— Ну…
Не успеваю ничего произнести, как ее пухлые губки накрывают мои. Целуют нежно, уже не так робко, как вчера. Уверенно. И я не стал сопротивляться ее напору.
— Расслабься.
А вот это уже интереснее. Расслабляю губы, стараюсь не шевелить ими, отдав моей девочке инициативу. Лучше бы я этого не делал, честное слово.
В бой идет твердый язык. Обводит контур моих приоткрытых губ, затем врывается в рот на пару мгновений, борется с моим языком и целует. Снова отрывается, снова просит расслабить губы, на этот раз вместо языка чувствую твердые зубки. Кусают сначала верхнюю, затем нижнюю губу.
Не понимаю, ты специально меня заводишь или как? Сегодня ты чуть в больнице не оказалась после нашей страсти, хочешь, чтобы я до смерти тебя затрахал?
Однако эта нахалка быстро отпрянула от меня, легла на свою половину кровати и произнесла:
— Дай закурить.
— У меня нет сигар…
— Есть, есть, — хитро прищуривается малышка. — Я видела, как ты вчера на балконе курил. Между прочим, врачиха тебе запретила!
Действительно курил. Впервые за полгода. А что вы хотели? Нервы на пределе были, мысли сумбурны, и что в этой ситуации делать — понятия не имел. Зато теперь все как на ладони. Почти.
— Какая наблюдательная. Ну ладно, — иду на общий балкон за пачкой сигарет. Оставил там по дурости. Свою сигарету поджигаю, вторую даю ей вместе с зажигалкой.
— Спасибки.
— Первый и последний раз, — смотрю на нее предупреждающе.
— Ой, да ладно! Ты много раз видел, как я курю.
— Тебе нельзя, забыла?
— Что нельзя? — она состроила удивленные глазки. — Ты о чем?
— Ах ты маленькая проказница! — кладу свою сигарету на пепельницу, набрасываюсь на Еву. Но не с поцелуями, а…
— Перестань! Мне щекотно! А-а-а!
Знаю, что щекотно, и все равно продолжаю. Она так и не успела зажечь сигарету. Та выпадает из ее рук на пол, тело извивается, но все это ерунда. Я вслушиваюсь лишь в ее заливистый смех. Всматриваюсь в ее широкую улыбку, в ее красивые глаза. И вновь убеждаюсь, что мне больше ничего не надо.
Ладно, — прекращаю мучить мою малышку и вновь сажусь на кровать. — Не надо курить больше, договорились? Не дыши этой дрянью.
— Я хочу дышать тобой.
Не успеваю уловить момент, когда она садится на меня и нагибается, чтобы захватить сигарету в губы. Делает затяжку, выдыхает мне в губы дым и сразу же целует, не дав мне возможности хоть как-то отреагировать. Уже не так дерзко и развратно, как до этого, скорее бережно и нежно.
Как еще от поцелуев у нас не заболели губы? Не знаю. У Евы они совсем красные, а своих я почти не чувствую. Лишь ее, пахнущие спелой вишней и табаком. Лучше бы она не курила сигареты.
— Олеж… — шепчет она, поглаживая своими ладонями мою щетину. — Когда ты понял, что… ну… — тормозит, но не отрывает от меня своих медовых глаз, — …увлекся мной.
Ее голос уже не такой уверенный, не такой дерзкий, как обычно, однако и странным не кажется. Расслабленный, чуть дрожащий, тихий. Волнуется. И я волнуюсь. Чувствую, как сердце готово выпрыгнуть из груди. Но, с другой стороны, мне так спокойно, так хорошо.
Потому что она рядом со мной…
— Не знаю. Это как-то неожиданно произошло.
— А я сразу в тебя влюбилась, — моментально выпаливает Ева. — Как только увидела тебя в…
— Мастерской, — заканчиваю за нее.
Снова запинается. Голову опускает, длинные волосы частично закрывают от меня девичье личико. Ну же, малышка, тебе нечего стесняться. Чего щечки сразу порозовели? Если бы ты знала, что тогда творилось в моей голове, чувствовала бы себя гораздо увереннее.
— Скажи, то, что сейчас между нами… это нормально? — робко спрашивает она, подняв свои красивые глаза.
Почему-то вопрос напряг. Все просто. Я не знаю, что ответить. Раньше сильно переживал из-за своих неправильных чувств, из-за того, что скажет обо мне общество и как потом посмотрит сама Ева, стоит ей на мгновение проникнуть в мою голову и прочитать мысли. Ведь они были лишь о ней.
Сейчас все по-другому…
— Смотря для кого.
— Для нас.
— Ты видишь в этом проблему? — поглаживаю ее милую, теплую щеку в ответ.
— Нет, — вдобавок Ева мотает головой.
— Тогда ее не существует.
— А для общества?
— С ними будет сложнее. Но мы же справимся, верно?
Улыбается. Не коварно, как женщины-злодейки в голливудских фильмах, а искренне, заговорщицки, словно только что поклялась хранить нашу тайну до конца своих дней.
— Я все что угодно сделаю для тебя.
И я, малышка, и я.
За окном уже наступило утро, солнце озаряло лучами центр Парижа, а я, лежа в постели, обнимал свою девочку. Свою недоступную, красивую малышку, которую осознанно хотел отпустить. Другой на моем месте сказал бы, что я полный мудак, раз подумал об этом, да я и сам так считаю. Ведь я не взял в расчет чувства Евы, прежде чем принимать решение.
Как же я рад, что моя строптивая малышка оказалась куда смелее меня, что восполнила те пробелы, которые имелись в моем неидеальном характере.
И что она любит меня так же, как и я ее, доказывая это все утро своими поцелуями, движениями своих аккуратных бедер на моих коленях и ласковым шепотом.
Люблю…
Глава 25. Лучший мужчина
«Шум деревьев и ветер ночной
Стон заглушат и твой, и мой
И биение сердца
Пылающего адским огнём» (с) Сектор Газа — Лирика
Солнечные лучи который раз пытаются нас разбудить. Хотят нарушить нашу идиллию, заставить встать раньше положенного. Но мы не хотим. Я не хочу. И зачем Олег взял номер с панорамными окнами, выходящими на южную сторону? Ах да, отсюда Эйфелева башня хорошо видна. Стоит
