, особая терапия. — Она сдула пыль с кисти. — Двери крепкие, а персонал привык к буйным пациентам. Не то чтобы Альвис буйная, но на нее иногда находит, сам знаешь. Я встречалась с тамошним главным врачом. Он говорит, что при должном уходе есть шансы на выздоровление.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ливий положил ногу на ногу и сцепил пальцы на колене.
— Зачем ты мне это рассказываешь? Думаю, Рамон снабдил тебя деньгами и договорился о том, чтобы платежи за ее лечение поступали в срок.
Руна бросила косметичку на стол и вернулась в кресло.
— Она часто вспоминает о тебе. Врач сказал, что твой визит может хорошо сказаться на ее самочувствии.
— Я оплачиваю ее лечение. Этого достаточно.
— Недостаточно, Ливий. Она скучает. Я не прошу забыть всю боль, которую она тебе причинила, но ты мог бы навестить ее. Хотя бы один раз. Просто показаться ей на глаза. Там есть такое окно, большое, во всю стену…
— Ты регулярно навещала ее. Что она говорит о своем любимом брате? Хочет обнять меня, поцеловать в лоб и погладить по голове? Или в очередной раз отхлестать плеткой? Не отвечай, Руна. Я никуда не поеду, и ты меня не уговоришь. Больше всего на свете я хочу стереть из памяти лицо этой женщины и то, что происходило между нами до смерти матери. К счастью, после того, как эта потаскуха наконец-то отправилась к первым богам, Альвис слетела с катушек, и ее демоны оказались более притягательными, чем издевательства надо мной. И я не хочу нарушать эту гармонию. Как по мне, пусть перережет вены в своей клинике. Она пыталась сделать это тысячу раз. Я должен был наплевать на твои слова по поводу медицинского ухода и позволить ей умереть. Но какой бы тварью она ни была, она остается моей сестрой, и моя любовь к ней сильнее ненависти.
— Ты назвал нашу мать потаскухой? — слабо улыбнулась Руна.
— Она была потаскухой и оставалась ей до последнего дня своей жизни. Как бы ты назвала женщину, которая приводит мужиков в собственный дом и спит с ними в постели, где наш отец когда-то лишил ее невинности? Анигар как-то сказал мне, что мы не можем быть уверены в кровном родстве, ведь у нее было так много любовников. А я ответил, что он неправ, и в нас течет одна кровь. От союза потаскухи и мужчины, который слишком слаб для того, чтобы стукнуть кулаком по столу и запретить жене трахаться налево и направо, могут появиться только чудовища. Такие, как он, я, Альвис и ты. Оставь меня, Руна. Я хочу побыть один.
Сестра медленно поднялась на ноги.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Ливий? Отец давным-давно мертв, а ты до сих пор не можешь смириться с тем, что он был слабаком.
— Убирайся к черту, дрянная девка. В третий раз я повторять не буду.
— После того, как он пустил себе пулю в лоб, ты занят только одним: доказываешь всему миру, что ты не такой. Тебе не страшно смотреть в зеркало? — Она сделала широкий жест руками. — Ты живешь на вилле, которую купил за деньги, заработанные на чужих страданиях. Ты убиваешь, торгуешь дурью и людьми! Ты сам выбрал быть чудовищем. В этом никто не виноват. Ни мать, как бы ты ее ни называл, ни отец, ни Альвис.
— Большую часть этих денег я отдавал вам. Благодаря мне вы ели досыта, не работали ни дня и носили одежду, которая по карману разве что арабским шейхам.
Руна сжала кулаки. В ее глазах блестели слезы.
— Ты так и не понял, да? Ты знаешь, что я искренне благодарна за все, что ты для нас делаешь. Когда ты возвращался домой, я первая подбегала к тебе, обнимала и спрашивала, что ты хочешь на ужин. Но потом ты перестал возвращаться домой. Да, мы не нуждались в деньгах. Но дело не в них. Дело в том, что каждый раз, когда мне требовалась твоя помощь, я поднимала телефонную трубку, а потом вспоминала, что ты не ответишь на звонок — ведь ты в тюрьме. Роберт Эвард выпустил кишки козлу, который поднял на меня руку, но на его месте должен был быть ты! Ливиан, мой старший брат, самый умный, сильный и смелый! Мой старший брат, который никого и ничего не боится! Мне не нужны твои деньги, если тебя нет рядом! Догнал?!
