ждал очереди. Хорошо, что заказал люкс, а не два стандартных номера, мог хотя бы проследить за этой малявкой. Хотя лучше бы заказал. Меньше соблазна зайти к ней и воплотить фантазии в реальность.
Интересно, о чем она сейчас думает? Что чувствует после поцелуя? Почему она потянулась первая? А главное, почему сделала вид, что ничего не произошло? Почему замолчала во время прогулки?
Вариантов много, и один из них — страх. Я напугал ее своим напором, напугал откровенностью и открытостью. Ведь воспоминания прошлого не сотрешь, они рано или поздно дадут о себе знать. Как бы я ни старался, ее изнасилование будет стоять между нами.
Лучше бы не лез, лучше бы она не лезла. Ведь после этого разойтись будет гораздо сложнее. Больнее. Но без этого никак. Мы не уживемся. Ничего не выйдет. Ей будет страшно, а мне стыдно за свою несдержанность.
Нужно поговорить. Расставить все по своим местам. Это не может продолжаться. Все зашло еще дальше. Еще немного, и мы вместе утонем в пропасти. По отдельности.
Нам надо разъехаться. Так будет лучше и мне, и ей.
Не откладываю этот вопрос, иду сразу к ней. Стучу в ванную, а то долго она там сидит, хотя обещала освободить через пять минут. Прошел час.
— Ева, ты скоро?
— Сейчас, — раздается глухо по ту сторону двери. — Заходи, если срочно, дверь открыта.
В мгновение ока представил ее обнаженную. Как она гладит свое стройное тело, длинные ножки. Красивые. Стройные. Я бы тоже их погладил… Стоп!
Она издевается? Хочет, чтобы я прямо там ее разложил? Но не об этом сейчас речь. Переживу как-нибудь. Нужно поставить точку. Разобраться раз и навсегда. Оторвать от груди, пока не стало поздно.
— Ты что-то хотел? — доносится из душевой. Хорошо, что она с матовым стеклом и ее тела совсем не видно. Это немного спасает.
— Надо поговорить, — начинаю я.
— Слушаю.
— Может, выйдешь из душа? — интересуюсь чуть громче. Все же ванная не место для серьезных разговоров.
— Ты же сказал, что срочно. Начинай тогда, я прекрасно тебя слышу.
Сомневаюсь, что ты и дальше сможешь спокойно мыться после моих слов.
— Мой друг сдает хорошую квартиру-студию на набережной недалеко от метро. Ты бы могла пожить отдельно и…
— Как это пожить отдельно? — мгновенно перебивает Ева.
Вода в душе выключается, слышится какая-то возня, а через время из створки душа выглядывает темная любопытная головка. Точнее не так. Недоумевающая. Уткнувшаяся на меня своим темным взглядом так, словно я произнес запрещенное слово.
Длинные волосы свисают тонкими черными прядями, маленькие капли стекают с них прямо на кафель с характерным стуком. Словно дождь идет. И это единственные звуки, разрущающие тишину между нами.
Так, Олег, соберись. Это надо сделать, как бы в груди не было больно, как бы не распирало внутри от несправедливости и потери.
Надо!
— После случившегося мы не сможем жить под одной крышей.
— Да? — в нежном голосе сквозит сарказм. — Ты серьезно? — выгибает бровь.
— Абсолютно. Это нужно закончить, пока мы не наделали ошибок.
Сейчас наверняка закатит глаза и брякнет наподобие: «Ты не мог придумать что-то покруче?». Так каждый раз происходит, когда она считает, что я несу полную чушь. Однако я ошибся. Ее глаза наоборот стали большие. В разы. Словно испугались чего-то страшно. По-настоящему страшного. Никогда не видел их такими испуганными…
— Что? — переспрашивает одними губами. — То есть для тебя поцелуй был ошибкой? То, что я чувствую ошибка, да? — тон ее голоса повышается, и температура в ванной тоже. Пропитывает каждый уголок, каждую клеточку. Накаляет помещение.
— Ева, выслушай…
— Не хочу ничего слушать! — выкрикивает она. — Я жить нормально не могу, когда ты приходишь со студии весь в засосах от своих баб! Я не могу вот так спокойно жить с тобой под одной крышей и каждый раз думать, когда же ты заметишь меня! Ты мне нужен, и сегодня я дала это понять!
— Ева! — осаждаю ее. — Ты. Будешь. Жить. Отдельно. Мы не можем быть вместе, как мужчина и женщина, это понятно?
В ее глазах что-то падает. Бесконечно долго. Глубоко. В самую пропасть, которую я только что поставил между нами. Она ощутима. Когда-то я считал, что никогда не попаду в такую ситуацию. С ней. Но попал. Во всех смыслах.
— Что? Я недостаточно красива? — спустя несколько секунд прерывает напряженную тишину. — Не такая сексапильная, как твоя сисястая Яна? Или Анжела? Или хер знает кто еще? Не достойна тебя, да?
— Прекрати!
— Взгляни! — она открывает дверцы душа и предстает передо мной абсолютно голая.
Вашу ж мать! Стоит передо мной во всей красе, а я еле сдерживаюсь, чтобы не схватить не за волосы, не прижать к стенке и не засадить слишком глубоко.
И лучше бы я отвернулся сразу, но глаза сами рассматривают тонкое хрупкое тело. По-девичьи сексуальное. С аккуратной двойкой, узкой талией и длинными ногами. Как у модели, наверное. Она идеально подошла бы для работы с обнаженной натурщицей. Слишком хороша. Слишком идеальна.
И слишком не моя…
— Чем я тебе не нравлюсь, скажи? — только сейчас замечаю как краснеют ее большие глаза, как слезы сливаются с капельками воды, стекающими по коже на пол. — Я ночами не сплю, думаю, где ты и с кем ты! Боюсь, что ты выгонишь меня, если узнаешь о моих чувствах! И в тот вечер после выставки я не спала, чувствовала, что ты с ней! Бывших не бывает, да?
Кричит во всю силу своего голоса. Кричит так, что уши заложит у любого, но не у меня. Ее слова бьют в грудину, под дых, в печень, почкам тоже достается, судя по боли.
Должен закончить этот ад.
Повторяю эти слова на протяжении долгих секунд, но чувствую, что готов сломаться в любой момент. Сделать неверный шаг, разрушивший барьеры. Навсегда.
И назад пути не будет.
— А я все равно тебя люблю, слышишь? Люблю тебя, гребаного казанову! Забыть тебя не могу!
— Возьми полотенце, — протягиваю ей белоснежное творение французских
