только выйти на балкон, и вот она — прямо перед глазами. Но мне это не нужно, передо мной и так прекрасный вид.
Олег пока спит. Мой Олег. Мой мужчина. Любимый. Он так беззаботен во сне, расслаблен. Когда просыпалась раньше него, еще некоторое время любовалась им. Даже с закрытыми глазами он красив. Лицо уже выглядит не таким суровым, брови не нахмурены, расслаблены, а чуть приоткрытые губы кажутся пухлее, чем обычно.
Черт! Хочется почувствовать кожу чуть шершавых губ на своих. До невозможности хочется. Нет. Не стану его будить, мы ведь почти не спали. Снова. И так ходит с синяками под глазами, а тут еще я со своими капризами.
Тихо выбираюсь из кровати, точнее, пытаюсь выбраться, пока на талию не опускаются сильные руки.
— Куда собралась? — сонно бормочет он. Какой же у него классный голос после сна. Хриплый. А-а-а!
— На Кудыкину гору.
— Перебьешься, — и тянет меня обратно в кровать. Обнимает крепко-крепко, тепло. И больше ничего не хочется, хотя на сегодня у нас запланирован поход в Лувр и подъем на Эйфелеву башню.
— Может, никуда не пойдем?
— Надо, Ева. Такое ты больше никогда не увидишь.
— Да ладно тебе, эта Мона Лиза в интернете все время мелькает, а я хочу с тобой побыть.
Не даю ему возможности что-то сказать, тут же набрасываюсь на его губы. Потому что не можем устоять перед таким соблазном, как поцелуй. За эти три дня мы не нацеловались.
И не понаслаждались друг другом как следует.
Я почему-то думала, что первый секс дастся мне тяжело. Морально. Но это сумасшествие в душе уничтожило все на своем пути. Откуда во мне взялось столько смелости? Откуда эти эмоции? Слезы? Радость? Любовь? Я ведь не могла любить. Никогда и никого.
Теперь эти вопросы иссякли. Им больше не место ни в моей голове, ни в жизни.
— Мы надолго не задержимся.
Олег всего лишь улыбнулся и стукнул меня костяшкой по носу, а я готова расплыться перед ним гребаной лужицей и сделать все, что он попросит. Как зависимая от наркотика. Он мой наркотик. Личный сорт героина.
Ладно, что-то я перечитала «Сумерек», хватит с меня.
Мы еще немного полежали и отправились в путешествие по Парижу. Повторное. Ведь мы особо никуда не выбирались. По прилете поехали в Диснейленд, так как я настояла, а потом просто не хотели выходить из номера. Мы были вместе. Душой и телом. Разумом и чувствами. Я впервые почувствовала, каково это — быть любимой. Из-за чего написано множество любовных романов, снято тысячи картин и нарисовано портретов.
Не думала, что когда-то скажу это, но любовь поселилась и во мне. Она заразила меня собой, поглотила в свои сети, а я даже не ищу выхода оттуда. Не хочу. Мне и так все нравится. Сейчас этот мужчина стоит рядом со мной, обнимает в менее людных местах, держит за руку. Не целует. Но это не страшно. Я прикоснусь к его губам, как только окажусь с ним в комнате. Один на один.
— Посмотри, — Олег отвлекает меня от размышлений. — Какая красота, — он показывает на картину Моны Лизы, около которой образовалась толпа. Картина ограждена ограничителями и стеклом, словно каждый из туристов желает ее стырить.
— И что? Обычная женщина.
— Погляди на губы. Как ты думаешь, она улыбается?
— Ни черта подобного. Смотрит на меня, как на убийцу в суде! — возмущаюсь я. Хорошо, что вокруг нас нет русских, никто мою речь не поймет.
— А теперь внимательнее.
И что? Ну пялюсь я на эту Мону Лизу, дальше что? Ничего в ней магического нет, как писали в интернете. Обычная женщина с обычной внешностью. Только меня дико пугает, что она зыркает на меня с разных уголков зала. До чертиков. Брр!
— Ладно, пошли, ценитель искусства.
Олег махнул рукой и потянул меня к выходу. Да, пора, что-то долго мы здесь тусуемся. Напоследок оборачиваюсь на картину Да Винчи. Мона Лиза загадочно улыбалась, глядя на нас.
Остальное время мы гуляли по улицам Парижа, узнавали друг друга, разговаривали. Много разговаривали. Знаете, так долго я не болтала ни с кем за всю свою жизнь. Даже в те времена, когда Олег забирал меня из интерната и отвозил куда-то погулять.
Я узнавала его с другой стороны. Не как будущего опекуна, не как взрослого, готового вытащить меня из грязной канавы, а как мужчину. Как равного себе человека. Возможно, между нами существует пропасть в пятнадцать лет, но я этого совсем не ощущаю. Ни внешне, ни внутренне.
Я все равно его люблю…
Вот так я когда-то стал байкером, — заканчивает свою мысль Олег.
— После этого ты начал набивать татушки?
— Ну да, — улыбается он в ответ. — Первые вот эти, — показывает на костяшки с иероглифами.
— Что они означают? — мы останавливаемся на пешеходном переходе, разделяющем нас с Эйфелевой башней.
Олег молчит некоторое время, глядя на верхушку башни, а затем, так же лучезарно улыбаясь, отвечает:
— Это истина, — показывает на указательный палец, — это свобода, — средний, — это ожидание и любовь, — указывает на безымянный и мизинец.
— Любовь такая маленькая, — говорю я, снова касаясь пальцами иероглифов. Остальные три казались одинаковыми.
— Ну так и палец не такой большой, — усмехается Олег.
— Почему тогда она на мизинце, а не, скажем, на указательном?
— Потому что значения идут последовательно от указательного пальца к мизинцу. Пока не познаешь первые три, не сможешь испытать любовь, — говорит он серьезно, а меня почему-то распирает на смех. Ну правда, кто такой хренью занимается?
— Ага, конечно. Ты всем своим бабам это рассказывал?
— А теперь вспомни, как мы познакомились.
Одной фразы достаточно, чтобы прокрутить воспоминания вдоль и поперек. Начиная с нашего знакомства, со смерти Миши, заканчивая нашей страстью. Нашей болезнью. Нашим влечением друг к другу.
Истина… свобода… ожидание…
Только сейчас начинаю осознавать, что все произошло не зря, что этот привлекательный мужчина, занявший в моем сердце все пространство, неслучайно появился в моей жизни. Все закономерно. Решено. За нас. А
