Блеснув на солнце, сабля Тамана взлетела ввысь, после чего он должен был опустить клинок на мою голову. Но я не жду, пока он закончит свое красивое и отточенное долгими годами тренировок движение. Длинный шаг вперед. Слегка присел. Снизу вверх меч летит в тело Тамана и острие вонзается в его горло. Есть! Достал! Хруст хрящей и бульканье вырывающейся из рассеченных вен крови. После чего резкий рывок на себя. Сталь покидает тело вождя, а он, раскинув руки и, роняя саблю, падает на спину.
Оглядываюсь. Ни радостных криков, ни возгласов. Вожди смотрят на Тамана, и я обращаюсь к Кулибину:
— Возьми своих воинов и окружи кочевье рода Соух. Отныне сородичи Тамана подчиняются тебе. Всякого, кто схватится за оружие, убить. Любому, кто попытается сбежать, переломить хребет. Тех, кто готов подчиниться, не обижать. Выполняй!
— Будет исполнено.
Кулибин слегка поклонился и покинул круг. Ну, а я, в очередной раз, оглядев вождей, спросил их:
— Продолжим наш разговор?
Разумеется, переговоры были продолжены, и после полудня мою власть признали представители двадцати восьми родов, плюс Соух стали кулами (младшими братьями) Гэрэй. Таким было начало. Но до того момента, когда все встанет на свои места, было далеко. Я был уверен, что ночью минимум три кочевья попытаются удрать. Однако у них ничего не выйдет, ибо за вождями присматривали гэрэи, а черные клобуки были готовы подавить любое выступление против нового хана, то есть меня. Ну, а помимо того, я ощущал приближение угрозы. Значит, Бачман уже недалеко, и только после того, как мою власть над отколовшимися степняками признает этот половецкий хан, я смогу считаться настоящим повелителем вновь образованной орды, пока еще небольшой, но дайте срок, и она разрастется.
Я оказался прав. Ночью, сразу после праздничного пира, четыре кочевья попытались уйти. Но это были небольшие рода, и остановить их удалось без труда, одной только демонстрацией готовых к схватке конных сотен. А утром появились дозорные, которые доложили, что приближается шесть тысяч всадников хана Бачмана, которые находятся от нас в одном дневном переходе. Против моих тридцати двух сотен (включая триста черных клобуков), это были огромные силы, особенно если учитывать тот факт, что половина кочевников сразу же разбежится, ибо драться с половцами они не хотели.
Да вот только я не переживал. После дозорных в острог прибыли три десятка воинов, мои посланцы в Константинополь, которых возглавлял варяг Свойрад, несколько киевских наемников, и Валентин Кедрин. Помощь убийцы с душой волка, в том деле, которое я задумал, была как нельзя кстати. После чего, проведя краткий военный совет, я приказал собирать воинов. Пришла пора показать степнякам себе не только как одиночного бойца, превосходного мечника и неплохого дипломата, но и как полководца. Только это укрепит мою, пока еще шаткую власть, и поднимет авторитет Вадима Сокола, без которого в Диком поле человек не человек, а так, мошка. А значит, держись Бачман, я уже иду к тебе.
Глава 20
Река Саксагань. Весна 6657 С.М.З.Х
Ставка хана Приднепровской орды Бачмана, как водится, находилась на возвышенности и, стоя подле своего шатра, потомок славного Боняка смотрел на раскинувшийся вокруг лагерь. Тысячи костров, окружали его и в ночной темноте они казались глазами диковинных зверей, которые глядели на него. Но это, разумеется, было не так. Рядом с каждым костром сидели половецкие воины, которых он позвал в поход, дабы наказать отщепенцев, не желающих признавать его власть. Наглецы должны были ответить, и тот, кто подбил их на бунт, неведомый колдун из славянских земель, по имени Вадим и прозванию Сокол, тоже. И хан был уверен, что все сложится именно так, как он того хочет. Ведь войско его было больше вражеского, идущие с ним воины не сборные ватаги, а ветераны многих степных сражений, под которыми быстрые кони, а в руках грозных батыров доброе оружие.
Однако, несмотря на большое количество костров, верных телохранителей возле шатра и уверенность в победе, на сердце у Бачмана было как-то неспокойно. По какой-то неизвестной ему причине мятежные рода не бросились бежать, лишь только они прослышали о надвигающейся на них беде, а сами выступили навстречу ордынским воинам и сейчас находились невдалеке от войска половцев. Ханом это расценивалось как безумие, и так не должно было быть. Но почти три тысячи сабель, которые были собраны из разных родов, готовились к неизбежной битве с шестью половецкими тысячами, и отступать они не собирались. Ну, а поскольку хан не понимал их поступка, то беспокоился и был занят поиском ответа на один простой вопрос.
«Почему же они не бегут? — разглядывая огни, спросил себя Бачман, дородный пожилой мужчина с крючковатым носом, в дорогом бухарском халате и с усыпанной драгоценными каменьями саблей на боку. — Может быть, они ищут смерти? Нет, ибо слишком хитры и опытны старые вожаки родов. Тогда, наверное, причина в колдуне, который заморочил уважаемым старикам головы? Возможно. Ну, а если они выступили против меня, чтобы дать своим семьям возможность сбежать? Да, скорее всего, это правильный ответ. Однако тогда выходит, что их новый хан слаб на голову, ибо я смету войско отщепенцев, как степной буран сдувает с пути сухую верблюжью колючку, а потом все равно догоню беглецов, и отдам кочевья изменников на растерзание своим воинам».
Найдя, как ему казалось, разумное объяснение поступку противника, Бачман кивнул своим охранникам и вошел в пустой шатер. Покряхтывая и, чувствуя одышку, которая с недавних пор стала его донимать, хан отстегнул саблю, и скинул халат. Затем барсучьим жиром он смазал стоящую рядом с ложем статуэтку родового тоса (семейного бога), мысленно перечислил по именам своих кормосов (умерших предков) и только после этого прилег на широкую мягкую кошму.
Он закрыл глаза и постарался заснуть, ведь завтра хан должен выглядеть сильным и крепким, дабы воины не сомневались в нем. Но голова половца была забита множеством вопросов, которые не желали покидать его и он, сам того не желая, сосредоточился на них и стал перебирать проблемы, словно нанизанные на шнурок камешки. Одну за другой, одну за другой, пока еще не решая вопрос, а только присматриваясь к нему.
Кажется, какие проблемы могут быть у вольного и сильного степного хана на родных и милых сердцу бескрайних просторах? Никаких, живи и радуйся. Однако они имелись.
Ромеи, коварные и хитрые твари, что ни год, присылали к нему своих послов, которые передавали ему откуп, чтобы он не трогал их приморские города и не перекрывал торговые пути. Но одновременно с этим они что-то нашептывали его родственникам, а потом подбивали Бачмана наброситься на соседей или русских князей. За руку ромеев поймать не удавалось, слишком скользкие они твари, словно водяные змеи, и объявить им серьезную войну хан тоже не мог, ибо в таком случае сразу же терял поддержку половины своих приближенных и мог получить на шею удавку или яд в питье. А еще эти хитрецы постоянно натравливали на него прикормленных крымских кочевников, которые вели дела с купцами из Херсонеса (Корсуни), Сугдеи (Сурожа), Корчева и Таматархи. Поэтому хан всегда был настороже и бдительности не терял
Вот и думай, что делать. Сидеть и изображать из себя живого болванчика, который на все кивает головой, каждый день посещает жен и развлекается охотой, или следуй заветам предков — бить подлых тварей с черной душой там, где их встретишь? Ответа не было, и Бачман вспомнил о других соседях.
На западе от Приднепровской орды кочевали лукоморцы, которых возглавлял внук великого Тугоркана (по-русски Тугарина Змея) лихой и горячий хан Изай от которого неизвестно чего ожидать, поскольку он все время находился в движении и постоянно воевал. То с галичанами сцепится, то с ромеями, то с уграми или киевлянами, а бывало, что и на своих сородичей половцев нападал. Непредсказуемый человек, а значит опасный.
На севере находились земли русских, Переяславль и Киев, которые прикрывали сильные отряды черных клобуков и тяжелая дружинная кавалерия. Там были богатые земли и в тех краях всегда можно взять знатную добычу, про это знал любой степняк. Но славяне внимательно следили за степью, и если пойти на них в поход, то это могло обернуться великим погромом. Тот же самый знаменитый Тугоркан, родственник Владимира Мономаха, сколько бегал, и все равно попался, да живота лишился, а Бачман хотел жить. По этой причине нападать на Русь он не спешил.
На северо-востоке раскинулись владения других родственников, заорельских половцев, которых Бачман ненавидел люто, ибо не раз они вместе с русскими князьями обрушивались на вежи приднепровцев. Этого хан никогда не забывал и постоянно с ними цапался, что при прежнем заорельским хане, старике Аепе, что при нынешнем, временном, Тотуре. И хотя пока они были заняты на Руси, где воевали за своего родственника Гюрги, и звали его с собой, Бачман с ними не пошел и постоянно ожидал от заорельцев удара в спину.
