вырву, – прошептала Айлин.
– Или я достану сумку с ругательствами.
Айлин долго лежала в полной тишине, так и не выбравшись из-под одеяла и боясь пошевелиться.
…Проснувшись, она высыпала содержимое своей парчовой сумочки на туалетный столик, расстегнула потайную молнию и вынула спрятанную за подкладкой перчатку из той же переливающейся ткани. Потом скинула с постели подушки, залезла на неё с ногами, встала в изголовье, оказавшись лицом к лицу с картиной, на которой Мать-кошка возлежала посреди жаркой пустыни, приложила ладонь к позолоченной раме и мысленно сформулировала свою просьбу о постижении сути вещей.
В ответ ярко осветился в левом нижнем углу картины камень, наполовину занесённый песком. Айлин натянула на правую руку перчатку и осторожно сунула руку в картину – как будто в нагретую духовку, от которой шёл запах сухого, раскалённого песка.
Перевернув рукой камень и вытащив из-под него желтоватый, под цвет пустыни, конверт, Айлин слезла с кровати. Несколько песчинок упали на туалетный столик, когда она стянула перчатку с руки. Нельзя было отвлекаться, но она всё равно обернулась и посмотрела на огромный силуэт Матери-кошки на горизонте, чувствуя, как от горечи и умиления в горле встаёт ком.
В конверте оказались несколько пронумерованных листков. На первом листке излагалось требование одеться во что-то отличное от платья, а после пошагово выполнять инструкции и не приступать к следующей, не выполнив предыдущую.
…Господин Куафюр вошёл в спальню, как обычно, вразвалку и с независимым видом. Айлин в спортивном костюме сидела за туалетным столиком и была слишком сосредоточена, чтобы бурно отреагировать на расцветший у него под глазом синяк, но не могла внутренне не ужаснуться – фиолетовое на красном лице…
– Пожалуйста, простую косу, Одилон, но понадёжнее, – попросила она. – Меня ждёт трудный день.
Мастер нежно погрузил пальцы в её длинные влажные пряди.
– Я у себя, если что. Можете на меня рассчитывать.
– Это мило, благодарю. Что с глазом?
– Трудный день. Конец света уже наступил? Вы в чём-то спортивном… – Мерзость какая, отразилось на изукрашенном лице Куафюра.
– Вот! Ты меня понимаешь. Хуже только показаться на людях голой, – пожаловалась Айлин.
– Так вы собираетесь…? В сапфирах и… в этом?!
– Вынуждена.
Мастер закашлялся, включил фен и больше не проронил ни слова.
…Ковыляющий с палкой в туалет Джио остолбенел, увидев, как Хозяйка, растрёпанная, в тёмно-синем спортивном костюме, с кряхтеньем и жалобными охами то перекатывается, то ползёт на четвереньках по паркету из одного конца коридора в другой. За ней следовала небольшая группа из слуг: старик Барри в бархатной куртке, возбуждённый Гонзарик, растерянные женщины с кухни – распорядительница и повариха… две горничные в форменных платьях, видимо, из новеньких, и трое охранников. В доме теперь постоянно дежурили крепкие мужчины.
– С дороги… – прохрипела Хозяйка, увидев Джио.
Поравнявшись со слугами, Джио услышал, как они совещаются, и остановился.
– Впору психиатров звать, господин Барри, – с тихим ужасом говорила распорядительница по кухне.
– Мада Лорна, вы напрасно беспокоитесь. Госпожа Айлин знает, что делает, – отвечал старик.
– Знает ли? – сказала расстроенная повариха, статная черноволосая женщина. – В леднике сидела. Вышла, стуча зубами… чуть не инеем покрылась. Потом залезла в кладовку и пробыла там, в темноте, не меньше часа… выкрикивала детские стишки…
– И ещё кукарекала! – вставил Гонзарик.
– И госпожи ловиссы, как назло, нет… и господина Лунга…
– Так позвоните им, – сказал Джио.
Старик Барри рассердился.
– Не нужно никуда звонить! Идите работайте, я за ней присмотрю!
Айлин полежала на спине, раскинув руки, перевела дух и покатилась дальше.
– Хотя бы врача вызовите, господин Барри, – сказала Лорна. – В её возрасте… Смотреть страшно…
– Спрашиваю: кто дал вам право вмешиваться в замыслы госпожи нашей?! – рявкнул старик.
Лорна с надеждой повернулась к подошедшему Даймону:
– Может, хоть вы подскажете, господин Даймон, что с хозяйкой?
Помощник архивариуса думал недолго.
– Она пытается вывести себя из равновесия. Помнится, Ирланг Шестой, эпоха… э-э… простоял на голове всю ночь, чтобы…
– Я вас, конечно, уважаю, господин Даймон… за трудолюбие… – перебил Барри недовольным тоном, но Даймон решительно закончил:
– Думаю, она собирается сотворить заклинание.
Слуги бросились врассыпную. В коридоре остались только Даймон, Барри, Виктория и Гонзарик.
– Извините, у меня тоже дела… – Даймон удалился.
– Виктория! – донёсся издалека голос Лорны.
Повариха с жалостью посмотрела на катающуюся хозяйку и поспешила на кухню.
– И тебе пора, дружок, – мягко сказал Барри Гонзарику.
…К своей спальне на втором этаже Айлин приползла на четвереньках, не имея сил даже подняться с колен и приложить ладонь к замку – ей помог Барри, следовавший за хозяйкой на почтительном расстоянии. Едва за ней закрылась дверь, старик вызвал из клиники доктора Бона.
…Она выполнила все до единого дурацкие требования, изложенные на листках из конверта, и чувствовала себя так, будто её переехали, или она упала и всё себе отбила. Листки один за другим перекочевали из правого кармана спортивных штанов в левый. Оставался последний. Она кое-как его достала, лёжа на полу у кровати.
Жалко, что я не вижу, как ты мучаешься, Айлин. Стараешься, будто прилежная ученица, да? Ты заняла моё место – получай. Я, Павлина Шипетта Монца, эпоха Сомнений, время Павлины, подшутила над тобой. Ты представить себе не можешь, как я сейчас смеюсь. Просто умираю со смеху! Ну, давай, посмейся вместе со мной!
Айлин задрожала от гнева. Сердце в груди стучало так громко, что она ничего не слышала, кроме этого сумасшедшего стука. Опасаясь сердечного приступа, она полежала неподвижно, потом снова поднесла к глазам послание и заметила внизу стрелочку. Она перевернула листок.
И вот теперь, когда тебя переполняет ярость, когда ты шатаешься от усталости, вся в поту и в пыли, а слуги, опасаясь за твой рассудок, готовы наброситься на тебя и связать, пробеги глазами эти две строчки. Пользуйся пришедшим к тебе даром до заката и больше не обращайся к нему.
– Барри… – мёртвым голосом позвала Айлин в домофон.
– Я здесь, госпожа! – сразу отозвался старик.
– Мне… бы… врача…
– Вот он, госпожа! Под дверью! Если вы откроете…
Щёлкнул замок, дверь распахнулась, и доктор Бон вместе с Барри ворвались в спальню. Айлин без сознания лежала на полу.
…Доктор Бон сделал всё возможное, чтобы Айлин смогла как можно скорее восстановить силы. Барри тайком от доктора дал ей выпить приятно пахнущую микстуру, и через три часа Айлин окончательно воспряла. Боль в теле ушла, осталась сильная слабость и ещё – то странное, что пришло к ней, дар чувствовать людей. Когда доктор Бон держал её за руку, считая пульс, Айлин словно обволакивало мягкое спасительное облако. От Барри веяло такой любовью
